— Почему вы так сказали? — спросил я.
— Моя прапрабабка была деревенской колдуньей. Кое-что из ее способностей иногда проявляется и у меня.
Она посмотрела на меня; это был полуминутный взгляд, тяжелый, словно пролет моста, и безапелляционный, словно наступление рассвета после ночи.
Я решил, что с этого мгновения буду принадлежать к той части мужчин, которые дают решительный отпор подобного рода взглядам. Я лишь не знал, что это так трудно. Чтобы прибавить себе решимости, я сделал еще два глотка коньяка.
— То есть в тот день, когда он звонил…
— Не совсем так. Это не был прямой разговор, телефон воспроизвел запись. Правда, из того, что он говорил, следовало, что запись он сделал в тот же день…
— А когда вы сообщили в полицию?
— Неделю спустя. Они приехали через три часа, разговаривали со мной десять минут, осмотрели вещи Скайпермена и, поскольку я об этом попросила, забрали их. Так выглядело наше прощание.
— Это правда, что у него были искусственные передние зубы? — спросил я; мне было интересно, действительно ли она знает о нем все.
— Да, он потерял их в какой-то драке в молодости. Это одна из тем, на которые он любил говорить.
— У него были знакомые? Вы кого-нибудь из них знаете?
Она покачала головой:
— Только мимолетные знакомства, ничего интересного. Такие, на какие обречен тот, у кого нет работы. Скайпермен насчет них не распространялся, а я не настаивала.
Она закинула ногу на ногу. В средние века она сделала бы карьеру, одним лишь своим видом открывая ворота осажденных крепостей. Я почувствовал, что какая-то часть меня бросилась на поиски белого флага, вторая же изнутри выламывает ворота. Я поставил бокал и встал, несмотря на то, что кресло тянуло меня вниз с силой в полкилотонны.
— Что ж… — Я нашел слово, для произнесения которого не требовалось особых усилий, и начал лихорадочно вспоминать, знаю ли я еще такие же, которые можно произнести даже в мчащейся с пятикратным ускорением ракете. — Спасибо. Я уже составил полную картину…
— Вам это чем-нибудь помогло? — спросила она, вставая.
Намного легче с ней было разговаривать, когда она стояла неподвижно.
— Не очень, — честно признался я. — Но большего я и не ожидал. Спасибо, — повторил я.
Я обошел ее и направился к двери, с каждым новым отделявшим меня от нее сантиметром чувствуя себя все лучше. Хорошо еще, что прапрабабка ничему ее больше не научила. У дверей я обернулся, чтобы одарить ее стандартной прощальной улыбкой.
— Вы не попросите меня, чтобы я дала знать, если что-то вспомню? Всегда так делается.
— Во второразрядных повестях и старых фильмах, — ответил я. — Кроме того, меня сложно поймать в конторе; я избегаю ее с тех пор, как узнал, что на месте работы умирает шестьдесят процентов граждан Штатов. До свидания.
Лишь выйдя на лестничную клетку, я позволил себе глубоко и облегченно вздохнуть. Сбегая по трем пролетам на улицу, я чувствовал себя свободным и полным радости. Лишь в отеле, в ванне, погрузившись в облако эвкалиптового пара, я услышал тихий вопрос: «А чему ты, собственно, радуешься, Оуэн?»
Я включил музыку, нашел канал с мелодиями моей молодости и сделал вид, что пытаюсь поправить себе настроение. Две банки пива сверх всяческих ожиданий удачно выполнили свою задачу. Затем меня рассмешил комп, напомнив, что я должен опрыскать башку новой порцией «Ремса» и проглотить еще две таблетки. Без точного соблюдения условий применения фирма не гарантирует положительного эффекта. Он также добавил, словно не веря собственным словам, что алкоголь ослабляет эффективность действия препарата. Хороший, самообучающийся комп. Я бросил взгляд на новую информацию от Хиттельмана и, оставив ее на потом, пошел поиздеваться над официантом. Я съел все, что заказал, а затем бесплатно научил бармена готовить напиток с звучным названием «Конь с копытами», который придумал тут же на месте, и в очередной раз убедился, что в этой области у меня несомненный дар.
Прежде чем приняться за изучение докладов ОБТ, я осторожно стер со своего бесценного президентского документа пепел, заменявший тушь, и удовлетворенно отметил, что подобным образом могу использовать его до бесконечности. Я взялся за чтение, каждый час отрываясь от потока информации и упаковывая все, что казалось мне того достойным, в собственную память. Затем выпивал банку пива и снова брался за дело. Закончив около двух ночи, я в очередной раз поменял дату в записи, в очередной раз выбросил старый и спрятал новый конверт. Даже не включая телевизор, я провалился в. сон, словно в густой кисель.
Комп разбудил меня в десять. Вырванный из сна громким сигналом, я полежал в постели десять минут, бесплодно пытаясь вспомнить мысль, которую, как мне казалось, держал в зубах всю ночь. Но перед тем, как проснуться, я открыл рот, и она улетела, дав втянуть себя в работавший на максимальных оборотах кондиционер.
Я брился, избегая смотреть себе в глаза — это всегда рассеивало мое внимание. Где-то на середине этого процесса я вспомнил, о чем хотел не забыть, побежал в комнату и, вызвав архив ЦБР, извлек из него данные на крупнейших боссов подполья, тех самых, кого мы собирали для беседы, ввел их имена, имена их заместителей и более-менее значительных личностей из окружения и добавил их к списку ключевых слов для поиска ассоциаций. Я закончил бриться, настроенный к самому себе куда более благосклонно, и позавтракал в номере. Затем просмотрел два доклада, полученных за ночь. Ничего существенного. Было одиннадцать. Семь часов до возвращения транстайма.
Нужно было решать, что делать дальше. Теоретически, и это было весьма соблазнительным решением, я мог вернуться, отдохнуть и снова прыгнуть сюда. В это время комп занимался бы сбором данных, преступники набирались бы уверенности, а я — сил. А потом я вернулся бы сюда на четыре дня, поблагодарил машину и вывел злоумышленников на чистую воду. Финита ля комедия, в лучшем голливудском издании. Я поискал на губе табачную крошку, но ее там не было. Да и не могло быть, если куришь сигареты с фильтром, так что я сплюнул просто так. Я стер из памяти факт существования часов, и тем более каких-то там шести вечера, и подошел к фотоаппарату и биноклю, по-идиотски вглядывавшимся в окна ЭТВИКС. Я сфотографировал швейцара, затем увековечил целующуюся у окна пару. Фотографию я увеличил так, чтобы всю площадь снимка занимал сосок. Затем отцепил бинокль и изучил с его помощью всю окружающую обстановку, улицу, автомобили, окна. Я мог сделать еще несколько снимков эротической тематики, хотя время было еще достаточно раннее.
Я просмотрел свои записи и добавил к ним несколько вопросительных знаков. Около двенадцати я бросился на кровать и снова начал размышлять, на этот раз по-другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58