Но нужно было перешагнуть через это, перешагнуть а во что бы то ни стало.
Лацис смотрел на него. Терпеливо ждал.
— Ещё до вооружённого восстания, — тихо заговорил Сперанский, — мы предполагали активизировать нашу деятельность и провести в городе ряд крупных диверсий… Это была трудная ночь. Задолго до рассвета десятки автомобилей, срочно мобилизованных на ликвидацию контрреволюционного заговора, разъехались в разные концы города. Вместе с чекистами в операции участвовали поднятые по тревоге красноармейцы гарнизона.
Арестовывать бразильского консула графа Пирро, по понятным причинам, поехал сам Лацис. Предъявив обвинения, он вру — чип ему ордер на обыск. Консул занервничал, стал ссылаться на дипломатический иммунитет, настаивал на том, чтобы его сейчас же, ночью, представили членам правительства Украины.
— Это попрание всех международных норм! Это неслыханое… простите, неслыханное дикарство! — кричал он, успевая, однако, насторожённо рассматривать чекистов. — Моё правительство доведёт этот факт до сведения мировой общественности.
— Приступайте к обыску! — не обращая внимания на угрозы, спокойно сказал Лацис.
— Постойте! — воскликнул с отчаянием граф. — Хочу предупредить, что, даже если вы ничего не найдёте, — а в этом я уверен! — я все равно сообщу об этом неслышимом… простите, неслыханном произволе своему правительству. И вашему тоже.
— Конечно. Больше того, если мы ничего не найдём, моё правительство извинится перед вами и перед вашим правительством, — невозмутимо сказал Лацис.
— Мы не примем извинений! — театральным голосом, с вызовом вскричал граф Пирро.
— Я иного мнения о вашем правительстве. Надеюсь, оно сумеет нас понять. Ведь вам, господин консул, предъявлено обвинение в попытке свергнуть в Киеве Советскую власть путём военного переворота.
— Это чудовищно!.. Это нелепое обвинение ещё надо доказать! — Граф Пирро изобразил на своём лице степень крайнего удивления.
Но уже вскоре после начала обыска консул сник, опустил голову. Чекисты обнаружили в особняке несколько тайников с оружием, а также десятки ящиков динамита.
— Как видите, господин консул, моему правительству не придётся извиняться перед вашим правительством! — сухо сказал Лацис.
Остаток этой ночи бразильский консул провёл в Чека, куда то и дело привозили все новых заговорщиков.
Заведующего оружием инженерных командных курсов Палешко чекисты подняли с постели и вместе с ним проехали по другим адресам, арестовав ещё человек десять его коллег и сообщников.
Около ста заговорщиков было арестовано в Управлении ЮгоЗападной железной дороги. На заводе «Арсенал», в цехах, где стояли отремонтированные и готовые к отправке на фронт орудия, чекисты извлекли из вентиляционных колодцев несколько пудов взрывчатки. А на Владимирской горке, неподалёку от памятника Владимиру крестителю, нашли тайник с несколькими десятками пулемётов и большим количеством патронов к ним. Ещё одним тайным складом оружия служила полузатопленная баржа…
Среди арестованных оказался армейский ветеринарный врач. В небольшом здании ветеринарной аптеки чекисты обнаружили вакцину, при помощи которой врач уже неоднократно заражал кавалерийских лошадей сапом.
Не избегли своей участи главари заговора петлюровцев, которые к тому времени уже вступили в переговоры об объединении с Киевским центром. В эту ночь были арестованы петлюровские офицеры Стодоля и Корис и несколько сот их помощников.
С заговором было покончено. Через несколько дней, улучив свободную минуту, Красильников собрался съездить в больницу проведать Фролова и зашёл в приёмную, чтобы предупредить Лациса.
Дежурный, немногословный и неторопливый с виду человек, разъяснил, что Мартина Яновича нет, но он только что звонил от Косиора: будет минут через десять.
Красильников задержался, и очень скоро появился Лацис. Намётанным глазом Красильников сразу заметил, что он чем-то взволнован.
— К Фролову поедем вместе! — озабоченно сказал Лацис. — Возникли новые, важные обстоятельства — я только что узнал о них, и посоветоваться с Фроловым мне крайне необходимо.
…Госпиталь, в котором лежал Фролов, находился неподалёку от Купеческого сада. И хотя сюда долетала музыка, пение цыганского хора, смех, здесь, как нигде в городе, чувствовалось дыхание неотвратимо надвигающегося фронта. В госпитальном садике, под редкими деревьями, прямо на выжженной солнцем ущербной траве, лежали выздоравливающие красноармейцы, курили махорку и вели бесконечные, то по-крестьянски медлительные, то, как на митингах, бурные, разговоры о войне, о родном доме и больше всего
— о земле, о том, что за неё, кормилицу, можно и голову сложить. Один из них откровенно наслаждались вынужденным бездельем, другие явно тяготились им.
В вестибюле и коридорах госпиталя с сосредоточенной поспешностью мелькали мимо тесно поставленных друг возле друга коек озабоченные врачи, строгие усталые сестры и по-домашнему уютные нянечки. У кроватей смиренно сидели родственники и знакомые, невесть как отыскавшие и невесть каким путём пробравшиеся к своим дорогим, любимым, близким.
Пожилая нянечка проводила Лациса и Красильникова до палаты, остановилась у двери.
— Только, пожалуйста, недолго. Крови у них вышло страсть как много, — наказывала она им, — слабые они очень.
Фролов лежал в крошечной палате один. Лицо его, и без того сухое, ещё больше заострилось, щеки глубоко запали, на губах запёкся жар нестерпимой боли. И только глаза, как и прежде, светились молодо и живо.
— Вот спасибо, что пришли, — приподнялся на локте Фролов, пытаясь встать, и по лицу его разбежались радостные морщинки.
— Лежи-лежи! — сердито приказал Красильников и переставил вплотную к кровати беленькие крохотные табуретки. — Мы посидим, а ты полежи, раз такая канифоль вышла.
Лацис и Красильников по очереди дотронулись руками до бледной худой руки Фролова, лежащей поверх белой простыни, — поздоровались. Фролов в знак приветствия смог только слабо, беспомощно шевельнуть рукой. Лацис неловко полез в карман своей куртки, достал газетный свёрточек и тихо положил его на тумбочку:
— Сахар.
— Папирос бы. Третий день без курева, — глядя благодарными глазами на друзей, попросил Фролов.
Лацис хитровато взглянул на Фролова и из другого кармана извлёк две пачки папирос.
— Ну, теперь живём! — медленно в улыбке разжал губы Фролов. — А то ни походить, ни покурить. Прямо хоть помирай!
— Помирать, положим, ещё рано. Пускай враги наши помирают, а нам жить надо, — внимательно рассматривая Фролова, сказал Лацис.
— Принимаю как руководство к действию! — И Фролов нетерпеливо добавил: — Будем считать, что о погоде поговорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Лацис смотрел на него. Терпеливо ждал.
— Ещё до вооружённого восстания, — тихо заговорил Сперанский, — мы предполагали активизировать нашу деятельность и провести в городе ряд крупных диверсий… Это была трудная ночь. Задолго до рассвета десятки автомобилей, срочно мобилизованных на ликвидацию контрреволюционного заговора, разъехались в разные концы города. Вместе с чекистами в операции участвовали поднятые по тревоге красноармейцы гарнизона.
Арестовывать бразильского консула графа Пирро, по понятным причинам, поехал сам Лацис. Предъявив обвинения, он вру — чип ему ордер на обыск. Консул занервничал, стал ссылаться на дипломатический иммунитет, настаивал на том, чтобы его сейчас же, ночью, представили членам правительства Украины.
— Это попрание всех международных норм! Это неслыханое… простите, неслыханное дикарство! — кричал он, успевая, однако, насторожённо рассматривать чекистов. — Моё правительство доведёт этот факт до сведения мировой общественности.
— Приступайте к обыску! — не обращая внимания на угрозы, спокойно сказал Лацис.
— Постойте! — воскликнул с отчаянием граф. — Хочу предупредить, что, даже если вы ничего не найдёте, — а в этом я уверен! — я все равно сообщу об этом неслышимом… простите, неслыханном произволе своему правительству. И вашему тоже.
— Конечно. Больше того, если мы ничего не найдём, моё правительство извинится перед вами и перед вашим правительством, — невозмутимо сказал Лацис.
— Мы не примем извинений! — театральным голосом, с вызовом вскричал граф Пирро.
— Я иного мнения о вашем правительстве. Надеюсь, оно сумеет нас понять. Ведь вам, господин консул, предъявлено обвинение в попытке свергнуть в Киеве Советскую власть путём военного переворота.
— Это чудовищно!.. Это нелепое обвинение ещё надо доказать! — Граф Пирро изобразил на своём лице степень крайнего удивления.
Но уже вскоре после начала обыска консул сник, опустил голову. Чекисты обнаружили в особняке несколько тайников с оружием, а также десятки ящиков динамита.
— Как видите, господин консул, моему правительству не придётся извиняться перед вашим правительством! — сухо сказал Лацис.
Остаток этой ночи бразильский консул провёл в Чека, куда то и дело привозили все новых заговорщиков.
Заведующего оружием инженерных командных курсов Палешко чекисты подняли с постели и вместе с ним проехали по другим адресам, арестовав ещё человек десять его коллег и сообщников.
Около ста заговорщиков было арестовано в Управлении ЮгоЗападной железной дороги. На заводе «Арсенал», в цехах, где стояли отремонтированные и готовые к отправке на фронт орудия, чекисты извлекли из вентиляционных колодцев несколько пудов взрывчатки. А на Владимирской горке, неподалёку от памятника Владимиру крестителю, нашли тайник с несколькими десятками пулемётов и большим количеством патронов к ним. Ещё одним тайным складом оружия служила полузатопленная баржа…
Среди арестованных оказался армейский ветеринарный врач. В небольшом здании ветеринарной аптеки чекисты обнаружили вакцину, при помощи которой врач уже неоднократно заражал кавалерийских лошадей сапом.
Не избегли своей участи главари заговора петлюровцев, которые к тому времени уже вступили в переговоры об объединении с Киевским центром. В эту ночь были арестованы петлюровские офицеры Стодоля и Корис и несколько сот их помощников.
С заговором было покончено. Через несколько дней, улучив свободную минуту, Красильников собрался съездить в больницу проведать Фролова и зашёл в приёмную, чтобы предупредить Лациса.
Дежурный, немногословный и неторопливый с виду человек, разъяснил, что Мартина Яновича нет, но он только что звонил от Косиора: будет минут через десять.
Красильников задержался, и очень скоро появился Лацис. Намётанным глазом Красильников сразу заметил, что он чем-то взволнован.
— К Фролову поедем вместе! — озабоченно сказал Лацис. — Возникли новые, важные обстоятельства — я только что узнал о них, и посоветоваться с Фроловым мне крайне необходимо.
…Госпиталь, в котором лежал Фролов, находился неподалёку от Купеческого сада. И хотя сюда долетала музыка, пение цыганского хора, смех, здесь, как нигде в городе, чувствовалось дыхание неотвратимо надвигающегося фронта. В госпитальном садике, под редкими деревьями, прямо на выжженной солнцем ущербной траве, лежали выздоравливающие красноармейцы, курили махорку и вели бесконечные, то по-крестьянски медлительные, то, как на митингах, бурные, разговоры о войне, о родном доме и больше всего
— о земле, о том, что за неё, кормилицу, можно и голову сложить. Один из них откровенно наслаждались вынужденным бездельем, другие явно тяготились им.
В вестибюле и коридорах госпиталя с сосредоточенной поспешностью мелькали мимо тесно поставленных друг возле друга коек озабоченные врачи, строгие усталые сестры и по-домашнему уютные нянечки. У кроватей смиренно сидели родственники и знакомые, невесть как отыскавшие и невесть каким путём пробравшиеся к своим дорогим, любимым, близким.
Пожилая нянечка проводила Лациса и Красильникова до палаты, остановилась у двери.
— Только, пожалуйста, недолго. Крови у них вышло страсть как много, — наказывала она им, — слабые они очень.
Фролов лежал в крошечной палате один. Лицо его, и без того сухое, ещё больше заострилось, щеки глубоко запали, на губах запёкся жар нестерпимой боли. И только глаза, как и прежде, светились молодо и живо.
— Вот спасибо, что пришли, — приподнялся на локте Фролов, пытаясь встать, и по лицу его разбежались радостные морщинки.
— Лежи-лежи! — сердито приказал Красильников и переставил вплотную к кровати беленькие крохотные табуретки. — Мы посидим, а ты полежи, раз такая канифоль вышла.
Лацис и Красильников по очереди дотронулись руками до бледной худой руки Фролова, лежащей поверх белой простыни, — поздоровались. Фролов в знак приветствия смог только слабо, беспомощно шевельнуть рукой. Лацис неловко полез в карман своей куртки, достал газетный свёрточек и тихо положил его на тумбочку:
— Сахар.
— Папирос бы. Третий день без курева, — глядя благодарными глазами на друзей, попросил Фролов.
Лацис хитровато взглянул на Фролова и из другого кармана извлёк две пачки папирос.
— Ну, теперь живём! — медленно в улыбке разжал губы Фролов. — А то ни походить, ни покурить. Прямо хоть помирай!
— Помирать, положим, ещё рано. Пускай враги наши помирают, а нам жить надо, — внимательно рассматривая Фролова, сказал Лацис.
— Принимаю как руководство к действию! — И Фролов нетерпеливо добавил: — Будем считать, что о погоде поговорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131