Они вообразили, что им это сойдёт с рук… Их здесь забили до смерти, а потом съели.
Сестра Морфина вышла мне навстречу, с достоинством кутаясь в грязные лохмотья. В последний раз она выглядела гораздо моложе: да, жизнь на свежем воздухе не всегда идёт на пользу. Усталая улыбка, однако, была такой же доброй, как раньше.
— Всегда знала, что ты вернёшься, Джон Тейлор.
— Я ненадолго, сестра.
— Все так говорят.
— Мне нужно поговорить с Гёрни-охотником, сестра.
— Захочет ли он говорить с тобой?.. — Сестра Морфина покосилась на Сладкую Отраву: — От вас разит преисподней.
— Мы не будем создавать проблем…
— Ты сам проблема, Джон. — Сестра Морфина повернулась и исчезла в темноте.
Что ж… поищем кого-нибудь посговорчивее. Обещание выпивки подчас творит чудеса.
Вот, например, Игральная Кость. Когда-то за игорным столом он спустил все, даже собственную плоть. Остались одни кости, но умереть он не может. Так он и лежит, тупо глядя на меня, под одеялом, растянутым на каких-то сучках. Его кости кажутся обглоданными. От души надеюсь, что крысами.
Кого ещё спросить? Недружелюбный здесь народ. Зато разнообразный. Всевозможные твари, люди и даже машины, в чьих позитронных мозгах остаются последние искры энергии. Дух космополитизма пронизывает Тёмную Сторону сверху донизу. Есть даже серенький пришелец в обрывках скафандра — из тех, что высаживаются из летающих тарелок и воруют людей. Отстал от корабля, наверное. Теперь даже на помойке от них спасения нет. Смотри ты, уже приспособился: на шее картонка, а на ней кривыми буквами: «Ментоскопия за еду». Хорошо бы проучить мерзавца, из гуманизма. Не без труда я превозмог искушение. В Крысиных аллеях ничьим прошлым не интересуются. Здесь даже меня приняли.
— Об этих людях никто не заботится. Почему? — спросил Грешник.
— Не забывай, где ты, — напомнил я. — Тёмная Сторона как раз и славится беззаботностью. Потому-то сюда и едут. А лишний раз увидеть, что бывает с неудачниками, людям не интересно. Но не только так — есть же сестра Морфина. Да и старый Пью здесь до сих пор появляется, раздаёт горячий суп и проповедует о серном дожде и адском пламени. Жюльен Адвент не раз делал благотворительные сборы, давал объявления в «Найт тайме».
Бездомный народ начинал понемногу собираться вокруг. В Крысиных аллеях непрошеных гостей не любят. В другом месте людей вроде нас на всякий случай оставили бы в покое, но только не здесь. В глубоком падении есть свои плюсы, например — некого больше бояться. Нас узнали, но любой чужак, хотя бы и самый благонамеренный, прежде всего — законная добыча. Когда-то и мне случалось здесь шарить в карманах неостывших трупов.
Завёрнутые в одеяло фигуры повсюду поднимались на ноги. Сгущалась толпа. Стало неуютно. Я огляделся: дорога к отступлению пока открыта — это хорошо. Убивать мне никого не хочется. Грешник встал слева от меня, а Сладкая Отрава — по правую руку, готовые принять бой. Хорошо, но вот что странно: все внимание направлено на меня, на других совсем не смотрят. Не могут же все они помнить Джона Тейлора…
Тут жители Крысиных аллей опустились на колени. Склонив головы, они забормотали, как благую весть, моё имя. Кто-то хотел коснуться моих рук заросшим грязью лбом, кто-то несмело трогал белое пальто, будто желал получить чудесное исцеление. Я оглянулся, ища глазами сестру Морфину, но она-то как раз упрямо держалась спиной ко мне. На лицах людей, преклонивших колени, читалось обожание.
— Вот уж неожиданно, — поёжился Грешник. — И мне это не слишком нравится.
— Не так плохо, — успокоил его я, уворачиваясь от ищущих рук. — В одном могу твёрдо уверить: моё явление — это ещё не второе пришествие.
— Определённо нет, — сказала Сладкая Отрава. Мы с Грешником внимательно посмотрели на демоницу.
— Ты чего-то недоговариваешь? — предположил я.
— Больше, чем ты можешь представить.
Тем временем стало ясно, что чудес не будет, и толпа начала рассеиваться. Отлив унёс и Безумца — похоже, он здесь сошёл за своего. Так же изувечен, так же отлучён от остального мира, как и местные обитатели.
— У маленькой Мэри большая потеря, — пробормотал он горестно.
«Пропал её правый башмак», — чуть не ответил я, но удержался. Шутки здесь едва ли уместны. Осторожно пробираясь по лабиринту картонных коробок и импровизированных палаток, я скоро разыскал Гёрни как раз там, где ему и следовало быть. Охотник по-прежнему сидел в раскисшей коробке, кутаясь во что-то тёмное и грязное. Завидев нас, Гёрни сгорбился ещё больше и отвернулся. Мне пришлось назвать себя, и только тогда он медленно выбрался из коробки, как пугливый зверь, готовый при первом признаке опасности броситься в бегство. В грязных лохмотьях, оставшихся от старой шинели, он мог показаться обычным бродягой, если бы не оленьи рога у него на лбу. Гёрни оказался ниже ростом, чем я думал: не более пяти футов, широкоплечий и сутулый, как неандерталец. Задубевшая кожа широкого и уродливого лица потрескалась, глаза глубоко запали, безгубый рот судорожно кривился. Пахло от него, даже по понятиям Тёмной Стороны, скверно, но это был мускусный звериный запах. Крупной, тяжёлой рукой он сжимал чашу для подаяния, сделанную из человеческого черепа.
— Не очень похож на бога, да? — Голос был глубокий, раскатистый, с акцентом, какого мне не доводилось ещё слышать. — Странно, что я всё ещё здесь. Но даже сейчас кое-кто поклоняется мне. Хиппи нового времени, главным образом. Вера все ещё сила, и привередничать не приходится. Гёрни-охотник теперь лишь детская сказка, я знаю. Никто больше не хочет приносить кровавые жертвы. Прекрасно их понимаю: я никогда не был удобным богом. Гёрни олицетворяет преследование и убийство, мать-природу с окровавленными когтями и клыками. — Его речь становилась всё более уверенной, будто по ходу разговора он вспоминал, как это делается. — Мне приносят жертвы ради удачи на охоте, хорошей погоды или смерти врага,.. Ну и для того, чтобы я держался подальше. Я всегда был опасным и своевольным богом, любил пошутить. Да… я был силён в первобытной магии, высокомерен, брал себе только самое лучшее, мужчины и женщины гибли под моими копытами! Но моя защита очень надёжна. Да… С тех пор много воды утекло… С тех пор я очень низко пал. Что вам от меня понадобилось? На улице Богов услуги вполне качественные, а цены разумные. У меня же нет больше ни мудрости, ни власти, ни секретов…
— Нас интересует информация, — сказал я. — Ответы на некоторые вопросы.
Гёрни отряхнулся, как мокрый пёс:
— А я ничего не знаю. Мир ушёл вперёд, а я остался. Лесов больше нет, одни города. Камень, сталь и кирпич: новая магия, которой я не знаю и которая не знает меня. Терпеть не могу города. Терпеть не могу Тёмную Сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Сестра Морфина вышла мне навстречу, с достоинством кутаясь в грязные лохмотья. В последний раз она выглядела гораздо моложе: да, жизнь на свежем воздухе не всегда идёт на пользу. Усталая улыбка, однако, была такой же доброй, как раньше.
— Всегда знала, что ты вернёшься, Джон Тейлор.
— Я ненадолго, сестра.
— Все так говорят.
— Мне нужно поговорить с Гёрни-охотником, сестра.
— Захочет ли он говорить с тобой?.. — Сестра Морфина покосилась на Сладкую Отраву: — От вас разит преисподней.
— Мы не будем создавать проблем…
— Ты сам проблема, Джон. — Сестра Морфина повернулась и исчезла в темноте.
Что ж… поищем кого-нибудь посговорчивее. Обещание выпивки подчас творит чудеса.
Вот, например, Игральная Кость. Когда-то за игорным столом он спустил все, даже собственную плоть. Остались одни кости, но умереть он не может. Так он и лежит, тупо глядя на меня, под одеялом, растянутым на каких-то сучках. Его кости кажутся обглоданными. От души надеюсь, что крысами.
Кого ещё спросить? Недружелюбный здесь народ. Зато разнообразный. Всевозможные твари, люди и даже машины, в чьих позитронных мозгах остаются последние искры энергии. Дух космополитизма пронизывает Тёмную Сторону сверху донизу. Есть даже серенький пришелец в обрывках скафандра — из тех, что высаживаются из летающих тарелок и воруют людей. Отстал от корабля, наверное. Теперь даже на помойке от них спасения нет. Смотри ты, уже приспособился: на шее картонка, а на ней кривыми буквами: «Ментоскопия за еду». Хорошо бы проучить мерзавца, из гуманизма. Не без труда я превозмог искушение. В Крысиных аллеях ничьим прошлым не интересуются. Здесь даже меня приняли.
— Об этих людях никто не заботится. Почему? — спросил Грешник.
— Не забывай, где ты, — напомнил я. — Тёмная Сторона как раз и славится беззаботностью. Потому-то сюда и едут. А лишний раз увидеть, что бывает с неудачниками, людям не интересно. Но не только так — есть же сестра Морфина. Да и старый Пью здесь до сих пор появляется, раздаёт горячий суп и проповедует о серном дожде и адском пламени. Жюльен Адвент не раз делал благотворительные сборы, давал объявления в «Найт тайме».
Бездомный народ начинал понемногу собираться вокруг. В Крысиных аллеях непрошеных гостей не любят. В другом месте людей вроде нас на всякий случай оставили бы в покое, но только не здесь. В глубоком падении есть свои плюсы, например — некого больше бояться. Нас узнали, но любой чужак, хотя бы и самый благонамеренный, прежде всего — законная добыча. Когда-то и мне случалось здесь шарить в карманах неостывших трупов.
Завёрнутые в одеяло фигуры повсюду поднимались на ноги. Сгущалась толпа. Стало неуютно. Я огляделся: дорога к отступлению пока открыта — это хорошо. Убивать мне никого не хочется. Грешник встал слева от меня, а Сладкая Отрава — по правую руку, готовые принять бой. Хорошо, но вот что странно: все внимание направлено на меня, на других совсем не смотрят. Не могут же все они помнить Джона Тейлора…
Тут жители Крысиных аллей опустились на колени. Склонив головы, они забормотали, как благую весть, моё имя. Кто-то хотел коснуться моих рук заросшим грязью лбом, кто-то несмело трогал белое пальто, будто желал получить чудесное исцеление. Я оглянулся, ища глазами сестру Морфину, но она-то как раз упрямо держалась спиной ко мне. На лицах людей, преклонивших колени, читалось обожание.
— Вот уж неожиданно, — поёжился Грешник. — И мне это не слишком нравится.
— Не так плохо, — успокоил его я, уворачиваясь от ищущих рук. — В одном могу твёрдо уверить: моё явление — это ещё не второе пришествие.
— Определённо нет, — сказала Сладкая Отрава. Мы с Грешником внимательно посмотрели на демоницу.
— Ты чего-то недоговариваешь? — предположил я.
— Больше, чем ты можешь представить.
Тем временем стало ясно, что чудес не будет, и толпа начала рассеиваться. Отлив унёс и Безумца — похоже, он здесь сошёл за своего. Так же изувечен, так же отлучён от остального мира, как и местные обитатели.
— У маленькой Мэри большая потеря, — пробормотал он горестно.
«Пропал её правый башмак», — чуть не ответил я, но удержался. Шутки здесь едва ли уместны. Осторожно пробираясь по лабиринту картонных коробок и импровизированных палаток, я скоро разыскал Гёрни как раз там, где ему и следовало быть. Охотник по-прежнему сидел в раскисшей коробке, кутаясь во что-то тёмное и грязное. Завидев нас, Гёрни сгорбился ещё больше и отвернулся. Мне пришлось назвать себя, и только тогда он медленно выбрался из коробки, как пугливый зверь, готовый при первом признаке опасности броситься в бегство. В грязных лохмотьях, оставшихся от старой шинели, он мог показаться обычным бродягой, если бы не оленьи рога у него на лбу. Гёрни оказался ниже ростом, чем я думал: не более пяти футов, широкоплечий и сутулый, как неандерталец. Задубевшая кожа широкого и уродливого лица потрескалась, глаза глубоко запали, безгубый рот судорожно кривился. Пахло от него, даже по понятиям Тёмной Стороны, скверно, но это был мускусный звериный запах. Крупной, тяжёлой рукой он сжимал чашу для подаяния, сделанную из человеческого черепа.
— Не очень похож на бога, да? — Голос был глубокий, раскатистый, с акцентом, какого мне не доводилось ещё слышать. — Странно, что я всё ещё здесь. Но даже сейчас кое-кто поклоняется мне. Хиппи нового времени, главным образом. Вера все ещё сила, и привередничать не приходится. Гёрни-охотник теперь лишь детская сказка, я знаю. Никто больше не хочет приносить кровавые жертвы. Прекрасно их понимаю: я никогда не был удобным богом. Гёрни олицетворяет преследование и убийство, мать-природу с окровавленными когтями и клыками. — Его речь становилась всё более уверенной, будто по ходу разговора он вспоминал, как это делается. — Мне приносят жертвы ради удачи на охоте, хорошей погоды или смерти врага,.. Ну и для того, чтобы я держался подальше. Я всегда был опасным и своевольным богом, любил пошутить. Да… я был силён в первобытной магии, высокомерен, брал себе только самое лучшее, мужчины и женщины гибли под моими копытами! Но моя защита очень надёжна. Да… С тех пор много воды утекло… С тех пор я очень низко пал. Что вам от меня понадобилось? На улице Богов услуги вполне качественные, а цены разумные. У меня же нет больше ни мудрости, ни власти, ни секретов…
— Нас интересует информация, — сказал я. — Ответы на некоторые вопросы.
Гёрни отряхнулся, как мокрый пёс:
— А я ничего не знаю. Мир ушёл вперёд, а я остался. Лесов больше нет, одни города. Камень, сталь и кирпич: новая магия, которой я не знаю и которая не знает меня. Терпеть не могу города. Терпеть не могу Тёмную Сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55