Терпеть не могу старость. Хочешь увидеть гибель всего, что любил, — проживи на этом свете подольше. — Он пристально посмотрел на меня. — Я хорошо тебя знаю, Джон Тейлор. Достаточно хорошо, чтобы не преклонять перед тобой колени… Зачем пришёл? Какие тебе нужны ответы?
— Расскажи про давние времена. Когда ты был молод, а добрая старая Англия ещё не была старой.
Щербатый рот растянулся в широкой улыбке:
— Как сейчас помню… ночью, на лунном жеребце летел я впереди Дикой Охоты. Мужчины и женщины были моей добычей. Слишком давно… Когда-то я охотился на людей, теперь живу их объедками. Такая судьба может постичь каждого, о да! Наступит чёрный день, ты упадёшь с обрыва и больше никогда не поднимешься… Люди перестали охотиться и начали пахать землю, крепости превратились в большие города; леса отступили, и с ними пришлось… отступить мне. Человек прирастал могуществом, а я слабел. Тёмная Сторона… была одним из первых городов, и первая гниль… пошла здесь.
— Одна из первых — то есть не самая первая? — Грешника эта мысль, похоже, поразила.
Гёрни снова ухмыльнулся:
— Тут мнения разделяются. Разногласия существуют, сколько я себя помню. Спроси старейших. А я скажу лишь, что она и в начале дней была здесь точно так же, как сегодня. Более дикая и свирепая, чем я когда-то.
— Ходят слухи, — начал я, осторожно подбирая слова, — что сотворение Тёмной Стороны и жизнь моей матери каким-то образом связаны. Может…
Гёрни непринуждённо пожал плечами:
— Точно не знаю. У меня, правда, есть мнение. Мнение — это вроде задницы, есть у всякого. Так вот, я думаю, что твоя мать — королева Маб, первая королева волшебного царства, ещё до Титании. Душенька Титания… Да, я помню Маб. Прекраснее, чем рассвет, могущественнее времён года. Пройдёт по вспышке молнии, станцует на лунном луче, покорит тебя одним взглядом и забудет, пожав плечами. Королева Маб, великолепная и ужасная. Сегодня жители волшебного царства редко о ней вспоминают, но все ещё боятся возвращения… Её аккуратно вычеркнули из всех сказок и тайных книг, заменив на крошку Титанию. Но не все, не все мы забыли королеву Маб.
— Что же случилось?
Гёрни нехорошо улыбнулся:
— Спроси Тэма О'Шентера. Того, кто танцует на собственной могиле. Того, кто гложет вырванное из груди сердце соперника и сжимает в руках его кости. Да, мы тогда относились серьёзно к нашим… сердечным делам. И страсти у нас были не такие мелкие, как нынче, и трагедии настоящие. У таких, как мы, смерть не стояла за плечами. Судьба и Предназначение — вот наша история! — Гёрни склонил набок уродливую голову, будто прислушиваясь. — Помню, как обитатели волшебного царства покидали миры людей, когда стало ясно, что холодное железо победит, а города и цивилизация возобладают окончательно. Ушли, спрятались от солнечных лучей в скрытом от глаз тайном мире. Вот так. Я упустил свой шанс: не пошёл с ними. Мне предлагали! С волшебным царством у Гёрни всегда было больше общего, чем с чумазым человечеством. Надо, надо было уходить, но я остался, чтобы бороться, и проиграл — мир переменился до неузнаваемости и нет в нём теперь для меня места. Гёрни-охотник перед вами, на дне и среди отверженных, это его епитимья.
— За что? — прошептала Сладкая Отрава.
Не сводя с меня глаз, он забрался обратно в коробку.
— Спрашивайте Владыку Терний. А теперь убирайтесь, или я убью вас всех!
Мы повернулись и пошли прочь. Было слышно, как падший бог плачет. Пора идти. Здесь мы больше ничего не узнаем… Куда опять делся Безумец?..
— Наш следующий шаг? — спросил я. — Принимаются любые предложения.
— К Владыке Терний? — предположил Грешник. Я поморщился, и не я один: Сладкая Отрава тоже не обрадовалась.
— Не раньше чем испробуем все другие пути. Я говорю совершенно серьёзно: Владыка Терний — наше самое последнее средство. Его даже Уокер побаивается, и на то есть веские причины. Зачем самим лезть в пекло?
— Гёрни сказал…
— Не стану спорить. Следующее предложение?
— Ладно, а как насчёт Плакальщика? — спросил Грешник.
Тут я не поморщился, но содрогнулся:
— Да зачем нам сдался этот сумасшедший монстр?
— Затем, что Гёрни сослался на старейших, — упорствовал Грешник, — а Плакальщик старше всех, кого я когда-либо знал.
— Логично, — согласился я. — Вопрос только в том, как к нему подойти. Захочет ли он говорить? На Тёмной Стороне не станешь старейшим из Могущественных за счёт дружелюбия и контактности. А сегодня никто не способен даже определить нынешнюю природу этого существа, ясно только, что Плакальщик перенасыщен магией смерти, и на этой почве у него съехала крыша. Мне даже его имя произносить вслух не хочется: вдруг подслушивает? Он ведь может оказаться демоном или номадой, а то и настоящим оборотнем. Никто не знает… А вот слава пожирателя душ за ним есть.
Грешник, похоже, не испугался:
— Прежде всего, он старше Гёрни, и это главное. Если кому-то известно, сколько времени существует Тёмная Сторона, я бы поставил на Плакальщика.
— Очень мило. Значит, мы просто заявимся в гости без приглашения и начнём задавать вопросы…
— Можешь спрятаться за моей спиной, не возражаю, — предложил Грешник. — Так или иначе, решать тебе, Джон. Вопрос только в том, насколько тебе это нужно. Настолько, чтобы лезть в логово Могущественного и Владыки?..
— В конце концов, не впервой… — начал я.
— Ребята, — перебила Сладкая Отрава, — у нас, по-моему, проблемы с Безумцем.
Я оглянулся. Безумец танцевал среди убожества Крысиных аллей. Следы его расцветали яркими цветами, пробивавшимися между булыжников мостовой и сквозь трещины в чёрной от грязи кирпичной кладке. Он остановился и поклонился; под ногами у него тут же забил ключ. Один из бродяг, зачерпнув жидкость жестяной кружкой, попробовал и радостно объявил:
— Это виски!
Бездомные окружили Безумца плотной толпой, требуя еды, питья, тепла, света и дворцов. Они хватали его за одежду и за руки, они кричали все громче и настойчивее, в голосах зазвучала угроза. Поздно очнувшись, Безумец попробовал вырваться. Я хотел было пробиться к нему, но куда там… Я кричал, пугал людей своим именем, но они уже ослепли и оглохли. Упорствовать мне, впрочем, пришлось недолго: заявив о себе холодным потом и сердечной тоской, накрыло предчувствие чего-то очень скверного.
Вокруг Безумца начала плавиться и булькать кирпичная кладка. Земля под ногами зашевелилась, будто что-то там, внизу, пыталось вырваться на свободу. Свет над Крысиными аллеями замерцал, стал переливаться разными оттенками, повсюду замелькали неизвестные тени… В воздухе повисло ощущение какой-то неуверенности. Ни на что больше нельзя опереться, в любой момент поднимется занавес — и откроет вещи, которых лучше никому не видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Расскажи про давние времена. Когда ты был молод, а добрая старая Англия ещё не была старой.
Щербатый рот растянулся в широкой улыбке:
— Как сейчас помню… ночью, на лунном жеребце летел я впереди Дикой Охоты. Мужчины и женщины были моей добычей. Слишком давно… Когда-то я охотился на людей, теперь живу их объедками. Такая судьба может постичь каждого, о да! Наступит чёрный день, ты упадёшь с обрыва и больше никогда не поднимешься… Люди перестали охотиться и начали пахать землю, крепости превратились в большие города; леса отступили, и с ними пришлось… отступить мне. Человек прирастал могуществом, а я слабел. Тёмная Сторона… была одним из первых городов, и первая гниль… пошла здесь.
— Одна из первых — то есть не самая первая? — Грешника эта мысль, похоже, поразила.
Гёрни снова ухмыльнулся:
— Тут мнения разделяются. Разногласия существуют, сколько я себя помню. Спроси старейших. А я скажу лишь, что она и в начале дней была здесь точно так же, как сегодня. Более дикая и свирепая, чем я когда-то.
— Ходят слухи, — начал я, осторожно подбирая слова, — что сотворение Тёмной Стороны и жизнь моей матери каким-то образом связаны. Может…
Гёрни непринуждённо пожал плечами:
— Точно не знаю. У меня, правда, есть мнение. Мнение — это вроде задницы, есть у всякого. Так вот, я думаю, что твоя мать — королева Маб, первая королева волшебного царства, ещё до Титании. Душенька Титания… Да, я помню Маб. Прекраснее, чем рассвет, могущественнее времён года. Пройдёт по вспышке молнии, станцует на лунном луче, покорит тебя одним взглядом и забудет, пожав плечами. Королева Маб, великолепная и ужасная. Сегодня жители волшебного царства редко о ней вспоминают, но все ещё боятся возвращения… Её аккуратно вычеркнули из всех сказок и тайных книг, заменив на крошку Титанию. Но не все, не все мы забыли королеву Маб.
— Что же случилось?
Гёрни нехорошо улыбнулся:
— Спроси Тэма О'Шентера. Того, кто танцует на собственной могиле. Того, кто гложет вырванное из груди сердце соперника и сжимает в руках его кости. Да, мы тогда относились серьёзно к нашим… сердечным делам. И страсти у нас были не такие мелкие, как нынче, и трагедии настоящие. У таких, как мы, смерть не стояла за плечами. Судьба и Предназначение — вот наша история! — Гёрни склонил набок уродливую голову, будто прислушиваясь. — Помню, как обитатели волшебного царства покидали миры людей, когда стало ясно, что холодное железо победит, а города и цивилизация возобладают окончательно. Ушли, спрятались от солнечных лучей в скрытом от глаз тайном мире. Вот так. Я упустил свой шанс: не пошёл с ними. Мне предлагали! С волшебным царством у Гёрни всегда было больше общего, чем с чумазым человечеством. Надо, надо было уходить, но я остался, чтобы бороться, и проиграл — мир переменился до неузнаваемости и нет в нём теперь для меня места. Гёрни-охотник перед вами, на дне и среди отверженных, это его епитимья.
— За что? — прошептала Сладкая Отрава.
Не сводя с меня глаз, он забрался обратно в коробку.
— Спрашивайте Владыку Терний. А теперь убирайтесь, или я убью вас всех!
Мы повернулись и пошли прочь. Было слышно, как падший бог плачет. Пора идти. Здесь мы больше ничего не узнаем… Куда опять делся Безумец?..
— Наш следующий шаг? — спросил я. — Принимаются любые предложения.
— К Владыке Терний? — предположил Грешник. Я поморщился, и не я один: Сладкая Отрава тоже не обрадовалась.
— Не раньше чем испробуем все другие пути. Я говорю совершенно серьёзно: Владыка Терний — наше самое последнее средство. Его даже Уокер побаивается, и на то есть веские причины. Зачем самим лезть в пекло?
— Гёрни сказал…
— Не стану спорить. Следующее предложение?
— Ладно, а как насчёт Плакальщика? — спросил Грешник.
Тут я не поморщился, но содрогнулся:
— Да зачем нам сдался этот сумасшедший монстр?
— Затем, что Гёрни сослался на старейших, — упорствовал Грешник, — а Плакальщик старше всех, кого я когда-либо знал.
— Логично, — согласился я. — Вопрос только в том, как к нему подойти. Захочет ли он говорить? На Тёмной Стороне не станешь старейшим из Могущественных за счёт дружелюбия и контактности. А сегодня никто не способен даже определить нынешнюю природу этого существа, ясно только, что Плакальщик перенасыщен магией смерти, и на этой почве у него съехала крыша. Мне даже его имя произносить вслух не хочется: вдруг подслушивает? Он ведь может оказаться демоном или номадой, а то и настоящим оборотнем. Никто не знает… А вот слава пожирателя душ за ним есть.
Грешник, похоже, не испугался:
— Прежде всего, он старше Гёрни, и это главное. Если кому-то известно, сколько времени существует Тёмная Сторона, я бы поставил на Плакальщика.
— Очень мило. Значит, мы просто заявимся в гости без приглашения и начнём задавать вопросы…
— Можешь спрятаться за моей спиной, не возражаю, — предложил Грешник. — Так или иначе, решать тебе, Джон. Вопрос только в том, насколько тебе это нужно. Настолько, чтобы лезть в логово Могущественного и Владыки?..
— В конце концов, не впервой… — начал я.
— Ребята, — перебила Сладкая Отрава, — у нас, по-моему, проблемы с Безумцем.
Я оглянулся. Безумец танцевал среди убожества Крысиных аллей. Следы его расцветали яркими цветами, пробивавшимися между булыжников мостовой и сквозь трещины в чёрной от грязи кирпичной кладке. Он остановился и поклонился; под ногами у него тут же забил ключ. Один из бродяг, зачерпнув жидкость жестяной кружкой, попробовал и радостно объявил:
— Это виски!
Бездомные окружили Безумца плотной толпой, требуя еды, питья, тепла, света и дворцов. Они хватали его за одежду и за руки, они кричали все громче и настойчивее, в голосах зазвучала угроза. Поздно очнувшись, Безумец попробовал вырваться. Я хотел было пробиться к нему, но куда там… Я кричал, пугал людей своим именем, но они уже ослепли и оглохли. Упорствовать мне, впрочем, пришлось недолго: заявив о себе холодным потом и сердечной тоской, накрыло предчувствие чего-то очень скверного.
Вокруг Безумца начала плавиться и булькать кирпичная кладка. Земля под ногами зашевелилась, будто что-то там, внизу, пыталось вырваться на свободу. Свет над Крысиными аллеями замерцал, стал переливаться разными оттенками, повсюду замелькали неизвестные тени… В воздухе повисло ощущение какой-то неуверенности. Ни на что больше нельзя опереться, в любой момент поднимется занавес — и откроет вещи, которых лучше никому не видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55