Он хотел проследить, что будет в самый момент перехода, однако мягкая, но тяжелая масса рухнула ему на голову, и он уже привычно потерял сознание.
…Он лежал на боку, бессильно раскинув длинные худые руки. Только что закончился очередной приступ, страшный приступ, он отнял все силы. Шашсуисс не помнил такого. Впервые… Впервые? Да, точно. С тех пор, как он стал Охранителем, ни разу еще Большое Болото не бросалось на стены города с такой яростью и силой и с такой настойчивостью.
Шашсуисс…
Или Рамрод…
Рамрод… Какое странное сочетание непривычных звуков. Ничего не значит, но кажется знакомым. Почему оно вертится в голове? Непонятно. Кто такой Рамрод? Он Шашсуисс, Охранитель, Пастух хассесосов.
Шум Болта, хищное чавканье бледно-зеленой засасывающей пучины, треск ветвей кустарников-кровососов и хруст, постоянный хруст непрерывного пережевывания. Его комната на самой вершине сторожевой башни вся дрожит, воздух наполнен постоянным шипением, так напоминающим язык народа Сошшасасс. Но это голос дикости, голос Болота. Его гнев направлен против города, против Хишассоша. Выдержат ли стены следующий приступ? А если да, то — следующий и следующий?
Башня вздрогнула. Шашсуиссу не было нужды выглядывать в окно, чтобы видеть, как это происходит. Темно-зеленая, почти черная масляная жижа, покрытая бледно-зеленым ковром ряски-сонки, поднялась столбом и сначала медленно, но постепенно все ускоряя движение, подкатилась к стене, ударилась о стекловидную голубую массу и, скрутившись жгутом, цепляясь за малейшие неровности неровности стены, полезла вверх. Но щупальца тонки и слабы, а черная вода тяжела, и она под собственной тяжестью оборвалась вниз, беззвучно погрузилась в пучину, не поднимая брызг.
Шашсуисс!
Его голос перекрикивает вкрадчиво-льстивое шипение Болота, точно он пытается разбудить себя, подготовить к встрече с реальностью. Он поднял руки, слабые и гибкие плети, почти бескостные, похожие на лианы. Они должны что-то держать. Что?
Страх потерять неведомую, но важную вещь заставил его перевернуться на живот, он лихорадочно, слепо зашарил руками по полу, роясь в толстом ворсе бледно-голубого ковра. При каждом движении раздавался звон листьев дерева шсосс. Куртка из блестящих и жестких листьев была надета поверх прозрачной тонкой туники, сквозь которую просвечивала кожа — зеленая, золотистая или голубая. Определеннее вряд ли можно было сказать. Ведь грудь ее была покрыта чешуей, игравшей и переливающейся под солнцем, словно на кожу были наклеены тысячи пластинок из драгоценных камней.
Он Шашсуисс, Охранитель.
Улыбнулся снисходительно. Потерять Кнут… Как такое могло ему в голову прийти… Глупость. Кнут находится там, где ему и положено, — на правом запястье. Вот он, привязан тонкой гибкой лианой, сросшейся кольцом вокруг руки. Скорее можно разорвать слабые хрящики конечности, чем порвать это кольцо. Только когда он сам захочет отказаться от звания Пастуха, только тогда жидкая гниль съест лиану, и Кнут сам отпадет.
Но Кнут хотел, чтобы он оставался Пастухом. Шашсуисс погладил левой рукой скользкую зеленоватую кожу. Кнут был теплым и ласковым, шелковистым и мягким… Но это для него одного. Для хассесосов он был другим — жгучим и колким.
Он был Шашсуисс и… Он был Рамрод! Горячая волна прокатилась по мозгу, растапливая лед забытья, смывая липкую грязь, привнесенную Болотом, расчищая путь совсем другим мыслям и чувствам. Он с удивлением осмотрелся. Шашсуисс все это знал, но для Рамрода это было абсолютно неизвестно.
Стены комнаты были нежно-голубыми, слегка светящимися изнутри и искрящимися как-то особенно празднично и весело, слегка напоминая перламутр. Ковер на полу тоже голубой, толстый, мягкий и пружинистый. Он как будто живет своей собственной жизнью, настолько напоминает шкуру зверька. Вообще голубой цвет — цвет чистой воды и неба, такой яркий и резкий, — особо почитался в Хишассоше, Городе-на-Болоте… Два окна — длинные и узкие щели…
Рамрод-Шашсуисс подошел к ближайшему, выглянул, слегка прищурившись, чтобы долетавшие с порывами ветра листки ряски-сонки не попали в глаза. Попадет — заклеит, заклеит — заснешь, заснешь — пропадешь. Окно было на самом верху приземистой четырехугольной башни, от которой отходили вправо и в лево двойные тускло-голубые стены. Пока они стояли прочно, но если они рухнут, если Болото вернется на отвоеванный людьми в жесточайшей борьбе клочок суши, о и людям придется возвращаться назад. Назад, и вниз, в Болото, в эту самую черную жижу, снова превратится в тех, кто не живет, а выживает. В таких же лишенных разума грязных тупых жвачных, как те, что копошатся у подножия стен, пожирая друг друга.
Рамрод-Шашсуисс потер трехпалой рукой лоб, удивляясь отсутствием бровей и век. Да, большие выпуклые глаза были прикрыты прозрачной рогоподобной пленкой. Люди-змеи… Далеко же его забросил Ключ, тут еще трижды и трижды задумаешься, стоило ли бросаться очертя голову в бегство. Не лучше ли было поискать другой выход. Ему приходилось выворачиваться из самых скользких положений, но сейчас… Он даже и преданий не слышал о таком городе. Следы терялись во мраке времени, куда загонял его Ключ. И что самое плохое — он скользит только в одном направлении — все глубже и глубже. Века… Что там века — тысячелетия! И как возвращаться — остается для Шашсуисса… тьфу!… Рамрода абсолютной загадкой.
Он вышел на стену, вдохнул сладковатый терпкий воздух, пронизанный ароматом разложения, идущим снизу, из пучины. Жадно трепеща крыльями и вытягивая зазубренное жало, к нему метнулся зеленый комар. Не глядя, машинально, Рамрод щелкнул Кнутом, и цветок красного пламени полыхнул в воздухе, где только что летел хищник.
Хассесосы стояли неподвижно, как и положено в спокойное время, набираясь сил и отдыхая перед очередным приступом. Для пробы он прикоснулся Кнутом к спине одного из них. Коричневое, словно деревянное, тело как бы сломалось посредине, хассесос согнулся, открыв круглое черное отверстие, из которого брызнула струя жемчужно-голубой слизи. Сверкающими каплями слизь потекла по стене, быстро мутнея и затвердевая. Рамрод-Шашсуисс пнул ее, пробуя на прочность. Все в порядке. Нет, ничто не грозит городу, пока Пастухи на страже. Пастухи следят за непонятными животными-растениями, которые когда-то приручил наивеличайший Сохшишосс и приспособил для укрепления растворяющихся во время приступов стен. Хассесосы подчинялись только ударам Кнутов, ни на что другое они не реагировали. А прикосновения, способные сжечь человека, были им даже приятны…
Он вернулся в свою башню, сладко потянулся. Наступило время вечерней прохлады. Можно будет придаться холодному сну, так славно коротающему время…
Рамрод-Шашсуисс затряс головой, гоня прочь соблазнительные, но предательские мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
…Он лежал на боку, бессильно раскинув длинные худые руки. Только что закончился очередной приступ, страшный приступ, он отнял все силы. Шашсуисс не помнил такого. Впервые… Впервые? Да, точно. С тех пор, как он стал Охранителем, ни разу еще Большое Болото не бросалось на стены города с такой яростью и силой и с такой настойчивостью.
Шашсуисс…
Или Рамрод…
Рамрод… Какое странное сочетание непривычных звуков. Ничего не значит, но кажется знакомым. Почему оно вертится в голове? Непонятно. Кто такой Рамрод? Он Шашсуисс, Охранитель, Пастух хассесосов.
Шум Болта, хищное чавканье бледно-зеленой засасывающей пучины, треск ветвей кустарников-кровососов и хруст, постоянный хруст непрерывного пережевывания. Его комната на самой вершине сторожевой башни вся дрожит, воздух наполнен постоянным шипением, так напоминающим язык народа Сошшасасс. Но это голос дикости, голос Болота. Его гнев направлен против города, против Хишассоша. Выдержат ли стены следующий приступ? А если да, то — следующий и следующий?
Башня вздрогнула. Шашсуиссу не было нужды выглядывать в окно, чтобы видеть, как это происходит. Темно-зеленая, почти черная масляная жижа, покрытая бледно-зеленым ковром ряски-сонки, поднялась столбом и сначала медленно, но постепенно все ускоряя движение, подкатилась к стене, ударилась о стекловидную голубую массу и, скрутившись жгутом, цепляясь за малейшие неровности неровности стены, полезла вверх. Но щупальца тонки и слабы, а черная вода тяжела, и она под собственной тяжестью оборвалась вниз, беззвучно погрузилась в пучину, не поднимая брызг.
Шашсуисс!
Его голос перекрикивает вкрадчиво-льстивое шипение Болота, точно он пытается разбудить себя, подготовить к встрече с реальностью. Он поднял руки, слабые и гибкие плети, почти бескостные, похожие на лианы. Они должны что-то держать. Что?
Страх потерять неведомую, но важную вещь заставил его перевернуться на живот, он лихорадочно, слепо зашарил руками по полу, роясь в толстом ворсе бледно-голубого ковра. При каждом движении раздавался звон листьев дерева шсосс. Куртка из блестящих и жестких листьев была надета поверх прозрачной тонкой туники, сквозь которую просвечивала кожа — зеленая, золотистая или голубая. Определеннее вряд ли можно было сказать. Ведь грудь ее была покрыта чешуей, игравшей и переливающейся под солнцем, словно на кожу были наклеены тысячи пластинок из драгоценных камней.
Он Шашсуисс, Охранитель.
Улыбнулся снисходительно. Потерять Кнут… Как такое могло ему в голову прийти… Глупость. Кнут находится там, где ему и положено, — на правом запястье. Вот он, привязан тонкой гибкой лианой, сросшейся кольцом вокруг руки. Скорее можно разорвать слабые хрящики конечности, чем порвать это кольцо. Только когда он сам захочет отказаться от звания Пастуха, только тогда жидкая гниль съест лиану, и Кнут сам отпадет.
Но Кнут хотел, чтобы он оставался Пастухом. Шашсуисс погладил левой рукой скользкую зеленоватую кожу. Кнут был теплым и ласковым, шелковистым и мягким… Но это для него одного. Для хассесосов он был другим — жгучим и колким.
Он был Шашсуисс и… Он был Рамрод! Горячая волна прокатилась по мозгу, растапливая лед забытья, смывая липкую грязь, привнесенную Болотом, расчищая путь совсем другим мыслям и чувствам. Он с удивлением осмотрелся. Шашсуисс все это знал, но для Рамрода это было абсолютно неизвестно.
Стены комнаты были нежно-голубыми, слегка светящимися изнутри и искрящимися как-то особенно празднично и весело, слегка напоминая перламутр. Ковер на полу тоже голубой, толстый, мягкий и пружинистый. Он как будто живет своей собственной жизнью, настолько напоминает шкуру зверька. Вообще голубой цвет — цвет чистой воды и неба, такой яркий и резкий, — особо почитался в Хишассоше, Городе-на-Болоте… Два окна — длинные и узкие щели…
Рамрод-Шашсуисс подошел к ближайшему, выглянул, слегка прищурившись, чтобы долетавшие с порывами ветра листки ряски-сонки не попали в глаза. Попадет — заклеит, заклеит — заснешь, заснешь — пропадешь. Окно было на самом верху приземистой четырехугольной башни, от которой отходили вправо и в лево двойные тускло-голубые стены. Пока они стояли прочно, но если они рухнут, если Болото вернется на отвоеванный людьми в жесточайшей борьбе клочок суши, о и людям придется возвращаться назад. Назад, и вниз, в Болото, в эту самую черную жижу, снова превратится в тех, кто не живет, а выживает. В таких же лишенных разума грязных тупых жвачных, как те, что копошатся у подножия стен, пожирая друг друга.
Рамрод-Шашсуисс потер трехпалой рукой лоб, удивляясь отсутствием бровей и век. Да, большие выпуклые глаза были прикрыты прозрачной рогоподобной пленкой. Люди-змеи… Далеко же его забросил Ключ, тут еще трижды и трижды задумаешься, стоило ли бросаться очертя голову в бегство. Не лучше ли было поискать другой выход. Ему приходилось выворачиваться из самых скользких положений, но сейчас… Он даже и преданий не слышал о таком городе. Следы терялись во мраке времени, куда загонял его Ключ. И что самое плохое — он скользит только в одном направлении — все глубже и глубже. Века… Что там века — тысячелетия! И как возвращаться — остается для Шашсуисса… тьфу!… Рамрода абсолютной загадкой.
Он вышел на стену, вдохнул сладковатый терпкий воздух, пронизанный ароматом разложения, идущим снизу, из пучины. Жадно трепеща крыльями и вытягивая зазубренное жало, к нему метнулся зеленый комар. Не глядя, машинально, Рамрод щелкнул Кнутом, и цветок красного пламени полыхнул в воздухе, где только что летел хищник.
Хассесосы стояли неподвижно, как и положено в спокойное время, набираясь сил и отдыхая перед очередным приступом. Для пробы он прикоснулся Кнутом к спине одного из них. Коричневое, словно деревянное, тело как бы сломалось посредине, хассесос согнулся, открыв круглое черное отверстие, из которого брызнула струя жемчужно-голубой слизи. Сверкающими каплями слизь потекла по стене, быстро мутнея и затвердевая. Рамрод-Шашсуисс пнул ее, пробуя на прочность. Все в порядке. Нет, ничто не грозит городу, пока Пастухи на страже. Пастухи следят за непонятными животными-растениями, которые когда-то приручил наивеличайший Сохшишосс и приспособил для укрепления растворяющихся во время приступов стен. Хассесосы подчинялись только ударам Кнутов, ни на что другое они не реагировали. А прикосновения, способные сжечь человека, были им даже приятны…
Он вернулся в свою башню, сладко потянулся. Наступило время вечерней прохлады. Можно будет придаться холодному сну, так славно коротающему время…
Рамрод-Шашсуисс затряс головой, гоня прочь соблазнительные, но предательские мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32