Новый его помощник должен был прибыть дня через два, и поэтому, посоветовавшись с двумя своими товарищами, землемер решил на другой же день найти могилы убитых, чтобы сделать на них приличные надписи.
Вечер был тих и прекрасен. На закате солнца я пошел к Урсуле и застал ее одну в приемной комнате ее гарема.
Но к счастью, там не было тех, которые бы могли помешать мне войти, даже старая негритянка была еще занята на кухне. Меня приняли без замешательства и, устроившись у порога, я заговорил с хозяйкой домика, сидевшей в комнате на стуле и занимавшейся вышиванием.
Разговор начался о голубях и о нашей прогулке в лес, а потом постепенно перешел к нашему настоящему положению, к прошедшему и будущему. Рассуждая о намерении Эндрю посетить могилы, я добавил:
— Мне случалось слышать только намеки на эти печальные события, больше я не знаю никаких подробностей. Родители мои, неизвестно почему, не любили говорить об этом.
— События эти хорошо известны всем в Равенснесте, — ответила Урсула, — их рассказывают часто и притом так, как обыкновенно говорят в отдаленных поселениях о чем-нибудь удивительном, то есть к истине примешивают много лжи.
Мы взаимно пересказали друг другу все услышанное нами, и рассказы наши были довольно похожи, с той только разницей, что у меня в памяти остались более мрачные черты, между тем как Урсула вспомнила то, что очень тронуло ее.
— Ваш рассказ немного отличается от моего, хотя оба они должны быть справедливы, так как вы сами слышали все рассказанное теперь вами от главных действующих лиц, но вы пропустили некоторые подробности о любви и браке, которые у нас к этому прибавляют.
— Так расскажите же мне эти подробности, потому что я никогда еще не был так расположен говорить о любви и браке, как теперь!
Я сделал ударение на последнем слове.
Урсула покраснела, закусила губу и с минуту хранила молчание. Я заметил, что рука ее дрожала; но давно привыкнув к своему необыкновенному положению, она скоро взяла себя в руки. Начало смеркаться, и темнота, царствовавшая в хижине, осененной густыми деревьями, помогла ей скрыть волнение, овладевшее ею. Между тем, под влиянием настоящего положения, я говорил, хотя и без подготовки, но с таким жаром, что уже не мог остановиться. Я чувствовал необходимость высказать мои чувства яснее и только ожидал удобной минуты.
— Я хотела сказать, — заметила Урсула, — что, по словам здешних поселенцев, причиной брака родителей ваших была помощь, оказанная вашим батюшкой при защите дома Германа Мордаунта, который прежде хотел отдать дочь свою за одного английского лорда. Но к чему повторять все эти глупые рассказы?
— Для меня они очень важны, потому что касаются моих родителей.
— Я уверена, что все это сплетни, которые обыкновенно распространяют о семейных делах. Впрочем, если вы хотите непременно знать все, то говорят еще, что ваша матушка была раньше влюблена в молодого лорда, но потом отдала руку генералу Литтлпэджу, и союз их был один из самых счастливых.
— Рассказы эти не отдают должной справедливости моей матери, в них нарушена истина. Я знаю от бабушки моей, что привязанность ее дочери к моему отцу началась еще в детстве, с тех пор, как он великодушно защитил ее от другого мальчика, хотевшего ее обидеть.
— Ах, тем лучше! — вскрикнула Урсула с чувством, поразившим меня. — Я не допускаю, чтобы женщина могла любить два раза. Потому что мне так нравится другой рассказ о том, что одна подруга вашей матушки, потеряв жениха своего в ту ночь, когда было нападение на Равенснест, не захотела уже никогда выходить замуж, чтобы остаться верной его памяти.
— Не звалась ли она Уаллас? — спросил я с живостью.
— Да, Мэри Уаллас, я всегда буду любить это имя. В моих глазах, господин Литтлпэдж, ни одна женщина настолько достойна почтения и любви, как та, которая до смерти остается верной первым своим чувствам при любых обстоятельствах в жизни.
— Ив моих глазах тоже, милая Урсула! — сказал я с волнением.
Но я не буду передавать здесь всего, о чем я говорил тогда Урсуле. Она за несколько недель так овладела моим сердцем, что если бы я и захотел забыть ее, то все усилия мои были бы напрасны. Я хладнокровно рассмотрел свое положение и не нашел никакой причины желать освободиться от власти, которую приобрела надо мной Урсула Мальбон. В ней соединялись все качества, какие только мужчина может желать найти в подруге своей жизни; бедность ее не казалась мне препятствием к нашему браку. Она была мне равна по воспитанию и происхождению, а я имел достаточное для двоих состояние. Я думал, что для того, чтобы найти в браке взаимное счастье, необходимо иметь одинаковое мнение, привычки и даже предрассудки, но что никакие другие расчеты не должны иметь значения.
Смотря на брак с такой стороны и побуждаемый живой и глубокой привязанностью, я открыл Урсуле мою душу. Я говорил с ней больше четверти часа, и она ни разу не прервала меня. Я и не желал в это время слышать голос Урсулы, потому что, тревожимый недоверчивостью, обыкновенной спутницей истинной любви, опасался, что ответ ее не будет согласовываться с моим желанием.
Несмотря на темноту, я мог заметить, что Урсула была очень взволнована; я принял это за добрый знак. Видя, что она хранит молчание, я стал умолять ее ответить мне, и вот что она наконец сказала мне трепещущим голосом:
— Благодарю вас от всего сердца, господин Литтлпэдж, за это неожиданное и, как я уверена, искреннее признание. Сделав его бедной сироте, вы показали благородную откровенность и великодушие, которых я никогда не забуду. Но я не могу уже располагать собой, я другому дала слово; обещание это согласовано с чувствами моего сердца, оно священно для меня, я не должна скрывать от вас этих чувств, потому что предложение ваше было так откровенно и великодушно.
Я не мог слушать больше, быстро встал и, удаляясь большими шагами, углубился в лес.
Глава XVI
О, дети, вырвете цветы и мутите чистую воду источника; поберегитесь ядовитого жала змеи.
Драидеи
На протяжении первого получаса я абсолютно не знал, что делаю и куда иду. Помню только, что прошел мимо Онондаго, который, казалось, хотел мне что-то сказать, но я обошел его, больше по какому-то инстинкту, чем с намерением. Я пришел в себя только от усталости.
Продвигаясь быстро вперед, я далеко зашел в глубину леса. Наступила ночь. Пройдя несколько миль, усталый, едва дышащий, я опустился на упавшее дерево, чтобы немного отдохнуть.
Меня занимала одна мысль о том, что Урсула дала уже слово другому. Я не удивился бы такому признанию со стороны Присциллы Бэйярд, потому что, живя в свете, окруженная людьми равными ей по состоянию, она легко могла возбудить любовь к себе и сама полюбить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Вечер был тих и прекрасен. На закате солнца я пошел к Урсуле и застал ее одну в приемной комнате ее гарема.
Но к счастью, там не было тех, которые бы могли помешать мне войти, даже старая негритянка была еще занята на кухне. Меня приняли без замешательства и, устроившись у порога, я заговорил с хозяйкой домика, сидевшей в комнате на стуле и занимавшейся вышиванием.
Разговор начался о голубях и о нашей прогулке в лес, а потом постепенно перешел к нашему настоящему положению, к прошедшему и будущему. Рассуждая о намерении Эндрю посетить могилы, я добавил:
— Мне случалось слышать только намеки на эти печальные события, больше я не знаю никаких подробностей. Родители мои, неизвестно почему, не любили говорить об этом.
— События эти хорошо известны всем в Равенснесте, — ответила Урсула, — их рассказывают часто и притом так, как обыкновенно говорят в отдаленных поселениях о чем-нибудь удивительном, то есть к истине примешивают много лжи.
Мы взаимно пересказали друг другу все услышанное нами, и рассказы наши были довольно похожи, с той только разницей, что у меня в памяти остались более мрачные черты, между тем как Урсула вспомнила то, что очень тронуло ее.
— Ваш рассказ немного отличается от моего, хотя оба они должны быть справедливы, так как вы сами слышали все рассказанное теперь вами от главных действующих лиц, но вы пропустили некоторые подробности о любви и браке, которые у нас к этому прибавляют.
— Так расскажите же мне эти подробности, потому что я никогда еще не был так расположен говорить о любви и браке, как теперь!
Я сделал ударение на последнем слове.
Урсула покраснела, закусила губу и с минуту хранила молчание. Я заметил, что рука ее дрожала; но давно привыкнув к своему необыкновенному положению, она скоро взяла себя в руки. Начало смеркаться, и темнота, царствовавшая в хижине, осененной густыми деревьями, помогла ей скрыть волнение, овладевшее ею. Между тем, под влиянием настоящего положения, я говорил, хотя и без подготовки, но с таким жаром, что уже не мог остановиться. Я чувствовал необходимость высказать мои чувства яснее и только ожидал удобной минуты.
— Я хотела сказать, — заметила Урсула, — что, по словам здешних поселенцев, причиной брака родителей ваших была помощь, оказанная вашим батюшкой при защите дома Германа Мордаунта, который прежде хотел отдать дочь свою за одного английского лорда. Но к чему повторять все эти глупые рассказы?
— Для меня они очень важны, потому что касаются моих родителей.
— Я уверена, что все это сплетни, которые обыкновенно распространяют о семейных делах. Впрочем, если вы хотите непременно знать все, то говорят еще, что ваша матушка была раньше влюблена в молодого лорда, но потом отдала руку генералу Литтлпэджу, и союз их был один из самых счастливых.
— Рассказы эти не отдают должной справедливости моей матери, в них нарушена истина. Я знаю от бабушки моей, что привязанность ее дочери к моему отцу началась еще в детстве, с тех пор, как он великодушно защитил ее от другого мальчика, хотевшего ее обидеть.
— Ах, тем лучше! — вскрикнула Урсула с чувством, поразившим меня. — Я не допускаю, чтобы женщина могла любить два раза. Потому что мне так нравится другой рассказ о том, что одна подруга вашей матушки, потеряв жениха своего в ту ночь, когда было нападение на Равенснест, не захотела уже никогда выходить замуж, чтобы остаться верной его памяти.
— Не звалась ли она Уаллас? — спросил я с живостью.
— Да, Мэри Уаллас, я всегда буду любить это имя. В моих глазах, господин Литтлпэдж, ни одна женщина настолько достойна почтения и любви, как та, которая до смерти остается верной первым своим чувствам при любых обстоятельствах в жизни.
— Ив моих глазах тоже, милая Урсула! — сказал я с волнением.
Но я не буду передавать здесь всего, о чем я говорил тогда Урсуле. Она за несколько недель так овладела моим сердцем, что если бы я и захотел забыть ее, то все усилия мои были бы напрасны. Я хладнокровно рассмотрел свое положение и не нашел никакой причины желать освободиться от власти, которую приобрела надо мной Урсула Мальбон. В ней соединялись все качества, какие только мужчина может желать найти в подруге своей жизни; бедность ее не казалась мне препятствием к нашему браку. Она была мне равна по воспитанию и происхождению, а я имел достаточное для двоих состояние. Я думал, что для того, чтобы найти в браке взаимное счастье, необходимо иметь одинаковое мнение, привычки и даже предрассудки, но что никакие другие расчеты не должны иметь значения.
Смотря на брак с такой стороны и побуждаемый живой и глубокой привязанностью, я открыл Урсуле мою душу. Я говорил с ней больше четверти часа, и она ни разу не прервала меня. Я и не желал в это время слышать голос Урсулы, потому что, тревожимый недоверчивостью, обыкновенной спутницей истинной любви, опасался, что ответ ее не будет согласовываться с моим желанием.
Несмотря на темноту, я мог заметить, что Урсула была очень взволнована; я принял это за добрый знак. Видя, что она хранит молчание, я стал умолять ее ответить мне, и вот что она наконец сказала мне трепещущим голосом:
— Благодарю вас от всего сердца, господин Литтлпэдж, за это неожиданное и, как я уверена, искреннее признание. Сделав его бедной сироте, вы показали благородную откровенность и великодушие, которых я никогда не забуду. Но я не могу уже располагать собой, я другому дала слово; обещание это согласовано с чувствами моего сердца, оно священно для меня, я не должна скрывать от вас этих чувств, потому что предложение ваше было так откровенно и великодушно.
Я не мог слушать больше, быстро встал и, удаляясь большими шагами, углубился в лес.
Глава XVI
О, дети, вырвете цветы и мутите чистую воду источника; поберегитесь ядовитого жала змеи.
Драидеи
На протяжении первого получаса я абсолютно не знал, что делаю и куда иду. Помню только, что прошел мимо Онондаго, который, казалось, хотел мне что-то сказать, но я обошел его, больше по какому-то инстинкту, чем с намерением. Я пришел в себя только от усталости.
Продвигаясь быстро вперед, я далеко зашел в глубину леса. Наступила ночь. Пройдя несколько миль, усталый, едва дышащий, я опустился на упавшее дерево, чтобы немного отдохнуть.
Меня занимала одна мысль о том, что Урсула дала уже слово другому. Я не удивился бы такому признанию со стороны Присциллы Бэйярд, потому что, живя в свете, окруженная людьми равными ей по состоянию, она легко могла возбудить любовь к себе и сама полюбить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73