— Введите этого человека в дом, — сказал твердым голосом старик Мильакр окружавшим его, когда сыновья его скрылись из вида. — Введите его в большую комнату.
— А! Так вы прокурор. Посмотрим, нужен ли нам здесь прокурор.
Говоря это, скваттер пошел к дому. Войдя в комнату, он важно уселся. Женщины и ребятишки стали за ним полукругом. Я видел, что всякое сопротивление было бесполезно, а поэтому по знаку, сделанному мне Зефаном, я последовал за ним. Трое мальчишек разместились в дверях, как бы составляя стражу. Это было настоящее судейское собрание, в котором Мильакр представлял лицо судьи, а я обвиняемого.
— А! Так вы прокурор! — сказал новый судья, который, казалось, был больше взбешен не тем, кем я был действительно, а тем, что ему вздумалось мне приписывать. — Не шуметь! — закричал он детям. — Тоби, — сказал он, обращаясь к старшему своему сыну, двадцатишестилетнему детине, — ты судейские дела лучше всех нас знаешь, веди дело. Помнишь ли то время, когда ты со своим приятелем отправился из Вермонта за баранами?.. Они поймали вас, и как они взялись за дело?
— Я был отведен к судье, который приказал мне рассказывать мне все, как было, потом спросил, что я могу привести в оправдание, и до решения дела отправил меня в тюрьму. Что было потом.., не стоить говорить… мы помним это.
Я отгадал решение суда. Оно было не совсем приятно для Тоби, что и заставило его молчать. В то время было обычным всех похитителей баранов привязывать к позорному столбу и бить хлыстами; каждый из воров получал не меньше полсотни ударов. К сожалению, в настоящее время образовалось общество так называемых филантропов, которые, желая перевоспитать мошенников, но увлекаясь ложными своими понятиями и необразованностью, больше потворствуют своим ученикам, чем ограждают истинно честных людей. Некоторые из этих реформаторов успели уже уничтожить позорные столбы, предпочитая им тюремное заключение. Дети наши почувствуют следствия этой ложной филантропии. Я уверен, что один позорный столб водворил бы гораздо больше порядка, чем сотня тюрем со своими двадцати— или тридцатидневными заключениями. Но возвратимся в аудиенц-зал и послушаем судью.
— Да, да.., не к чему говорить, что было потом, — сказал Мильакр, — мы знаем, что знаем… Итак, ты был представлен в магистрат, так ли?.. Судья отослал тебя в тюрьму, но прежде он спросил тебя, что ты мог сказать в свое оправдание. Это очень справедливо, как нельзя более законно. Я непременно поступлю сейчас точно так же. Итак, молодой прокурор, что вы скажете мне, а?
Будучи один во власти этих невежд, я решился однако воспользоваться случаем и по возможности рассеять их подозрения относительно меня.
— Прежде всего позвольте мне заметить, — ответил я, — что вы очень ошибаетесь насчет меня. Я не сказал вам ни слова о прокуроре, но говорил о поручении, которое имел я от своего отца. Повторяю, я не законник, не прокурор.
Казалось, это объяснение произвело довольно сильное впечатление на все собрание, негодование заметно ослабевало. Мне показалось, если не ошибаюсь, что Лавиния сказала даже едва слышным голосом и с выражением радости: «Я была уверена, что он не прокурор!» Что же касается Тоби, то его дикий и грозный вид принял более спокойное выражение, по крайней мере в ту минуту.
Одним словом, положение мое заметно улучшилось.
— А! Так вы не прокурор? — вскрикнул Мильакр. — Но правда ли это?
— Я вам сказал уже, что я сын генерала Литтлпэджа и что имею поручение от него и от полковника Фоллока, который владеет вместе с моим отцом, провести ревизию этих земель, продать или отдать их в аренду; короче, я уполномочен делать с этими землями все, что найду лучшим и выгодным.
Эта откровенность погубила меня, я снова потерял то расположение слушателей, к которому успел на минуту их довести, но что бы ни случилось, я решил говорить правду.
— Зачем он сказал это! — тихо проговорила Лавиния.
Строгий взгляд Пруденс заставил Лавинию замолчать.
— Ревизор или прокурор, одно и то же! — сказал скваттер. — Вы говорите, что вы сын генерала Литтлпэджа, — и это так же одно и то же. Если бы мой старший сын Тоби попал в руки некоторых людей, которых я не назову, то наверное его помучили бы точно так же, как и меня. Вы сказали, что эти земли принадлежат и полковнику Фоллоку, — почему же этот генерал выдает себя за владельца?
Видя, что скваттер лишь впустую придирается ко мне и уверенный, что он очень хорошо понял все сказанное мной, я не отвечал.
— Что же?.. Будете ли вы отвечать? — вскрикнул Мильакр, с нарастающим гневом.
— Я сказал, что этими землями владеет не один мой отец, что они принадлежат также и полковнику Фоллоку, и поэтому они нераздельны.
— Нераздельны!.. Гм!.. Каково он знает все судейские выражения, Тоби!., а вздумал еще уверять, что он не прокурор!
— Он так и смотрит прокурором, — ответил старший сын скваттера, достойный наследник всех качеств отца своего.
— Хорошо. Мы научим его говорить! Ну, теперь мы знаем все дело. Я спрашивал его, и он говорил, сколько ему было угодно. Дело приведено в ясность, как говорят, не правда ли, Тоби? Остается отослать его в тюрьму. А что, Тоби, для порядка дела, судья писал что-нибудь?
— Как же, отец, судья написал приказ об аресте, по которому меня посадили в тюрьму.
— Так, так! Я сам не раз бывал в магистрате.., так напишем что-нибудь. Пруденс! Открой ящик.
— Прежде чем вы начнете писать, — сказал я, прерывая скваттера, — я снова скажу вам, что вы заблуждаетесь, ужасно заблуждаетесь! Повторяю: я не прокурор, я вовсе не служу по судебной части. Я военный, я служил офицером в полку генерала Литтлпэджа, куда поступил почти ребенком. Я был при атаке Буоргойна, я видел, как отряд его сложил оружие.
— Ах! Кто бы мог подумать? — закричала сострадательная Лавиния. — Он так молод, что, кажется, не мог бы устоять и против ветра!
Признание мое изменило несколько расположение духа судей. Семейство скваттера больше всего ценило и понимало тех, кто дрался. В осанке и движениях старика Мильакра было что-то воинственное, а поэтому я не ошибался, полагая, что он будет сочувствовать моим словам. Мильакр пристально взглянул на меня.
— И я был в это время на службе с Тоби, Моисеем, Пафанаилом и со всеми, кто только мог держать оружие.
Это лучшие дни в моей жизни, хотя и прошли они в то время, когда старость отяготила мои руки. А чем вы докажете мне, что говорите правду?
— Здесь, в настоящем моем положении, это выполнить довольно трудно… Но представьте мне случай, и тогда я докажу вам справедливость моих слов.., рассею все ваши сомнения.
— Посмотрим. Какой полк был на правой руке — Газона или Брука, в то время, когда пошли против Джерменса? Отвечайте, я сейчас увижу, можно ли вам верить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73