— Горцам не привыкать к трудностям, синьор; меня они волнуют меньше всего. Однако благоприятный сезон на исходе, подъем труден, а наши спутницы — что нежные цветы на вересковом поле в снежную бурю. О тяжких трудах приятнее вспоминать, когда они позади. Что тут еще скажешь?
Замолчав, Пьер остановился. Он стоял на небольшом возвышении, откуда была видна расселина, с которой начинается долина Роны. Вглядывался он долго и вдумчиво, потом повернулся и зашагал дальше с деловитым видом человека, расположенного скорее действовать, чем гадать о будущем. Если бы не оброненные им слова, эта обычная в пути заминка не привлекла бы к себе ничьего внимания, но и так ее заметил один только синьор Гримальди, который, если бы не слова Пьера, и сам не придал бы случившемуся ни малейшего значения.
Обычно в Альпах проводник идет пешком, ведя за собой путников и двигаясь со скоростью, наиболее удобной для людей и вьючных животных. До сих пор Пьер не торопился, и спутники следовали за ним той же умеренной поступью, но теперь он явно заспешил, и мулов порой приходилось подгонять вперед, чтобы они не отставали. Путники объясняли это свойствами дороги, которая среди верхних альпийских долин становится сравнительно ровной. Спешка к тому же представлялась вдвойне необходимой: нужно было наверстать время, потерянное в гостинице; солнце уже коснулось западного края горизонта, а по температуре воздуха можно было заключить если не о внезапной перемене погоды, то, по крайней мере, о близком окончании дня.
— Мы путешествуем по очень древней дороге, — заметил синьор Гримальди, когда мысли его обратились от проводника к их теперешним обстоятельствам. — Весьма досточтимая тропа, как ее можно по праву назвать, в похвалу достойным монахам, которые так стараются уменьшить ее опасности. В истории много говорится о том, что по этому пути проходили предводители различных армий: она долгое время была столбовой дорогой для всех, кто путешествовал между севером и югом, с вражескими намерениями или с дружескими. Во времена Августаnote 141 римские легионы обычно проходили здесь в Гельвециюnote 142 и Галлиюnote 143 — и обратно; войска Цециныnote 144 прошли через эти ущелья, чтобы атаковать Огонаnote 145; точно так же воспользовались ими пять столетий спустя и лангобардыnote 146. Здесь нередко бродили вооруженные шайки — во времена войн Карла Бургундскогоnote 147, миланских войнnote 148 и завоеваний Карла Великогоnote 149. Помню рассказ о том, как орда нечестивых корсаровnote 150 проникла сюда со Средиземного моря и захватила мост у Сен-Мориса с намерением разбойничать. Поскольку мы не первые, то, вероятно, и не последние, кто вверился этим краям, преследуя свои цели — цели любви или борьбы.
— Синьор, — почтительно вставил Пьер, едва генуэзец умолк, — если вашей светлости угодно поубавить в речах учености и говорить попонятнее, когда приходится так спешить, это будет гораздо уместней.
— Ты предвидишь опасность? Мы запаздываем? Говори начистоту: я не терплю скрытности.
— Опасность для горца, синьор, это действительная опасность; здешняя надежная тропа в долинах показалась бы рискованной: я об опасности не говорю. Однако солнце, как видите, заходит за горы, и скоро мы приблизимся к местам, где оступившийся в темноте мул может причинить много бед. Хорошо бы нам постараться приложить все усилия, пока еще светло.
Генуэзец не ответил, однако — согласно желанию Пьера — принялся понукать мула. Остальные путники без особых раздумий последовали его примеру, пустив животных трусцой, хотя и этого было недостаточно, чтобы не отставать от широких стремительных шагов Пьера, который, несмотря на свой возраст, двигался вперед без малейших, как казалось, усилий. До сих пор было довольно жарко: и в чистейшем воздухе лучи солнца, падавшие в долину, продолжали согревать воздух, но как только дневное светило скрылось за темной вершиной, тотчас повеяло холодом, словно в доказательство того, насколько необходимо животворное присутствие небесного светила высокогорным обитателям. Женщины немедленно закутались в накидки, а вскоре и старшие из мужчин набросили на себя плащи, принимая обычные меры для защиты от воздействия ночного воздуха.
Читателю не следует, однако, думать, что все эти детали путешествия отняли столь же мало времени, сколько потребовалось для рассказа о них. Прежде чем синьору Гримальди и его другу понадобились плащи, позади остался большой отрезок пути и не одно селение. Дневное тепло вытеснила вечерняя прохлада, и это сопровождалось соответствующими переменами в окружающей местности. Последняя деревушка, Сен-Пьер, которую они миновали, представляла собой нагромождение лачуг с каменными крышами, имевших самый негостеприимный вид; правда, у моста Гудри было еще одно селение, состоявшее из нескольких унылых хибар, напоминавших скорее норы зверей, нежели человеческие жилища. Растительность становилась все более и более скудной и мало-помалу исчезала совсем: так тени на картине, постепенно сгущаясь, незаметно сливаются с фоном. Липы и кедры, уменьшаясь в размерах, попадались все реже; раскидистые деревья превращались понемногу в кусты, которые сменились в конце концов клочками бледной зелени в расселинах, похожими на мох. Даже горные травы, которыми по праву славится Швейцария, сделались тонкими и жесткими; а когда путешественники достигли котловины у подножия пика Велан, именуемой La Plaine de Prounote 151, в это наиболее благодатное время года здесь оставались только отдельные клочки между скалами — пропитание, достаточное лишь для небольшого стада готовых рисковать жизнью голодных коз.
Упомянутая котловина находится среди высоких уступов; почти со всех сторон она окружена обнаженными отвесными склонами. Тропа пролегала посередине, неуклонно взбираясь вверх, и исчезала в узком ущелье под нависшей кромкой утеса. Пьер считал, что этот проход наиболее опасен по эту сторону перевала в пору таяния снегов, когда с высоты то и дело обрушиваются лавины. Сейчас, впрочем, опасаться этой нередкой в Альпах угрозы не приходилось, поскольку, за исключением одного только Велана, всюду вокруг простирался унылый покров скудости и бесплодия. Воображению трудно было нарисовать более красноречивую картину запустения, чем та, что представилась глазам наших путешественников, едва они, следуя извивам ручья, оказались в самом центре неприветливой долины.
Сумерки только приближались, но унылый колорит скал, испещренных красновато-коричневыми вкраплениями, глубина самой впадины придавали окружающему еще большую мрачность. На расстоянии многих тысяч футов над ними ослепительно блистала снежная вершина Велана — до нее, казалось, было рукой подать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124