Растительности почти не было: лишь кое-где из-под камня пробивались редкие стебельки, словно бы случайно уцелевшие в этом величественном хаосе. Унылые обнаженные скалы, с прожилками железистых вкраплений, возвышались вокруг, и даже сверкающая вершина Велана, так долго вселявшая в путников бодрость, сейчас совершенно скрылась из виду. Пьер Дюмон вскоре показал на узкий проем между соседними пиками, откуда открывался небосклон. Здесь, по его словам, и начинался перевал через Альпы. Свет, все еще безмятежно царивший в этой области небес, составлял разительный контраст сгущавшимся внизу сумеркам; все путники радостно приветствовали первый предвестник отдыха после дневных трудов (и, добавим мы, оплот безопасности), ибо хотя никто, кроме синьора Гримальди, не заметил тайной обеспокоенности Пьера, нельзя было в столь поздний час находиться посреди дикой и неприглядной картины разрушения отрезанными от всякого сообщения с себе подобными, не испытывая робкого чувства зависимости человека от могучего и вездесущего Божественного Провидения.
Мулов вновь начали поторапливать — и всех без исключения путников охватило предвкушение скорого отдыха в стенах гостеприимного монастыря. День быстро угасал, и все разговоры смолкли из-за желания поскорее добраться до цели. Необычайная чистота атмосферы, которая на столь большой высоте казалась бесплотной, сообщала предметам ясность и отчетливость: никто, кроме местных жителей и Сигизмунда, привыкших к этому обману зрения (истина подчас оборачивается и такой стороной) и понимавших могущество сил природы в Альпах, не имел представления о точном расстоянии, которое отделяло их от цели. Еще по меньшей мере лигу предстояло взбираться по трудным каменистым тропам, однако и Адельгейда и Кристина невольно вскрикнули от удовольствия, когда Пьер показал на клочок голубого неба между седыми уступами, — там, по его словам, располагался монастырь. Кое-где, в тени нависающих скал, попадались остатки прошлогоднего снега, которые, вероятно, могли уцелеть до новой зимы: это было еще одно бесспорное свидетельство того, что путешественники поднялись на высоту, лишенную всяких признаков человеческого жилья. Колючий воздух также служил подтверждением, что они находятся в области вечного холода, где, как известно, и живут августинцы.
Рвение путников возросло необычайно. В этом отношении дорога напоминает жизненную стезю, в конце которой странник с запоздалым и скупо вознаграждаемым усердием пытается наверстать упущенное, исправить просчеты юности и облегчить себе конец своего поприща. Скорость продвижения не замедлялась, а, напротив, возрастала, поскольку Пьер Дюмон не сводил глаз с небосклона: с каждой минутой являлись все новые побуждения к тому, чтобы не ослаблять усилий. Усталые животные не слишком охотно повиновались проводнику, а погонщики начинали выражать неудовольствие по поводу неразумной спешки, с какой приходилось пробираться по узкой, неровной и каменистой тропе, где каждый шаг давался с трудом; сумрак же тем временем сгущался все более, а воздух наполнился снегом так внезапно, как если бы снежинки образовались и уплотнились под влиянием какой-то мгновенной химической реакции.
Перемена декораций была столь неожиданной и столь полной, что мулов тотчас остановили — и все путники взирали на миллионы снежинок, падавших им на головы, скорее с восхищенным изумлением, нежели со страхом. Возглас Пьера вывел их из оцепенения и возвратил к действительности. Он стоял на бугорке ярдах в пятидесяти, весь покрытый белым снегом, и отчаянно размахивал руками, призывая путешественников двигаться дальше.
— Именем благословенной Девы Марии поторопите животных! — заклинал Пьер. Он, как и большинство жителей Вале, был католиком, привыкшим вспоминать о своей небесной покровительнице в минуту крайней опасности. — Поторапливайтесь, если вам дороги ваши жизни! Не время озирать горы: они преграждают нам путь; несомненно, они прекрасней и прославленней других (ни один швейцарец никогда всерьез не выразит осуждения и не утратит чувства глубочайшего преклонения перед милой его сердцу природой), но в нашем случае было бы лучше, если вместо гор здесь простиралась бы скромная равнина. Поторопите же мулов, ради Пречистой Девы!
— При виде небольшого снегопада ты выказываешь ненужную и, поскольку от тебя требуется хладнокровие, неразумную тревогу, дружище Пьер, — заметил синьор Гримальди, когда мулы приблизились к проводнику. Говорил он с легкой иронией солдата, закалившего свои нервы близким знакомством с опасностью. — Даже мы, итальянцы, хотя и менее вас, горцев, привычны к морозам, не столь озабочены случившейся переменой, нежели ты, испытанный проводник через перевал Сен-Бернар!
— Укоряйте меня как угодно, синьор, — откликнулся Пьер, продолжая шагать вперед с удвоенным прилежанием, хотя и не сумев полностью скрыть свое недовольство обвинением, он знал, незаслуженным. — Однако спешите, пока не познакомились лучше со страной, по которой путешествуете, — мой слух ваши слова не воспринимает. Дело совсем не пустячное: оно заключается не в том, чтобы надеть на себя второй плащ или позабавиться детской игрой в снежки; нет, тут вопрос жизни или смерти. Вы, синьор генуэзец, поднялись на высоту в половину лиги — в область бурь, где ветры порой свирепствуют так, будто исчадия преисподней стремятся нагнать на себя прохладу, и где самые могучие телом и самые твердые сердцем слишком часто бывают вынуждены признаться в своей слабости.
Из почтения к итальянцу старый проводник, давая ему этот энергичный отпор, обнажил побелевшие локоны и потом, уже умолкнув, продолжал идти с горделивым видом знатока гор, словно нарочито не желая прикрыть от непогоды голову, которая выдержала в горах немалое множество бурь.
— Надень шапку, добрый Пьер, прошу тебя, — произнес генуэзец тоном раскаяния. — Я обнаружил мальчишеское нетерпение, не подобающее моим летам. Ты — лучший судья обстоятельствам, в которых мы оказались, и ты один должен вести нас вперед!
Пьер принял извинения с мужественным достоинством, продолжая тем временем с неослабевающей энергией одолевать крутизну.
Минуты тянулись, нагнетая уныние и тревогу. Снег падал все стремительнее и гуще; появились опасные предвестия того, что вот-вот разыграется вьюга. На той высоте, где теперь находились путники, природные явления, с виду совершенно обыкновенные, становятся вершителями судеб. Недостаток тепла для согревания тела на высоте шести-семи тысяч футов над уровнем моря и на широте сорок шесть градусов даже и при самых благоприятных обстоятельствах причиняет немалые неудобства, однако здесь опасность усугублялась прочими привходящими причинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124