— Ах, чтоб их! Они уже на неделю запаздывают. Вам бы следовало устроить штуку на манер Джимми Таулера. Вы не были знакомы с Таулером, сапером? Когда мы с ним служили в Канаде, он однажды совсем взбесился, потому что его дядюшка, старый сэр Оливер, задержал присылку денег. «Черт побери, Тоби, — говорит он мне, — я подогрею старого мошенника!» И вот он садится и сочиняет письмо дядюшке и заявляет, что тот не умеет вести дела и разорит их всех, ну и дальше все в том же роде. Когда сэр Оливер получил это письмо, он пришел в такую ярость, что только начал диктовать приписку к своему завещанию, как его хватил удар, и Джимми унаследовал чистенькие семь тысяч годового дохода.
— Больше, чем ему полагалось по заслугам, — заметил немец. — Ну, а вы… У вас как с деньгами?
Майор Клаттербек вытащил из кармана брюк десять соверенов и разложил их на столе.
— Вы знаете мое правило, — сказал он, — ни под каким видом не разменивать эти золотые. С меньшим играть не сядешь, а разменяй я хоть один — и они все тут же улетучатся. А когда я снова накоплю такой капиталец, одному богу известно! Кроме же этих денег, у меня нет ни пенса.
— И у меня нет, — грустно сказал фон Баумсер, хлопая себя по карману.
— Ничего, мой милый! Посмотрим-ка, что имеется в общем кошельке. — И майор заглянул в кожаную сумочку, висевшую на медном гвозде на стене.
В дни преуспеяния они имели обыкновение откладывать в эту сумочку мелочь «на черный день».
— Я боюсь, что не так уж много, — сказал немец, печально покачивая головой.
— Ну, в такой унылый вечер нам не мешало бы и встряхнуться. Пошлемте-ка за бутылочкой шипучего, а?
— Денег мало, — заспорил немец.
— Ну что ж, возьмем что-нибудь подешевле. Вот, например, бургундское. Утешительное питье. Ну что ж… Разопьем бутылочку бургундского и заплатим из общего кошелька?
— Денег мало, — упрямо повторил немец.
— Ну что ж! Пусть будет кларет. По такой погоде это даже и лучше. Ну как, пошлем Сьюзен за бутылкой кларета?
Немец снял сумочку с медного гвоздя и, перевернув, встряхнул ее. На стол выкатились трехпенсовик и пенни.
— Это все, — сказал он. — На кларет не хватит.
— Зато хватит на пиво! — радостно воскликнул майор. — Самое время выпить кварту за четыре пенса. Старик Гилдер, когда я служил под его командованием в Индии, всегда приговаривал, что человек, который в тяжелую минуту побрезгует пивом и глиняной трубкой, либо дурак, либо фат. А сам он в офицерском собрании курил только глиняную трубку. Дрейпер, который командовал нашей дивизией, сказал ему, что он роняет звание офицера. «А ну его к черту, звание офицера!» — ответил старик и чуть было не угодил за это под военный суд. Он получил Крест Виктории при Уоррисе и был убит под Севастополем.
В ответ на звонок в комнату вошла неряшливая служанка в стоптанных башмаках и, получив заказ вместе со всем объединенным капиталом двух приятелей, вскоре вернулась с пенящимися пинтовыми кружками. Покуривая папиросу, майор погрузился в какие-то размышления — по-видимому, неприятные, потому что лицо его посуровело, а брови сдвинулись. Наконец он выругался и сказал:
— Черт побери, Баумсер! Этот щенок Гердлстон доводит меня до белого каления. Придется мне с ним раззнакомиться. Это такая бездушная, черствая, расчетливая скотина, что… — Окончание этой фразы утонуло в пивной кружке майора.
— Так для чего же вы сделали его своим другом?
— Да видите ли, — признался старый воин, — мне показалось, что раз уж он хочет спускать свои деньги за картами и другими такими же развлечениями, так Тобиас Клаттербек может ими попользоваться не хуже другого. Да только он хитер, как сотня обезьян. Играет осторожно и по маленькой, а уж своего никогда не упустит. Черт подери! Пожалуй, мне от этого знакомства одни убытки. А уж репутация моя от него наверняка пострадала, тут сомнений нет.
— А чем он такой плохой?
— Чем! Когда он старается быть приятным, это получается неестественно, а когда он ведет себя естественно, то становится весьма неприятным. Я себя за святого не выдаю. Я жил весело, да и в будущем, надеюсь, поживу не хуже, но есть вещи, до которых я не унижусь. Если я и живу на карточные выигрыши, так играю-то я честно! И расчет у меня один — на свое умение, а оно меня не подводит, если взять итоги не за один вечер, а за весь год. И пусть на бильярде я не всегда играю так, как мог бы: это называется стратегией. Незачем показывать всем и каждому, какого ранга ты игрок. Нет, я соломинки в чужом глазу не считаю, но этот молодчик мне не нравится, и его красивая наглая физиономия мне тоже не нравится. Я всю жизнь разгадываю характер людей по их лицам и ошибаюсь, надо сказать, редко!
Фон Баумсер ничего не ответил, и некоторое время приятели молча курили, иногда прикладываясь к своим кружкам.
— А в обществе он меня только компрометирует, — вновь заговорил майор. — Если бы он хоть умел молчать, так еще ничего бы, но из него так и лезет торгаш. Попади он в рай, так сразу открыл бы там прокатную контору с арфами и венками. Я вам рассказывал, что сказал мне в клубе высокородный Джек Гиббс? Черт, он говорил без всяких экивоков! «Милый мой, — сказал он, — против вас я ничего не имею. В конце-то концов вы человек нашего круга, но если вы когда-нибудь еще познакомите со мной субъекта вроде этого, то в дальнейшем я перестану кланяться не только с ним, но и с вами». А я познакомил их, чтобы привести этого мерзавца в хорошее расположение духа, рассчитывая произвести у него маленький заем, что было бы, как вам известно, весьма желательно.
— Как, вы сказали, его фамилия? — вдруг спросил фон Баумсер.
— Гердлстон.
— Его отец кауфман?
— Что это еще за кауфман, черт подери? — с досадой осведомился майор. — Может быть, торговец?
— А, да! Торговец. Тот, кто торгует с Африкой?
— Он самый.
Фон Баумсер извлек из внутреннего кармана объемистую записную книжку и принялся проглядывать длинный список каких-то фамилий.
— Да-да, верно! — воскликнул он наконец с торжеством и, захлопнув книжку, вновь положил ее в карман. — «Гердлстон и Кo », кауф… то есть торговцы, ведущие торговлю с Африкой, Фенчерч-стрит, Сити.
— Все так.
— И вы говорите, что они богаты?
— Да.
— Очень богаты?
— Да. — Майору начало казаться, что его приятель злоупотребил в его отсутствие каким-то горячительным напитком: на его лице заиграла загадочная улыбка, а рыжая борода и спутанная шевелюра, казалось, дыбились от снедавшего его возбуждения.
— Очень богаты! Хо-хо! Очень богаты! — И немец расхохотался. — Я их знаю. Не как друзей, избави бог! Но я их знаю и все их дела.
— К чему вы клоните? Объясните! Ну объясните же!
— Я вам скажу, — ответил немец, вдруг обретая глубокую серьезность и взмахами руки подчеркивая каждое произносимое им слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114