– Во весь дух-ух-ух летим!
– Летим, – сказал Костя. – Во весь дух-ух-ух! Выдох – вдох-ох-ох! Крылом мах-ах-ах! Словно пух-ух-ух! Во весь дух-ух-ух!
СОБЫТИЕ ДВАДЦАТОЕ
«Спящая красавица»
Мы с Костей сделали еще один прощальный разворот над чердаком и уже хотели лететь за нектаром, как вдруг Костя Малинин заметил на стене дома маленькую желтенькую бабочку. Она сидела под железным желобом, вцепившись лапками в кирпичную стенку, сложив крылья, как прочитанную книгу.
– Настоящая! – сказал Костя Малинин. – Не то что мы с тобой! Привет, бабочка! – крикнул он, помахав в воздухе лапкой. – Это крушинница.
– Ну и пусть! – сказал я. – Давай скорее – летим за нектаром!
– Подожди! Надо с ней познакомиться!
– Вот не было печали! Эх ты, девчатник!
– Здравствуйте, бабочка! – сказал Костя Малинин, цепляясь за стенку рядом с крушинницей.
– Костя-махаон – девчатник! Костя-махаон – девчатник! – стал дразнить я Малинина, летая над самой его головой.
– Привет крушинницам! – сказал Костя, поднимая в знак приветствия вверх обе лапки.
– Позор девчатникам! – сказал я.
Костя еще раз поздоровался с бабочкой, но она продолжала сидеть молча и неподвижно, не обращая на Малинина никакого внимания.
– Ух и воображает из себя! – сказал я. – Так тебе и надо.
– Да нет, она не воображает, – сказал Костя, внимательно разглядывая крушинницу. – Она спит! Конечно, спит!
– Спящая красавица! Понятно. Проснись, спящая красавица! С вами хочет познакомиться сам Костя-махаон из семейства парусников!
Я сел рядом с бабочкой и потормошил ее лапкой.
– Бесполезно! – сказал Костя. – Теперь ее из пушки не разбудишь. Она ведь на всю зиму уснула.
– Почему это – на всю зиму?
– Потому что у них, у бабочек, такой закон природы!
– Чего ты врешь, Малинин, какой еще закон природы?
– Да честное слово! Все бабочки осенью умирают или засыпают до самой весны. У них даже расписание есть, когда кому засыпать.
– Подожди, а как же мы с тобой? – встревожился я.
– Что – мы?
– Мы с тобой тоже бабочки, значит, мы тоже заснем по расписанию?
– Вообще-то раз мы бабочки, значит, тоже, наверное, должны уснуть… когда-нибудь.
Меня это «открытие» просто ошеломило.
– Так зачем же мы тогда с тобой превращались в бабочек? Если мы каждую минуту можем заснуть, да еще на всю зиму! Мы же на один день только превратились, а уснем вдруг – и каникулы зимние проспим. Эх, Малинин, Малинин!
– Чего ты орешь? – сказал Костя. – Тебе же пока спать не хочется?
– Нет еще.
– Ну и летим за нектаром, а там будет видно.
– Что значит «там будет видно»? А если я усну на лету и проснусь только весной, превращусь в человека, а на экзаменах что буду делать? По всем предметам двоек нахватаю из-за тебя.
– Подумаешь, – сказал Костя, – дома его спать не уложишь, а здесь он, видите ли, боится на лету уснуть. Не бойся, не уснешь. Я отвечаю!
– Не усну?
– Конечно, не уснешь. Осенью засыпают какие бабочки? Обыкновенные. А мы с тобой бабочки необыкновенные.
– А какие же мы?
– Мы с тобой человекообразные бабочки, вот какие! – заорал на меня Малинин.
– Ну и что? – заорал я на Костю.
– А то, что на человекообразных бабочек этот закон природы, может быть, не распространяется!
– Может быть, не распространяется, а может быть, и распространяется!
Я хотел еще немного поругать Костю Малинина за его легкомыслие и особенно за то, что он имел коллекцию бабочек, а скрыл от меня такой ужасный закон природы, но в это время над нами, шумя крыльями, пролетел воробей и тут же вернулся обратно. При виде воробья Малинин почему-то сразу перестал на меня орать, съежился и полез прятаться под крышу.
Воробей прицепился к стенке недалеко от меня и нацелился на меня одним глазом. Лицо воробья показалось мне почему-то очень знакомым. Когда он повернулся ко мне боком, я увидел, что у воробья нет хвоста. Теперь я его узнал сразу: это был тот самый куцый воробей, с которым я подрался на дворе из-за овса.
– Здорово, чепчик! – крикнул я своему старому знакомому. – Ты на меня не сердишься?
– Баранкин, прячься сейчас же! – услышал я за спиной Костин голос. – Он тебя склюет!
– Кто это меня склюет? Баранкин перед воробьями никогда… – Не успел я окончить фразу, как выскочивший из-под крыши Малинин схватил меня за лапу и утащил под железный желоб.
В эту же секунду бесхвостый воробей оказался на моем месте. Обнаружив мое исчезновение, он повертел во все стороны головой, подобрался к спящей крушиннице, внимательно ее осмотрел, клюнул, моментально проглотил и полетел как ни в чем не бывало дальше. Я посмотрел из-под крыши вслед улетавшему воробью, потом уставился на Малинина.
– Я тебя забыл предупредить, Баранкин, – сказал Костя виноватым голосом, – что настоящие воробьи очень любят есть бабочек, так что ты не очень-то старайся попадаться им на глаза…
Мне, конечно, очень хотелось высказать Косте все, что я думал в эту минуту и о нем, и о жизни бабочек, но я молча сложил лапы на груди и сдержался. В конце концов, я не Малинин, это он расхныкался, когда устал быть воробьем. А я Баранкин! Уж если я превратился в бабочку, то я все трудности и всякие нечеловеческие мучения буду переживать молча, как настоящий мужчина. Тем более, что у меня и сил-то не было ругаться с Малининым, так мне хотелось есть в эту минуту.
СОБЫТИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ
Кепка-зенитка
Подождав, пока воробей улетит подальше, мы с Костей осторожно вылетели из-под крыши и направились за нектаром к видневшейся внизу клумбе с цветами. Я, конечно, по-прежнему проваливался на лету в воздушные ямы, но уже того ощущения, что я умираю от радости, у меня почему-то не было. И «ухать» мне что-то вдруг расхотелось.
– Птицы только вверху опасны, – сказал Малинин, – а к земле чем ближе, тем безопаснее. В крайнем случае, увидишь воробья – маскируйся.
«Маскируйся»! А если, пока я буду есть нектар, меня самого съедят, тогда что?.." Меня так и подмывало задать этот вопрос Малинину, но я снова сдержался и промолчал.
Цветов на клумбе было очень много – и красных, и белых, и синих, – и от всех шел такой чудесный нектарный запах, как от маминого печенья на кухне.
У меня от одного запаха нектара слюнки потекли и даже голова закружилась. Я уже не слушал, что говорит мне Костя. Я самостоятельно выбрал самый большой цветок и закружился над ним, выбирая место для посадки.
– Дави его! – раздался внезапно за моей спиной чей-то пронзительный голос.
Я перевернулся в воздухе и увидел невдалеке двух мальчишек с лопатами; они размахивали кепками и бежали по направлению ко мне, громко топая ногами.
– Это непарный шелкопряд! Дави! Я его знаю! – крикнул один из них и, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул.
Так как я, по словам Кости, был капустник и к непарному шелкопряду не имел никакого отношения, то я не обратил на крики ребят никакого внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Летим, – сказал Костя. – Во весь дух-ух-ух! Выдох – вдох-ох-ох! Крылом мах-ах-ах! Словно пух-ух-ух! Во весь дух-ух-ух!
СОБЫТИЕ ДВАДЦАТОЕ
«Спящая красавица»
Мы с Костей сделали еще один прощальный разворот над чердаком и уже хотели лететь за нектаром, как вдруг Костя Малинин заметил на стене дома маленькую желтенькую бабочку. Она сидела под железным желобом, вцепившись лапками в кирпичную стенку, сложив крылья, как прочитанную книгу.
– Настоящая! – сказал Костя Малинин. – Не то что мы с тобой! Привет, бабочка! – крикнул он, помахав в воздухе лапкой. – Это крушинница.
– Ну и пусть! – сказал я. – Давай скорее – летим за нектаром!
– Подожди! Надо с ней познакомиться!
– Вот не было печали! Эх ты, девчатник!
– Здравствуйте, бабочка! – сказал Костя Малинин, цепляясь за стенку рядом с крушинницей.
– Костя-махаон – девчатник! Костя-махаон – девчатник! – стал дразнить я Малинина, летая над самой его головой.
– Привет крушинницам! – сказал Костя, поднимая в знак приветствия вверх обе лапки.
– Позор девчатникам! – сказал я.
Костя еще раз поздоровался с бабочкой, но она продолжала сидеть молча и неподвижно, не обращая на Малинина никакого внимания.
– Ух и воображает из себя! – сказал я. – Так тебе и надо.
– Да нет, она не воображает, – сказал Костя, внимательно разглядывая крушинницу. – Она спит! Конечно, спит!
– Спящая красавица! Понятно. Проснись, спящая красавица! С вами хочет познакомиться сам Костя-махаон из семейства парусников!
Я сел рядом с бабочкой и потормошил ее лапкой.
– Бесполезно! – сказал Костя. – Теперь ее из пушки не разбудишь. Она ведь на всю зиму уснула.
– Почему это – на всю зиму?
– Потому что у них, у бабочек, такой закон природы!
– Чего ты врешь, Малинин, какой еще закон природы?
– Да честное слово! Все бабочки осенью умирают или засыпают до самой весны. У них даже расписание есть, когда кому засыпать.
– Подожди, а как же мы с тобой? – встревожился я.
– Что – мы?
– Мы с тобой тоже бабочки, значит, мы тоже заснем по расписанию?
– Вообще-то раз мы бабочки, значит, тоже, наверное, должны уснуть… когда-нибудь.
Меня это «открытие» просто ошеломило.
– Так зачем же мы тогда с тобой превращались в бабочек? Если мы каждую минуту можем заснуть, да еще на всю зиму! Мы же на один день только превратились, а уснем вдруг – и каникулы зимние проспим. Эх, Малинин, Малинин!
– Чего ты орешь? – сказал Костя. – Тебе же пока спать не хочется?
– Нет еще.
– Ну и летим за нектаром, а там будет видно.
– Что значит «там будет видно»? А если я усну на лету и проснусь только весной, превращусь в человека, а на экзаменах что буду делать? По всем предметам двоек нахватаю из-за тебя.
– Подумаешь, – сказал Костя, – дома его спать не уложишь, а здесь он, видите ли, боится на лету уснуть. Не бойся, не уснешь. Я отвечаю!
– Не усну?
– Конечно, не уснешь. Осенью засыпают какие бабочки? Обыкновенные. А мы с тобой бабочки необыкновенные.
– А какие же мы?
– Мы с тобой человекообразные бабочки, вот какие! – заорал на меня Малинин.
– Ну и что? – заорал я на Костю.
– А то, что на человекообразных бабочек этот закон природы, может быть, не распространяется!
– Может быть, не распространяется, а может быть, и распространяется!
Я хотел еще немного поругать Костю Малинина за его легкомыслие и особенно за то, что он имел коллекцию бабочек, а скрыл от меня такой ужасный закон природы, но в это время над нами, шумя крыльями, пролетел воробей и тут же вернулся обратно. При виде воробья Малинин почему-то сразу перестал на меня орать, съежился и полез прятаться под крышу.
Воробей прицепился к стенке недалеко от меня и нацелился на меня одним глазом. Лицо воробья показалось мне почему-то очень знакомым. Когда он повернулся ко мне боком, я увидел, что у воробья нет хвоста. Теперь я его узнал сразу: это был тот самый куцый воробей, с которым я подрался на дворе из-за овса.
– Здорово, чепчик! – крикнул я своему старому знакомому. – Ты на меня не сердишься?
– Баранкин, прячься сейчас же! – услышал я за спиной Костин голос. – Он тебя склюет!
– Кто это меня склюет? Баранкин перед воробьями никогда… – Не успел я окончить фразу, как выскочивший из-под крыши Малинин схватил меня за лапу и утащил под железный желоб.
В эту же секунду бесхвостый воробей оказался на моем месте. Обнаружив мое исчезновение, он повертел во все стороны головой, подобрался к спящей крушиннице, внимательно ее осмотрел, клюнул, моментально проглотил и полетел как ни в чем не бывало дальше. Я посмотрел из-под крыши вслед улетавшему воробью, потом уставился на Малинина.
– Я тебя забыл предупредить, Баранкин, – сказал Костя виноватым голосом, – что настоящие воробьи очень любят есть бабочек, так что ты не очень-то старайся попадаться им на глаза…
Мне, конечно, очень хотелось высказать Косте все, что я думал в эту минуту и о нем, и о жизни бабочек, но я молча сложил лапы на груди и сдержался. В конце концов, я не Малинин, это он расхныкался, когда устал быть воробьем. А я Баранкин! Уж если я превратился в бабочку, то я все трудности и всякие нечеловеческие мучения буду переживать молча, как настоящий мужчина. Тем более, что у меня и сил-то не было ругаться с Малининым, так мне хотелось есть в эту минуту.
СОБЫТИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ
Кепка-зенитка
Подождав, пока воробей улетит подальше, мы с Костей осторожно вылетели из-под крыши и направились за нектаром к видневшейся внизу клумбе с цветами. Я, конечно, по-прежнему проваливался на лету в воздушные ямы, но уже того ощущения, что я умираю от радости, у меня почему-то не было. И «ухать» мне что-то вдруг расхотелось.
– Птицы только вверху опасны, – сказал Малинин, – а к земле чем ближе, тем безопаснее. В крайнем случае, увидишь воробья – маскируйся.
«Маскируйся»! А если, пока я буду есть нектар, меня самого съедят, тогда что?.." Меня так и подмывало задать этот вопрос Малинину, но я снова сдержался и промолчал.
Цветов на клумбе было очень много – и красных, и белых, и синих, – и от всех шел такой чудесный нектарный запах, как от маминого печенья на кухне.
У меня от одного запаха нектара слюнки потекли и даже голова закружилась. Я уже не слушал, что говорит мне Костя. Я самостоятельно выбрал самый большой цветок и закружился над ним, выбирая место для посадки.
– Дави его! – раздался внезапно за моей спиной чей-то пронзительный голос.
Я перевернулся в воздухе и увидел невдалеке двух мальчишек с лопатами; они размахивали кепками и бежали по направлению ко мне, громко топая ногами.
– Это непарный шелкопряд! Дави! Я его знаю! – крикнул один из них и, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул.
Так как я, по словам Кости, был капустник и к непарному шелкопряду не имел никакого отношения, то я не обратил на крики ребят никакого внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27