Невыносимо ярко вспыхивает пламя — и видно, что Избавитель насмешливо качает головой, глядя на килларга: вроде и соглашается с рассказом, а вроде и нет.
Не понять.
* * *
— Пожалуй, — сказал Ллурм в те дни, когда они еще и не помышляли о прогулках по городу, — пожалуй, тебя следовало бы назвать по-другому. Что это за имя — Клеточник? То ли дело — Остряк или, допустим, Умник.
Рокх промолчал.
Он с самого начала относился к своему сокамернику с полубезразличным пренебрежением, ибо для себя определил Ллурма как слабака и ленивца, прежде всего во всем, что касалось умственной деятельности. Быстряк был талантлив, сообразителен, но апатичен, как трухлявый пень. Когда от него требовали чего-то, Быстряк подчинялся, но самостоятельно думать, анализировать, делать выводы он не желал. Что, по мнению Рокха, было признаком слабости и мягкотелости.
Воспитание у Голоса Господнего разнежило Ллурма; вот если бы тот жил в какой-нибудь деревне на границе двух кланов, тогда, возможно, из него вышел бы серьезный кхарг, а так… Рокх усматривал в этом некую иронию судьбы: Быстряку предоставили возможности для обучения, которых ни у кого другого никогда не было и в обозримом будущем, наверное, не появится, — и тем самым испортили Быстряка.
Довольно скоро Рокх сообразил, что из этой ситуации можно извлечь выгоду — и с тех пор периодически «подкармливал» Ллурма «вкусными» готовыми идейками. И если другого кхарга любая из них подвигла бы на самостоятельное развитие, то Быстряка наоборот, разнеживала в плане мыслительной деятельности. Что, несомненно, было на руку Клеточнику.
Ллурм, конечно же, чувствовал, как совоспитанник к нему относится (кстати, их так и не расселили, оставив жить в комнатах, предназначенных для одного). Но, похоже, Быстряка такое отношение не смущало. Вообще, как оказалось, он лишь в критических ситуациях становился жестким и агрессивным, а когда чувствовал себя в безопасности, был флегматичен и добродушен.
Вот и сейчас Быстряк начал разговор не потому что стремился что-либо понять, а лишь из желания потрепать языком.
— Нет, в самом деле, — продолжал он, ничуть не смущаясь молчанием Рокха, — Я, конечно, знаю, что в течение жизни некоторые меняют имя, или, скорее, им меняют его другие. Например, когда кхарг попадает в новое сообщество…
— Я знаю, в каких случаях происходит смена имени.
— Тогда почему?..
— Скажи-ка, что ты знал о Гостеприимце в первый день?
— То есть?
— Ну вот ты впервые увидел его, когда нас привели сюда. Что ты мог о нем сказать — сразу, когда еще не был с ним знаком?
Быстряк задумался, во взгляде его мелькнуло понимание:
— Так вот почему…
— Именно.
— Думаешь, мне стоит поменять свое имя? — спросил Ллурм.
Рокх засмеялся:
— Неужели, по-твоему, все так просто?! Имя нужно заслужить. Сделать имя. В противном случае оно сделает тебя, изменив согласно своему смыслу.
— Какая ерунда! Если меня назовут, скажем, Придурком — что, я поглупею?
«Куда уж еще!» — Клеточник повел вибриссами и ничего не ответил. Мол, думай как хочешь.
Иногда ему становилось невыносимо скучно в обществе этого своего сотоварища по воспитанию.
* * *
Однако, когда предложил господин Миссинец своим воспитанникам выбрать себе новые имена, те отказались.
Он поинтересовался, почему они так решили.
Быстряк сказал, что теперешнее имя нравится ему, к тому же Быстряку казалось, что оно отчасти соответствует его характеру. А Клеточник на расспросы лишь рассеянно повел хвостом и заявил, что это свое имя он заработал. Когда заработает следующее, тогда оно само собой у него и появится и не нужно будет ломать голову, как назваться.
Ничто не могло переубедить их, поэтому господин Миссинец решил оставить все как есть. И он отправил их на первую самостоятельную прогулку по городу, дав в провожатые Желтоклыкого.
Гунархтор необычайно поразил молодых кхаргов. Долго бродили они по улицам Города Мечты, дивясь всему, что только попадалось им на глаза.
Он очень изменился с тех пор, как здесь поселился господин Миссинец. Ибо вместе с господином Миссинцем поселились в городе перемены — и ощущались они буквально во всем.
Прежде, до прихода пророка, был Гунархтор городом одноэтажных зданий и кривых узких улочек, теперь же вряд ли нашелся бы хотя бы один дом, который был бы менее чем о двух этажах. Город Мечты сильно разросся за последние годы, посему многие здания находились уже за чертой городских стен — и теперь власти велели возвести вторые стены. Прогуливаясь, молодые кхарги слышали далекий гул там, где шли строительные работы, ибо великое множество кхаргов-зверей было задействовано на них.
Но и другие, менее шумные и величественные места города привлекали внимание воспитанников пророка. Они несколько раз заходили в попадавшиеся по дороге лавчонки с разнообразным товаром, где покупали всякие безделицы на деньги, выданные Желтоклыкому Голосом Господним специально для таких случаев. Потом они долго ходили по знаменитому гунархторскому рынку и смотрели на выступления бродячих чародеев, и слушали килларгов, среди которых по воле Одноокого был и ваш покойный слуга.
Однако больше всего восхитил и поразил воображение молодых кхаргов храм Господен. Тогда еще не знали они, сколь много переживаний будет связано у них с этим местом.
* * *
— Послушай, Клеточник, ты ведь у нас умный. Зачем господину Миссинцу воспитывать нас так? Даже градоправители не знают и половины того, что знаем мы.
«И даже господин Миссинец», — мысленно добавил Рокх.
Они гуляли по городу — сегодня второй раз, когда господин Миссинец позволил воспитанникам покинуть пределы своего холма. Разумеется, не одним
— разумеется, в сопровождении Желтоклыкого. Ничего удивительного в этом не было, поскольку их надзиратель почти все время неотлучно находился рядом с ними, даже на большинстве занятий.
Рокх издавна приглядывался к нему, пытаясь понять, что он за кхарг. С одной стороны, кажется, Желтоклыкий мало изменился с той поры, когда возглавлял отряд носильщиков, прибывший на Плато Детства. Он был все так же глуповат, прост и вместе с тем обладал той житейской хитростью, которая позволяет кхаргам-селюкам удерживаться на плаву. Рокх не раз и не два учился у Желтоклыкого, хотя тот об этом и не подозревал. …Или подозревал? Иногда Клеточнику начинало казаться, что глуповатый селюк — не более, чем личина; даже запахи Желтоклыкого порой несли в себе какой-то уж больно искусственный характер.
Несколько раз очень осторожно Рокх пытался «пронюхать» надзирателя потщательнее, но — безуспешно. Вот и сейчас:
— Зачем? А ты, Быстряк, вон у Желтоклыкого спроси. Уж он-то наверняка знает.
Надзиратель, шагавший позади молодых кхаргов, фыркнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Не понять.
* * *
— Пожалуй, — сказал Ллурм в те дни, когда они еще и не помышляли о прогулках по городу, — пожалуй, тебя следовало бы назвать по-другому. Что это за имя — Клеточник? То ли дело — Остряк или, допустим, Умник.
Рокх промолчал.
Он с самого начала относился к своему сокамернику с полубезразличным пренебрежением, ибо для себя определил Ллурма как слабака и ленивца, прежде всего во всем, что касалось умственной деятельности. Быстряк был талантлив, сообразителен, но апатичен, как трухлявый пень. Когда от него требовали чего-то, Быстряк подчинялся, но самостоятельно думать, анализировать, делать выводы он не желал. Что, по мнению Рокха, было признаком слабости и мягкотелости.
Воспитание у Голоса Господнего разнежило Ллурма; вот если бы тот жил в какой-нибудь деревне на границе двух кланов, тогда, возможно, из него вышел бы серьезный кхарг, а так… Рокх усматривал в этом некую иронию судьбы: Быстряку предоставили возможности для обучения, которых ни у кого другого никогда не было и в обозримом будущем, наверное, не появится, — и тем самым испортили Быстряка.
Довольно скоро Рокх сообразил, что из этой ситуации можно извлечь выгоду — и с тех пор периодически «подкармливал» Ллурма «вкусными» готовыми идейками. И если другого кхарга любая из них подвигла бы на самостоятельное развитие, то Быстряка наоборот, разнеживала в плане мыслительной деятельности. Что, несомненно, было на руку Клеточнику.
Ллурм, конечно же, чувствовал, как совоспитанник к нему относится (кстати, их так и не расселили, оставив жить в комнатах, предназначенных для одного). Но, похоже, Быстряка такое отношение не смущало. Вообще, как оказалось, он лишь в критических ситуациях становился жестким и агрессивным, а когда чувствовал себя в безопасности, был флегматичен и добродушен.
Вот и сейчас Быстряк начал разговор не потому что стремился что-либо понять, а лишь из желания потрепать языком.
— Нет, в самом деле, — продолжал он, ничуть не смущаясь молчанием Рокха, — Я, конечно, знаю, что в течение жизни некоторые меняют имя, или, скорее, им меняют его другие. Например, когда кхарг попадает в новое сообщество…
— Я знаю, в каких случаях происходит смена имени.
— Тогда почему?..
— Скажи-ка, что ты знал о Гостеприимце в первый день?
— То есть?
— Ну вот ты впервые увидел его, когда нас привели сюда. Что ты мог о нем сказать — сразу, когда еще не был с ним знаком?
Быстряк задумался, во взгляде его мелькнуло понимание:
— Так вот почему…
— Именно.
— Думаешь, мне стоит поменять свое имя? — спросил Ллурм.
Рокх засмеялся:
— Неужели, по-твоему, все так просто?! Имя нужно заслужить. Сделать имя. В противном случае оно сделает тебя, изменив согласно своему смыслу.
— Какая ерунда! Если меня назовут, скажем, Придурком — что, я поглупею?
«Куда уж еще!» — Клеточник повел вибриссами и ничего не ответил. Мол, думай как хочешь.
Иногда ему становилось невыносимо скучно в обществе этого своего сотоварища по воспитанию.
* * *
Однако, когда предложил господин Миссинец своим воспитанникам выбрать себе новые имена, те отказались.
Он поинтересовался, почему они так решили.
Быстряк сказал, что теперешнее имя нравится ему, к тому же Быстряку казалось, что оно отчасти соответствует его характеру. А Клеточник на расспросы лишь рассеянно повел хвостом и заявил, что это свое имя он заработал. Когда заработает следующее, тогда оно само собой у него и появится и не нужно будет ломать голову, как назваться.
Ничто не могло переубедить их, поэтому господин Миссинец решил оставить все как есть. И он отправил их на первую самостоятельную прогулку по городу, дав в провожатые Желтоклыкого.
Гунархтор необычайно поразил молодых кхаргов. Долго бродили они по улицам Города Мечты, дивясь всему, что только попадалось им на глаза.
Он очень изменился с тех пор, как здесь поселился господин Миссинец. Ибо вместе с господином Миссинцем поселились в городе перемены — и ощущались они буквально во всем.
Прежде, до прихода пророка, был Гунархтор городом одноэтажных зданий и кривых узких улочек, теперь же вряд ли нашелся бы хотя бы один дом, который был бы менее чем о двух этажах. Город Мечты сильно разросся за последние годы, посему многие здания находились уже за чертой городских стен — и теперь власти велели возвести вторые стены. Прогуливаясь, молодые кхарги слышали далекий гул там, где шли строительные работы, ибо великое множество кхаргов-зверей было задействовано на них.
Но и другие, менее шумные и величественные места города привлекали внимание воспитанников пророка. Они несколько раз заходили в попадавшиеся по дороге лавчонки с разнообразным товаром, где покупали всякие безделицы на деньги, выданные Желтоклыкому Голосом Господним специально для таких случаев. Потом они долго ходили по знаменитому гунархторскому рынку и смотрели на выступления бродячих чародеев, и слушали килларгов, среди которых по воле Одноокого был и ваш покойный слуга.
Однако больше всего восхитил и поразил воображение молодых кхаргов храм Господен. Тогда еще не знали они, сколь много переживаний будет связано у них с этим местом.
* * *
— Послушай, Клеточник, ты ведь у нас умный. Зачем господину Миссинцу воспитывать нас так? Даже градоправители не знают и половины того, что знаем мы.
«И даже господин Миссинец», — мысленно добавил Рокх.
Они гуляли по городу — сегодня второй раз, когда господин Миссинец позволил воспитанникам покинуть пределы своего холма. Разумеется, не одним
— разумеется, в сопровождении Желтоклыкого. Ничего удивительного в этом не было, поскольку их надзиратель почти все время неотлучно находился рядом с ними, даже на большинстве занятий.
Рокх издавна приглядывался к нему, пытаясь понять, что он за кхарг. С одной стороны, кажется, Желтоклыкий мало изменился с той поры, когда возглавлял отряд носильщиков, прибывший на Плато Детства. Он был все так же глуповат, прост и вместе с тем обладал той житейской хитростью, которая позволяет кхаргам-селюкам удерживаться на плаву. Рокх не раз и не два учился у Желтоклыкого, хотя тот об этом и не подозревал. …Или подозревал? Иногда Клеточнику начинало казаться, что глуповатый селюк — не более, чем личина; даже запахи Желтоклыкого порой несли в себе какой-то уж больно искусственный характер.
Несколько раз очень осторожно Рокх пытался «пронюхать» надзирателя потщательнее, но — безуспешно. Вот и сейчас:
— Зачем? А ты, Быстряк, вон у Желтоклыкого спроси. Уж он-то наверняка знает.
Надзиратель, шагавший позади молодых кхаргов, фыркнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64