– Надо отметить это место, – прошептала Мария Гермосу.
Он покачал головой и хриплым шепотом отозвался:
– Я не забуду.
Великан бросил печальный взгляд на Марию, потом снова перевел глаза на могилу. Гробовщики почти закончили рыть яму – узкую, в три фута глубиной. Где-то в середине работы оба вспотели и скинули рубашки, обнажив плотные лоснящиеся тела. Кукольник, прохаживавшийся вокруг могилы, изредка посматривал на них и проверял их работу, лицо его, несмотря на жару, как обычно, закрывал капюшон.
У его ног на белой простыне лежал Моркасл. Руку волшебника подняли, чтобы она придерживала голову. Его одежда была окровавленной и грязной. Запах трупа и крови стоял в густом воздухе, вокруг роились, жужжа, мухи.
– Уже достаточно глубоко, – рыкнул Кукольник, хватая одного из могильщиков за плечо.
Благодарно посмотрев на него, оба работника вылезли из могилы и воткнули лопаты в холмик свежей земли. После этого они подошли к телу, один взял за ноги, второй за плечи, с кряхтением понесли труп к могиле, кивнули друг другу и опустили волшебника в яму. Голова покатилась и упала лицом вниз, тело перевернулось.
– Великий Кин-са, – начал Гермос.
– Да, Гермос, – сказала Мария, – пришло время молиться.
– Отнеси Моркасла к покою и безопасности, – продолжил Гермос, – у тебя сильная спина.
Могильщики начали забрасывать тело землей. Гермос освободил руку Марии и бросился вперед.
– Переверните его, – прокричал он, но лопаты продолжали мерно кидать землю.
Добежав до могилы, Гермос оттолкнул могильщиков и встал на колени перед телом. Как раз в эту минуту большая соленая слеза покатилась по его худой щеке, но рабочий, оправившийся от неожиданности, кинулся к Гермосу и схватил его за плечи, чтобы оттащить от могилы. Великан ударил его локтем в лицо, второй отступил сам. Гермос снова повернулся к могиле, но тут над ним склонился Кукольник. Теперь великан поднялся в полный рост и посмотрел на Кукольника сверху вниз.
– Его надо перевернуть, – повторил он.
Могильщики опасливо приблизились.
– Переверните его, – приказал Кукольник, – и положите голову на место.
Гермос вернулся к Марии, пока успокоившиеся могильщики занялись телом.
– Ему надо поставить памятник или камень, – добавил Гермос, беря слепую за руку.
– Посмотрим… Посмотрим… – угрюмо отозвался Кукольник.

***
В тот день новость о смерти Моркасла и неприлично скомканных похоронах распространилась по всему Карнавалу Л'Мораи. Вечером все фонари и лампы в квартале артистов были зажжены, а двери в палатки и вагончики крепко заперты. Несмотря на то, что зрителей было немало, боковые аллейки Карнавала были пустынными, а пояса артистов оттягивали ножи и кинжалы.
Единственным людным местом была палатка-столовая, где артисты искали убежища в ярком свете и тысячеглазой толпе. То и дело из-за столиков раздавался напряженный гневный смех, как будто именно им хотели отпугнуть убийцу карлики и уроды.
Но везде – на главной аллее и в столовой – густой пеленой в воздухе висел страх. И как будто материализовавшись из этого дыма, выполз ужас.
– Он здесь, – сказал великан. Он махнул рукой куда-то в сторону и бросил на Марию долгий взгляд. Хотя она крепко держалась за его руку, но с каждым шагом отставала все больше и больше. Гермос нежно посмотрел на ее маленькое лицо и крепко сжал губы, подавив желание подхватить ее на руки и понести по посыпанной песком дорожке, как ребенка.
– Еще немного, – повторил он в четвертый раз.
Мария покачала головой и задыхаясь пробормотала:
– Иди вперед, я догоню.
Гермос кивнул. Они добрались до людного района Карнавала и пробились через толпу зрителей. Дальше начиналась улочка лавочек: татуировщик, галантерея, пивоварня… Они миновали несколько палаток, задернутых полотняными занавесами, на которых яркими веселыми красками были изображены их обитатели: мальчик-леопард, женщина с головой козы, карлики…
– Он здесь, – сказал Гермос, но они обошли еще с десяток заведений и эстрад, пока великан не остановился.
– Что это? – спросила Мария. – Кто там?
– Это он, – ответил Гермос, глядя на человека, появившегося на сцене перед ним. – Мясник. Доминик.
Мария покрепче ухватила великана за руку.
– Он сбежал из города?
– Нет, – ответил Гермос. – Теперь он один из нас.
Доминик сидел на помосте, но он больше не был тем бесстрашным мясистым чудовищем, который боролся с Гермосом в палатке прорицателя. Не был он и тем наводящим ужас девятипалым убийцей, который умертвил Панола, Банола и шпагоглотателя Борго.
Доминик переменился. Отовсюду из его большого тела торчали, блестя в огнях, острые лезвия. Все – от крупной головы до больших ног – ощетинилось кинжалами, острыми шпагами, кривыми саблями и кухонными ножами. Сотни острых колющих предметов кровавили его кожу, будто огромный арсенал изнутри пробивался наружу к свету.
– Великий Каррик – человек тысячи ножей, – выкрикивал зазывала на возвышении, указывая на Доминика. – Единственный человек в мире, который растит внутри себя ножи и сабли…
Мария отшатнулась, будто ее ударили по лицу, и схватила Гермоса за руку.
– Да-да, смотрите, господа, – продолжал клоун, – как ножи прорастают сквозь кожу…
И действительно, отовсюду из кровоточащих ран росли лезвия, некоторые показались на несколько дюймов, другие – уже вылезли целиком, и все неумолимо – небыстро, но заметно – продолжали вылезать и вылезать, пробивая кожу в новых и новых местах.
– Отличные ножи, как и положено мяснику, – продолжал зазывала. Он приблизился к Доминику, ухватился за один из выросших кинжалов, потянул его на себя, заставляя мясника скривиться от боли, и вынул его наружу. Доминик задрожал, глаза, как у безумного, заметались по его мясистому лицу.
Высоко подняв окровавленное оружие, маленький человечек улыбаясь закричал:
– Нож, который может перерезать горло или вонзиться в живот, он и кость может перерубить. – А потом для пущего эффекта сделал вид, что хочет заколоться, и приставил нож к своей впалой груди. Показав зрителям маленькую пантомиму, он вытер острие об уже окровавленную тунику. – Десять лоринов и грош за большой нож, – объявил он.
Гермос отвел Марию в тень.
– Что его могло так изменить? – громко спросила она.
Гермос, качая головой, не мог отвести глаз от чудовища на помосте. Сине-черный ошейник опоясывал шею Доминика. Узкие полосы черно-серой кожи разбегались от него вниз по груди и вверх к подбородку.
– Ошейник. Тот, о котором говорил Моркасл, – шепотом объяснил он. – Он сжег его.
Выражение лица Марии стало жестоким. – Это волшебство.
– Везде, где они ранили его, теперь выросли ножи и сабли, – добавил Гермос.
– Помнит ли он, кто он? – удивилась Мария дрогнувшим голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72