Раздутые головы директоров не переставали повергать его в изумление.
— Сириане располагают новым оружием, — без околичностей начал Скор.
— Ты имеешь в виду бластер, — кивнул Честер, не переставая улыбаться.
Семри Навтов с враждебностью в свинячьих глазках выпалил:
— Почему ты не сказал нам?
— Самым банальным ответом было бы то, что вы не спрашивали; но на самом деле не все можно предсказать. Вспомните о точках выбора, директора. Будущее — это лабиринт. Представьте себе лес, состоящий из деревьев, ветви которых сплелись в одну нераздельную массу. Теперь представьте себе одно такое дерево в схематичном виде. Поместите себя на кончике корня. Это ваше рождение в прошлом. Продвигаясь вверх по сходящимся корням, вы, наконец, доберетесь до ствола, который представляет настоящее. От ствола вверх в разные стороны отходят несколько крупных веток. Ветки — это будущее. Выбери одну, и дальнейшие варианты сведутся к отросткам данной ветки. Каждый выбор ветки это развилка — точка выбора. Или, может, вы попытаетесь привить ветку к другому дереву? Могу я знать заранее, какой выбор вы совершите? Могу я догадаться, какой лист станет вашей судьбой? Нет, — по-доброму улыбнулся Честер, разглаживая на груди тонкую ткань с Арктура. — В этом свободная воля. Паук — Бог — не насилует волю. Я уже говорил, что Паук ее ревностно охраняет. Попытайся я увидеть ваш лист, мой разум бы запутался в ветвях так глубоко, что я бы не смог найти пути обратно к вам. Это и есть сумасшествие, о котором я так часто говорю. Если Бог отказывается влиять на свободную волю, то подобает ли мне это делать?
— Твои слова оскорбительны, — бесстрастно заявил Рок. Честер всем своим существом ощущал его ненависть. Нерассуждающая мощь этого чувства заставила его застыть и испытать жалость к этому человеку.
— Тебе было бы лучше услышать ложь? — почтительно спросил Честер. — Я готов сообщать тебе все, что в моих силах, пока это не угрожает моему здравому рассудку и не заставляет меня говорить неправду. Поберегите нервы, господа, я уже предвижу ваши угрозы. Они ничего не стоят. Можете меня убить, если хотите. Смерть ничего не значит. Она окружает нас со всех сторон, отдаляясь после одной точки выбора и приближаясь после другой. В то же время, исследуйте свои мотивы и учитесь сами. Я так понимаю, что в университете были беспорядки. Контрабанда в секторе Гулаг увеличилась. Вы сомневаетесь насчет того, что может значить предложение, сделанное Респитом романанам. Вас поджимают со всех сторон. Чему вы можете научиться сами?
Скор почти не открывал глаз.
— Пророк, мы в затруднении. Научи нас.
— Он научит нас смерти! — хищно ощерившись, заявил Рок. — Я бы отделался от него!
Честер вмешался, примирительно подняв руки.
— Директор Рок, ты становишься неразумным… из-за утраты контроля над Респитом. Ты пожалеешь еще больше, если позволишь себе потерять контроль над своими эмоциями. Остерегайся эмоций, директор, тебе они в новинку. Но вообще-то эмоции — это одна из самых могущественных сил вселенной. Приручишь их — откроешь себе дорогу к величию, выпустишь из рук — погибнешь глупо и бессмысленно.
Шарообразная голова Рока медленно покраснела.
— Рок! — зашипел Робинсон, напрягая атрофировавшиеся голосовые связки. Судя по их глазам, Робинсон и Навтов вели оживленный разговор по своим каналам компьютерной связи.
В конце концов, Рок закрыл глаза, набрал много воздуха в свою впалую грудь и выпустил его. Помолчав несколько минут, он снова открыл глаза, волком уставившись на Честера.
— Директор, — Честер поклонился, — задумайся над тем, что произошло. Подумай о том, как близок ты был к тому, чтобы поддаться слепой ярости. Посмотри со стороны на возможные последствия испытанных тобой эмоций. К чему они могли привести тебя? Какие перемены ты мог бы вызвать в обществе? — его голос был ласковым, а глаза убежденными.
Лицо Рока болезненно исказилось, прежде чем исчезнуть вместе с его голографией.
Робинсон и Навтов закрыли глаза для того, чтобы пообщаться между собой. Скор первым вернулся к прежнему состоянию, открыв свои маленькие голубые глаза и внимательно посмотрев на Честера. Навтов сделал то же самое секундой позже.
— Ты играешь с опасностью, — голос Робинсона казался скрипучим. — Не дразни его. Мы были на волосок от катастрофы.
Честер склонил голову.
— Эта была точка выбора, директора. Эн Рок — наименее человечный из вас. Я учитель, и вы сами хотели у меня поучиться. Я продемонстрировал ему остатки общего для всех людей оружия. Оружия, которым вы сами владеете, но плохо понимаете. Вашего брата учили управлять бесстрастно, объективно, в полном отчуждении от настоящей человеческой жизни. Вы живете здесь отшельниками. Все ваше общение с людьми ограничивается передачей информации через компьютерную сеть. У вас нет ни малейшего представления о человеческой психологии.
— Но реакция Рока была… была нелогичной, — возразил Навтов. — Он на несколько минут совершенно потерял рассудок, одержимый желанием уничтожить тебя! Ради этого он был готов всю цивилизацию свернуть со своего пути! Неужели наступает эпоха безумия?
— Нет, директор Навтов, — Честер слегка покачал головой. — Мне нужно было, чтобы вы поняли, до чего могут довести эмоции. Нген Ван Чжоу, Дэймен Ри, романаны и сириане — всеми ими движут чувства, подобные тем, которые испытал только что Рок. Мы не входим в эпоху безумия — хотя вам и может так показаться. Мы входим в эпоху страсти.
— Страсть? — спросил Скор. — Эмоции? Разве это не одно и то же?
— А кирпичи и стены — это одно и то же? — парировал Честер. — Страсть — это эмоции, введенные в определенное русло… наподобие стены, сложенной из кирпичиков. Вы понимаете, к чему я…
— И жизнь людей определяется такими страстями? — скрипучий голос Навтова был полон недоверия.
— Чем люди дальше от жизни, директор, тем меньше они подвержены страсти, — Честеру удалось слегка пожать плечами. — Ваш Директорат пытался изолировать людей от самих себя, от их собственных желаний, для которых они были созданы. Вы сами не имеете представления об эмоции. Любовь, ненависть, ревность, вина, зависть, мщение, справедливость, свобода, власть и другие базовые желания не являются рациональными, — но в них заложена сила, большая чем в интеллекте.
— Зачем ты нам это говоришь? — спросил Скор. — Что движет тобой? Ты на нашей стороне в этом конфликте с сирианами? Или ты преследуешь интересы своих романанов?
— Я хочу только учить, директор, — непринужденно кивнул Честер, излучая безмятежность своим миролюбивым лицом. — У меня нет страстей. У меня есть только будущее, текущее в прошлое подобно потоку. Ну рассердись я, и что до этого Пауку? Начни я интриговать, разве моя душа качественно изменится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Сириане располагают новым оружием, — без околичностей начал Скор.
— Ты имеешь в виду бластер, — кивнул Честер, не переставая улыбаться.
Семри Навтов с враждебностью в свинячьих глазках выпалил:
— Почему ты не сказал нам?
— Самым банальным ответом было бы то, что вы не спрашивали; но на самом деле не все можно предсказать. Вспомните о точках выбора, директора. Будущее — это лабиринт. Представьте себе лес, состоящий из деревьев, ветви которых сплелись в одну нераздельную массу. Теперь представьте себе одно такое дерево в схематичном виде. Поместите себя на кончике корня. Это ваше рождение в прошлом. Продвигаясь вверх по сходящимся корням, вы, наконец, доберетесь до ствола, который представляет настоящее. От ствола вверх в разные стороны отходят несколько крупных веток. Ветки — это будущее. Выбери одну, и дальнейшие варианты сведутся к отросткам данной ветки. Каждый выбор ветки это развилка — точка выбора. Или, может, вы попытаетесь привить ветку к другому дереву? Могу я знать заранее, какой выбор вы совершите? Могу я догадаться, какой лист станет вашей судьбой? Нет, — по-доброму улыбнулся Честер, разглаживая на груди тонкую ткань с Арктура. — В этом свободная воля. Паук — Бог — не насилует волю. Я уже говорил, что Паук ее ревностно охраняет. Попытайся я увидеть ваш лист, мой разум бы запутался в ветвях так глубоко, что я бы не смог найти пути обратно к вам. Это и есть сумасшествие, о котором я так часто говорю. Если Бог отказывается влиять на свободную волю, то подобает ли мне это делать?
— Твои слова оскорбительны, — бесстрастно заявил Рок. Честер всем своим существом ощущал его ненависть. Нерассуждающая мощь этого чувства заставила его застыть и испытать жалость к этому человеку.
— Тебе было бы лучше услышать ложь? — почтительно спросил Честер. — Я готов сообщать тебе все, что в моих силах, пока это не угрожает моему здравому рассудку и не заставляет меня говорить неправду. Поберегите нервы, господа, я уже предвижу ваши угрозы. Они ничего не стоят. Можете меня убить, если хотите. Смерть ничего не значит. Она окружает нас со всех сторон, отдаляясь после одной точки выбора и приближаясь после другой. В то же время, исследуйте свои мотивы и учитесь сами. Я так понимаю, что в университете были беспорядки. Контрабанда в секторе Гулаг увеличилась. Вы сомневаетесь насчет того, что может значить предложение, сделанное Респитом романанам. Вас поджимают со всех сторон. Чему вы можете научиться сами?
Скор почти не открывал глаз.
— Пророк, мы в затруднении. Научи нас.
— Он научит нас смерти! — хищно ощерившись, заявил Рок. — Я бы отделался от него!
Честер вмешался, примирительно подняв руки.
— Директор Рок, ты становишься неразумным… из-за утраты контроля над Респитом. Ты пожалеешь еще больше, если позволишь себе потерять контроль над своими эмоциями. Остерегайся эмоций, директор, тебе они в новинку. Но вообще-то эмоции — это одна из самых могущественных сил вселенной. Приручишь их — откроешь себе дорогу к величию, выпустишь из рук — погибнешь глупо и бессмысленно.
Шарообразная голова Рока медленно покраснела.
— Рок! — зашипел Робинсон, напрягая атрофировавшиеся голосовые связки. Судя по их глазам, Робинсон и Навтов вели оживленный разговор по своим каналам компьютерной связи.
В конце концов, Рок закрыл глаза, набрал много воздуха в свою впалую грудь и выпустил его. Помолчав несколько минут, он снова открыл глаза, волком уставившись на Честера.
— Директор, — Честер поклонился, — задумайся над тем, что произошло. Подумай о том, как близок ты был к тому, чтобы поддаться слепой ярости. Посмотри со стороны на возможные последствия испытанных тобой эмоций. К чему они могли привести тебя? Какие перемены ты мог бы вызвать в обществе? — его голос был ласковым, а глаза убежденными.
Лицо Рока болезненно исказилось, прежде чем исчезнуть вместе с его голографией.
Робинсон и Навтов закрыли глаза для того, чтобы пообщаться между собой. Скор первым вернулся к прежнему состоянию, открыв свои маленькие голубые глаза и внимательно посмотрев на Честера. Навтов сделал то же самое секундой позже.
— Ты играешь с опасностью, — голос Робинсона казался скрипучим. — Не дразни его. Мы были на волосок от катастрофы.
Честер склонил голову.
— Эта была точка выбора, директора. Эн Рок — наименее человечный из вас. Я учитель, и вы сами хотели у меня поучиться. Я продемонстрировал ему остатки общего для всех людей оружия. Оружия, которым вы сами владеете, но плохо понимаете. Вашего брата учили управлять бесстрастно, объективно, в полном отчуждении от настоящей человеческой жизни. Вы живете здесь отшельниками. Все ваше общение с людьми ограничивается передачей информации через компьютерную сеть. У вас нет ни малейшего представления о человеческой психологии.
— Но реакция Рока была… была нелогичной, — возразил Навтов. — Он на несколько минут совершенно потерял рассудок, одержимый желанием уничтожить тебя! Ради этого он был готов всю цивилизацию свернуть со своего пути! Неужели наступает эпоха безумия?
— Нет, директор Навтов, — Честер слегка покачал головой. — Мне нужно было, чтобы вы поняли, до чего могут довести эмоции. Нген Ван Чжоу, Дэймен Ри, романаны и сириане — всеми ими движут чувства, подобные тем, которые испытал только что Рок. Мы не входим в эпоху безумия — хотя вам и может так показаться. Мы входим в эпоху страсти.
— Страсть? — спросил Скор. — Эмоции? Разве это не одно и то же?
— А кирпичи и стены — это одно и то же? — парировал Честер. — Страсть — это эмоции, введенные в определенное русло… наподобие стены, сложенной из кирпичиков. Вы понимаете, к чему я…
— И жизнь людей определяется такими страстями? — скрипучий голос Навтова был полон недоверия.
— Чем люди дальше от жизни, директор, тем меньше они подвержены страсти, — Честеру удалось слегка пожать плечами. — Ваш Директорат пытался изолировать людей от самих себя, от их собственных желаний, для которых они были созданы. Вы сами не имеете представления об эмоции. Любовь, ненависть, ревность, вина, зависть, мщение, справедливость, свобода, власть и другие базовые желания не являются рациональными, — но в них заложена сила, большая чем в интеллекте.
— Зачем ты нам это говоришь? — спросил Скор. — Что движет тобой? Ты на нашей стороне в этом конфликте с сирианами? Или ты преследуешь интересы своих романанов?
— Я хочу только учить, директор, — непринужденно кивнул Честер, излучая безмятежность своим миролюбивым лицом. — У меня нет страстей. У меня есть только будущее, текущее в прошлое подобно потоку. Ну рассердись я, и что до этого Пауку? Начни я интриговать, разве моя душа качественно изменится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136