— Вот ведь как получается: под Сталинградом дела на лад пошли, так он здесь активность проявляет.
Костя посмотрел на Глазкова с легким недоверием — неужто он всерьез связывает ранение Колпакова с событиями под Сталинградом? В эти дни Костя, как и все, следил, конечно, по газетам, что там и как под Сталинградом, радовался, что все идет как будто правильно, но в военно-стратегические рассуждения и споры не встревал — не тем был занят — и вот о такой связи не думал. Да и сейчас не очень-то в нее поверил. но не показал вида.
Глазков поговорил на эту тему еще немного, а потом сказал дельное:
— Ты, прежде чем к дружку идти, заскочи в военторг. Водочки на этот случай принести не грех — спаться человеку лучше будет. А то при ранении, особенно попервости, спится плохо.
— Так там меня и ждут, — рассмеялся Костя. — Бери фляжку с горлом пошире.
— Не скажи… Одно — что ты все-таки не просто отдыхающий, а — Жилин. А второе — там список на отдыхающих есть. Ты им пользовался?
— Нет. — И, опасаясь, как бы его не «купили», осведомился:
— А ты? Пользовался?
— А как же — мы свое взяли.
Косте стало очень неудобно, оттого что он не расплатился с бойцами за выпитую в предбаннике водку, Глазков понял его и успокоил:
— Мы ж понимаем… Случай такой вышел…
Перед обедом Костя пошел в ларек военторга. Там командовал не так чтоб уж очень пожилой, но все-таки в возрасте, носатый мужчина в гражданском. Он хмуро всмотрелся в Жилина, нашел его фамилию в списке и молча, пощелкивая костяшками счетов, стал выкладывать товар, земляничное мыло, зубной порошок, цветочный одеколон, пачку галет, банку тушенки, подворотнички, бумагу, папиросы и еще всякие мелочи, о существовании которых Жилин на войне начисто забыл. А потом отвернулся, чтобы налить в бутылки темную от настоя в дубовых кадушках водку.
Пока продавец цедил водку, Костя из любопытства заглянул в список и увидел, что его фамилия жирно подчеркнута. Против всех фамилий не стояло никаких пометок, а против его — "1л.". Он сразу сообразил, что замполит медсанбата выделил его из всех. Выделил по-особому — определив, в отличие от других, литр водки. Всем — пол-литра, а ему — литр. Видимо, по внешнему виду и по занимаемой должности такой, как Жилин, ни о чем другом мечтать не мог…
"Ладно, помечтаем о другом…" — с усмешкой решил Костя.
Он посмотрел на счеты, прикинул, что денег у него остается еще много, изучил полупустые полки и обнаружил на них женские чулки в резинку, телесные и голубые рейтузы.
Продавец выпрямился и поставил на прилавок бутылки. Жилим деловито попросил:
— Еще две пары вот тех чулок и потом… вот эти… голубые… тоже две пары.
Продавец недоверчиво посмотрел на Костю, но промолчал и к полкам не потянулся.
Жилин сжал губы и уставился на продавца. Тот отвел взгляд, и Костя спросил:
— Не слышал?
— Слышал…
— Ну и что?
Продавец потоптался и с тоской спросил:
— Зачем они тебе? А? Зачем?
У нас в батальоне знаешь сколько девчат? Должен я привезти подарки? А? Должен! Вот и гони. Замполит же предупреждал.
Продавец вгляделся в Костино бесстрастное лицо и швырнул на прилавок чулки и рейтузы, щелкнул на счетах, и Костя уже заговорщицки спросил:
— Слышь, а духов нет?
— Нет!
— Жаль… А между прочим, тоже… обыкновенный спирт.
— Пробовал? — с презрением, почти с ненавистью посмотрел продавец, но, наткнувшись на насмешливо-непримиримый взгляд Жилина, опять потупился. Он, видно, был одним из тех, кто хамит застенчиво, не поднимая взгляда.
Костя неторопливо собрал свои покупки и рассортировал их: бутылку водки, порошок, папиросы, мыло и галеты — для Колпакова; тушенку и водку — для ребят в погашение долга; остальное — Марии. Себе оставил только бумагу, иголки и подворотнички.
— Завернуть у тебя, конечно, не во что… торговля, — не то спросил, не то с издевкой укорил Костя продавца, и тот промолчал.
Очень не понравилось Жилину уклончивое презрительное молчание продавца, и он спросил:
— Слушай, друг, пойдем со мной на передок. Постреляем вместе. А то ж ты тут зачахнешь н войны не увидишь. А? — должно быть, продавец привык к этим издевательским приглашениям и в ответ только вздохнул. — Не хочется? А то б и тебя замполит выделял… в списках. Почет все-таки, уважение… — Продавец молчал, и Костя вымещал на нем полыхнувшую зависть: этот здесь останется, будет видеть Марию, а ему опять идти. — Не пойдешь, значит? Почет там, уважение тебе, выходит, ни к чему… Ты при своих товарах вполне довольный. Не получишь чего — на водку сменяешь. Так?
Пока шел такой вот разговор, Жилин рассовал покупки по карманам, а все, что предназначалось Марии, — за пазуху шинели. Военному человеку с набитой пазухой ходить не положено. Потому из лавки он прошел к простынному закутку Марии, сунул сверток под подушку, потом забежал в свою избу, выложил свои подворотнички в сержантскую кирзовую сумку, а водку с тушенкой — под подушку Глазкова. И уж после этого пошагал в медсанбат.
Только на пороге школы он вспомнил, что его предупредили: прийти после обеда. Но ждать он уже не мог — в душе опять возобновилась та сложная и еще непонятная ему работа, что началась в первые дни отдыха. И он не стал ждать, а сразу же прошел к командиру медсанбата.
Ему повезло. Моложавый, красивый майор медицинской службы только что провел удачную операцию. Он был доволен собой, исходом операции, восхищенными взглядами сестер и санитарок и с удовольствием смотрел на бравую выправку сержанта.
— Колпаков — ваш подчиненный?
— Так точно!
— Вообще-то не положено… Но когда командир приходит к подчиненному… Одобряю.
— Спасибо, — сказал Костя, но его обидело это последнее снисходительное словцо «одобряю». Как будто все командиры не рады зайти в госпиталь к своим подчиненным, а вот он, Жилин, счастливое исключение.
Моложавый майор медицинской службы и сам почувствовал, что сказал не то и не так, покраснел, нахмурился и приказал сестре:
— Дайте сержанту халат и проводите. — Помолчал и добавил:
— С передовой командиру трудно вырваться.
"Вот это верно… — подумал Костя, — было б время…" И он еще раз поблагодарил майора.
Впервые за всю войну Костя побывал в медсанбате: серьезных ранений он не получал, а царапины лечил в строю.
Поскольку больших боев не было, всех, кого можно было вылечить быстро и надежно, врачи не отсылали в тыловые госпитали. За обстрелянными кадрами гонялись в каждом полку, тем более что пополнение приходило туго… Поэтому все, с чем встретился Костя, было, в сущности, госпитальное.
И это госпитальное ему не понравилось. И душная, пропахшая лекарствами и запахами больного человеческого тела, какая-то плотная жарынь, и громкий, наверное чересчур громкий, и счастливый смех, перебиваемый стопами и трудными вздохами, и теснота — койки стояли даже в коридоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Костя посмотрел на Глазкова с легким недоверием — неужто он всерьез связывает ранение Колпакова с событиями под Сталинградом? В эти дни Костя, как и все, следил, конечно, по газетам, что там и как под Сталинградом, радовался, что все идет как будто правильно, но в военно-стратегические рассуждения и споры не встревал — не тем был занят — и вот о такой связи не думал. Да и сейчас не очень-то в нее поверил. но не показал вида.
Глазков поговорил на эту тему еще немного, а потом сказал дельное:
— Ты, прежде чем к дружку идти, заскочи в военторг. Водочки на этот случай принести не грех — спаться человеку лучше будет. А то при ранении, особенно попервости, спится плохо.
— Так там меня и ждут, — рассмеялся Костя. — Бери фляжку с горлом пошире.
— Не скажи… Одно — что ты все-таки не просто отдыхающий, а — Жилин. А второе — там список на отдыхающих есть. Ты им пользовался?
— Нет. — И, опасаясь, как бы его не «купили», осведомился:
— А ты? Пользовался?
— А как же — мы свое взяли.
Косте стало очень неудобно, оттого что он не расплатился с бойцами за выпитую в предбаннике водку, Глазков понял его и успокоил:
— Мы ж понимаем… Случай такой вышел…
Перед обедом Костя пошел в ларек военторга. Там командовал не так чтоб уж очень пожилой, но все-таки в возрасте, носатый мужчина в гражданском. Он хмуро всмотрелся в Жилина, нашел его фамилию в списке и молча, пощелкивая костяшками счетов, стал выкладывать товар, земляничное мыло, зубной порошок, цветочный одеколон, пачку галет, банку тушенки, подворотнички, бумагу, папиросы и еще всякие мелочи, о существовании которых Жилин на войне начисто забыл. А потом отвернулся, чтобы налить в бутылки темную от настоя в дубовых кадушках водку.
Пока продавец цедил водку, Костя из любопытства заглянул в список и увидел, что его фамилия жирно подчеркнута. Против всех фамилий не стояло никаких пометок, а против его — "1л.". Он сразу сообразил, что замполит медсанбата выделил его из всех. Выделил по-особому — определив, в отличие от других, литр водки. Всем — пол-литра, а ему — литр. Видимо, по внешнему виду и по занимаемой должности такой, как Жилин, ни о чем другом мечтать не мог…
"Ладно, помечтаем о другом…" — с усмешкой решил Костя.
Он посмотрел на счеты, прикинул, что денег у него остается еще много, изучил полупустые полки и обнаружил на них женские чулки в резинку, телесные и голубые рейтузы.
Продавец выпрямился и поставил на прилавок бутылки. Жилим деловито попросил:
— Еще две пары вот тех чулок и потом… вот эти… голубые… тоже две пары.
Продавец недоверчиво посмотрел на Костю, но промолчал и к полкам не потянулся.
Жилин сжал губы и уставился на продавца. Тот отвел взгляд, и Костя спросил:
— Не слышал?
— Слышал…
— Ну и что?
Продавец потоптался и с тоской спросил:
— Зачем они тебе? А? Зачем?
У нас в батальоне знаешь сколько девчат? Должен я привезти подарки? А? Должен! Вот и гони. Замполит же предупреждал.
Продавец вгляделся в Костино бесстрастное лицо и швырнул на прилавок чулки и рейтузы, щелкнул на счетах, и Костя уже заговорщицки спросил:
— Слышь, а духов нет?
— Нет!
— Жаль… А между прочим, тоже… обыкновенный спирт.
— Пробовал? — с презрением, почти с ненавистью посмотрел продавец, но, наткнувшись на насмешливо-непримиримый взгляд Жилина, опять потупился. Он, видно, был одним из тех, кто хамит застенчиво, не поднимая взгляда.
Костя неторопливо собрал свои покупки и рассортировал их: бутылку водки, порошок, папиросы, мыло и галеты — для Колпакова; тушенку и водку — для ребят в погашение долга; остальное — Марии. Себе оставил только бумагу, иголки и подворотнички.
— Завернуть у тебя, конечно, не во что… торговля, — не то спросил, не то с издевкой укорил Костя продавца, и тот промолчал.
Очень не понравилось Жилину уклончивое презрительное молчание продавца, и он спросил:
— Слушай, друг, пойдем со мной на передок. Постреляем вместе. А то ж ты тут зачахнешь н войны не увидишь. А? — должно быть, продавец привык к этим издевательским приглашениям и в ответ только вздохнул. — Не хочется? А то б и тебя замполит выделял… в списках. Почет все-таки, уважение… — Продавец молчал, и Костя вымещал на нем полыхнувшую зависть: этот здесь останется, будет видеть Марию, а ему опять идти. — Не пойдешь, значит? Почет там, уважение тебе, выходит, ни к чему… Ты при своих товарах вполне довольный. Не получишь чего — на водку сменяешь. Так?
Пока шел такой вот разговор, Жилин рассовал покупки по карманам, а все, что предназначалось Марии, — за пазуху шинели. Военному человеку с набитой пазухой ходить не положено. Потому из лавки он прошел к простынному закутку Марии, сунул сверток под подушку, потом забежал в свою избу, выложил свои подворотнички в сержантскую кирзовую сумку, а водку с тушенкой — под подушку Глазкова. И уж после этого пошагал в медсанбат.
Только на пороге школы он вспомнил, что его предупредили: прийти после обеда. Но ждать он уже не мог — в душе опять возобновилась та сложная и еще непонятная ему работа, что началась в первые дни отдыха. И он не стал ждать, а сразу же прошел к командиру медсанбата.
Ему повезло. Моложавый, красивый майор медицинской службы только что провел удачную операцию. Он был доволен собой, исходом операции, восхищенными взглядами сестер и санитарок и с удовольствием смотрел на бравую выправку сержанта.
— Колпаков — ваш подчиненный?
— Так точно!
— Вообще-то не положено… Но когда командир приходит к подчиненному… Одобряю.
— Спасибо, — сказал Костя, но его обидело это последнее снисходительное словцо «одобряю». Как будто все командиры не рады зайти в госпиталь к своим подчиненным, а вот он, Жилин, счастливое исключение.
Моложавый майор медицинской службы и сам почувствовал, что сказал не то и не так, покраснел, нахмурился и приказал сестре:
— Дайте сержанту халат и проводите. — Помолчал и добавил:
— С передовой командиру трудно вырваться.
"Вот это верно… — подумал Костя, — было б время…" И он еще раз поблагодарил майора.
Впервые за всю войну Костя побывал в медсанбате: серьезных ранений он не получал, а царапины лечил в строю.
Поскольку больших боев не было, всех, кого можно было вылечить быстро и надежно, врачи не отсылали в тыловые госпитали. За обстрелянными кадрами гонялись в каждом полку, тем более что пополнение приходило туго… Поэтому все, с чем встретился Костя, было, в сущности, госпитальное.
И это госпитальное ему не понравилось. И душная, пропахшая лекарствами и запахами больного человеческого тела, какая-то плотная жарынь, и громкий, наверное чересчур громкий, и счастливый смех, перебиваемый стопами и трудными вздохами, и теснота — койки стояли даже в коридоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95