— Но, моя милая Гермия, ты, должно быть, сошла с ума! Конечно, ты должна выйти за него! Это будет самое великолепное, блестящее замужество, которого ты только можешь пожелать! Я честно скажу тебе: у меня и мысли не было, что ты сможешь завоевать сердце самого неуловимого холостяка во всем высшем свете!
Она помолчала и затем добавила, почти в шутку:
— За исключением, конечно, моего брата, который поклялся никогда не жениться!
— Почему он сделал это? — спросила Гермия совсем другим тоном.
— Разве тебе никто не рассказывал, что бедный Фавиан испытал страшное оскорбление, нанесенное ему девушкой, которой он отдал свое сердце через год после окончания Оксфорда?
— Что же случилось?
— Это была совершенно ординарная история, имевшая, однако, последствия, которые мы не могли предвидеть в то время.
— Какие последствия?
— Фавиан влюбился в дочь герцога Дорсетского. Она была красивой, очень красивой, но я всегда думала, что она не совсем такова, какой кажется.
— Я не понимаю, — пробормотала Гермия.
— Каролина была прекрасна, выглядела великолепно на лошади, что, конечно, нравилось Фавиану, и казалась влюбленной в него так же, как и он в нее.
Леди Лэнгдон вздохнула.
— Вся семья была в восторге, поскольку Фавиан только что получил титул и был так богат и так привлекателен, что являлся предметом мечтаний каждой женщины.
Помолчав, она продолжила;
— Мы все думали, что если он женится и станет проводить больше времени в деревне, чем в Лондоне, это будет превосходно для него, и возможно, отвлечет его от мыслей об армии, куда он хотел вступить.
— Они были помолвлены? — спросила Гермия.
— Официально нет. Семьи с обеих сторон знали, что это подразумевается, и фактически уже готовилось объявление в «Газетт», когда Фавиан обнаружил, что Каролина ведет себя возмутительным, скандальным образом — встречается с мужчиной, в которого она была действительно влюблена!
Гермия пробормотала что-то сочувственное, и леди Лэнгдон продолжала:
— Я с трудом могла поверить, что девушка хорошего положения и воспитания может снизойти до любовной связи с человеком совершенно другого класса и опорочить себя тайными встречами с ним в поместье своего отца — Кем же он был?
— Он был тренером по верховой езде, и, конечно, Каролина часто ездила верхом, сопровождаемая им.
Гермия поняла, что случилось, и леди Лэнгдон сказала тоном глубочайшего презрения:
— Это позорно, совершенно позорно, чтобы леди вела себя таким образом! Я узнала — хотя Фавиан никогда не говорил об этом, — что он получил анонимное письмо от кого-то, кто завидовал ему, и застал Каролину и мужчину, которого она любила, в весьма недвусмысленных обстоятельствах.
— Это, должно быть, сильно ранило его, — пробормотала Гермия.
— Это сделало его крайне циничным, и он сразу ушел в армию и воевал на Пиренейском полуострове и во Франции вплоть до победного сражения Веллингтона при Ватерлоо.
— Я не имела представления, что он был военным.
— Герцог Веллингтонский говорил, что он был превосходным во всех отношениях офицером, но хотя он вернулся, — чтобы наслаждаться всем, что было доступно ему, я всегда чувствовала, что он относился к этим благам с презрением.
Гермии тоже так казалось. Затем она задала вопрос, который вертелся у нее на кончике языке:
— И маркиз ни в кого больше не влюблялся?
— В его жизни было много женщин, — ответила леди Лэнгдон. — Они, по сути дела, всегда преследуют его! Мы молились об этом и надеялись, что он женится хотя бы для того, чтобы этот отвратительный кузен Рошфор де Виль перестал занимать деньги в разных местах под предлогом, что он является предполагаемым наследником Фавиана.
Леди Лэнгдон вновь помолчала и затем сказала:
— Я предполагала, что он может жениться на этой хорошенькой вашей кузине. По сути деда, когда он сказал мне, что намеревается погостить у ее отца, я надеялась, что его привлекла скорее она, чем лошади вашего дяди, — которых у Фавиана и у самого достаточно!
Гермии не было необходимости отвечать на это, поскольку в тот момент лошади остановились у дома маркиза.
— Ну вот мы и дома, — объявила леди Лэнгдон, — и я должна признаться, что мечтаю наконец добраться до спальни.
Они вместе поднялись по лестнице до второго этажа и еще взобрались по следующему проплету на третий.
Комнаты там были столь же внушительны, что и внизу, с высокими потолками и изящно декорированы.
Когда Гермия добралась до своей спальни, она почувствовала, что точно так же удовлетворилась бы простым чердаком с железной кроватью, вместо всей этой роскоши, которая сейчас не могла радовать ее.
Она могла думать лишь о маркизе, который испытал разочарование и отвращение к девушке, в которую был влюблен, и вынужден был поклясться, что он ни на ком не женится.
Когда служанка, ждавшая, чтобы расстегнуть ее платье, ушла, Гермия подошла к окну и раздвинула занавеси.
И вновь, как и прежде, она глядела на луну, начавшую подниматься в небе, и думала о; том, что так же, как и эта недостижимая луна, недоступен был для нее и маркиз.
«Я могу любить его, но он меня никогда не полюбит!» — думала она.
Затем она вспомнила, что завтра к ним должен приехать лорд Уилчестер, чтобы сделать ей предложение, и содрогнулась при этой мысли.
«Я не могу выйти замуж за него, я не могу!» — говорила она себе со всей страстью убеждения.
Но затем она представила себя вновь в доме викария, проводящей всю свою жизнь в доставке смягчающих сиропов и мазей миссис Барлес и дюжинам других женщин или ожидающей вечером возвращения матушки и отца домой, осознавая, что, несмотря на то что родители любили ее и она очень много значила для них, они вполне удовлетворились бы обществом друг друга.
«Я должна выйти за него», — думала она.
Она взглянула на небо через незанавешенное окно и представила, что может различить среди звезд лицо маркиза.
«Недосягаемое!»
Она, казалось, слышала его, повторяющего эти слова насмешливо и тем сухим голосом, который приводил ее в смущение.
«Недосягаемый! Недосягаемый!»
Глава 7
Гермия не смогла уснуть в эту ночь.
Она крутилась и поворачивалась, все время думая о маркизе и о том, что, если она выйдет за кого-нибудь другого или возвратится в свой отчий дом, она никогда его больше не увидит.
Кроме того, она боялась за него, и хотя он смеялся над озабоченностью и тревогами Хиксона, Гермия продолжала думать, что каждый час каждого дня он находится в опасности, исходящей от его кузена.
И вчера, на балу, не оставляя этих мыслей, она спросила пожилого человека, присутствовавшего там:
— Вы не знаете, нет ли здесь случайно Рошфора де Виля?
Прежде чем ответить, он взглянул на нее с удивлением:
— Я не могу представить себе, чтобы наша хозяйка потерпела в качестве гостя такую сомнительную личность!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Она помолчала и затем добавила, почти в шутку:
— За исключением, конечно, моего брата, который поклялся никогда не жениться!
— Почему он сделал это? — спросила Гермия совсем другим тоном.
— Разве тебе никто не рассказывал, что бедный Фавиан испытал страшное оскорбление, нанесенное ему девушкой, которой он отдал свое сердце через год после окончания Оксфорда?
— Что же случилось?
— Это была совершенно ординарная история, имевшая, однако, последствия, которые мы не могли предвидеть в то время.
— Какие последствия?
— Фавиан влюбился в дочь герцога Дорсетского. Она была красивой, очень красивой, но я всегда думала, что она не совсем такова, какой кажется.
— Я не понимаю, — пробормотала Гермия.
— Каролина была прекрасна, выглядела великолепно на лошади, что, конечно, нравилось Фавиану, и казалась влюбленной в него так же, как и он в нее.
Леди Лэнгдон вздохнула.
— Вся семья была в восторге, поскольку Фавиан только что получил титул и был так богат и так привлекателен, что являлся предметом мечтаний каждой женщины.
Помолчав, она продолжила;
— Мы все думали, что если он женится и станет проводить больше времени в деревне, чем в Лондоне, это будет превосходно для него, и возможно, отвлечет его от мыслей об армии, куда он хотел вступить.
— Они были помолвлены? — спросила Гермия.
— Официально нет. Семьи с обеих сторон знали, что это подразумевается, и фактически уже готовилось объявление в «Газетт», когда Фавиан обнаружил, что Каролина ведет себя возмутительным, скандальным образом — встречается с мужчиной, в которого она была действительно влюблена!
Гермия пробормотала что-то сочувственное, и леди Лэнгдон продолжала:
— Я с трудом могла поверить, что девушка хорошего положения и воспитания может снизойти до любовной связи с человеком совершенно другого класса и опорочить себя тайными встречами с ним в поместье своего отца — Кем же он был?
— Он был тренером по верховой езде, и, конечно, Каролина часто ездила верхом, сопровождаемая им.
Гермия поняла, что случилось, и леди Лэнгдон сказала тоном глубочайшего презрения:
— Это позорно, совершенно позорно, чтобы леди вела себя таким образом! Я узнала — хотя Фавиан никогда не говорил об этом, — что он получил анонимное письмо от кого-то, кто завидовал ему, и застал Каролину и мужчину, которого она любила, в весьма недвусмысленных обстоятельствах.
— Это, должно быть, сильно ранило его, — пробормотала Гермия.
— Это сделало его крайне циничным, и он сразу ушел в армию и воевал на Пиренейском полуострове и во Франции вплоть до победного сражения Веллингтона при Ватерлоо.
— Я не имела представления, что он был военным.
— Герцог Веллингтонский говорил, что он был превосходным во всех отношениях офицером, но хотя он вернулся, — чтобы наслаждаться всем, что было доступно ему, я всегда чувствовала, что он относился к этим благам с презрением.
Гермии тоже так казалось. Затем она задала вопрос, который вертелся у нее на кончике языке:
— И маркиз ни в кого больше не влюблялся?
— В его жизни было много женщин, — ответила леди Лэнгдон. — Они, по сути дела, всегда преследуют его! Мы молились об этом и надеялись, что он женится хотя бы для того, чтобы этот отвратительный кузен Рошфор де Виль перестал занимать деньги в разных местах под предлогом, что он является предполагаемым наследником Фавиана.
Леди Лэнгдон вновь помолчала и затем сказала:
— Я предполагала, что он может жениться на этой хорошенькой вашей кузине. По сути деда, когда он сказал мне, что намеревается погостить у ее отца, я надеялась, что его привлекла скорее она, чем лошади вашего дяди, — которых у Фавиана и у самого достаточно!
Гермии не было необходимости отвечать на это, поскольку в тот момент лошади остановились у дома маркиза.
— Ну вот мы и дома, — объявила леди Лэнгдон, — и я должна признаться, что мечтаю наконец добраться до спальни.
Они вместе поднялись по лестнице до второго этажа и еще взобрались по следующему проплету на третий.
Комнаты там были столь же внушительны, что и внизу, с высокими потолками и изящно декорированы.
Когда Гермия добралась до своей спальни, она почувствовала, что точно так же удовлетворилась бы простым чердаком с железной кроватью, вместо всей этой роскоши, которая сейчас не могла радовать ее.
Она могла думать лишь о маркизе, который испытал разочарование и отвращение к девушке, в которую был влюблен, и вынужден был поклясться, что он ни на ком не женится.
Когда служанка, ждавшая, чтобы расстегнуть ее платье, ушла, Гермия подошла к окну и раздвинула занавеси.
И вновь, как и прежде, она глядела на луну, начавшую подниматься в небе, и думала о; том, что так же, как и эта недостижимая луна, недоступен был для нее и маркиз.
«Я могу любить его, но он меня никогда не полюбит!» — думала она.
Затем она вспомнила, что завтра к ним должен приехать лорд Уилчестер, чтобы сделать ей предложение, и содрогнулась при этой мысли.
«Я не могу выйти замуж за него, я не могу!» — говорила она себе со всей страстью убеждения.
Но затем она представила себя вновь в доме викария, проводящей всю свою жизнь в доставке смягчающих сиропов и мазей миссис Барлес и дюжинам других женщин или ожидающей вечером возвращения матушки и отца домой, осознавая, что, несмотря на то что родители любили ее и она очень много значила для них, они вполне удовлетворились бы обществом друг друга.
«Я должна выйти за него», — думала она.
Она взглянула на небо через незанавешенное окно и представила, что может различить среди звезд лицо маркиза.
«Недосягаемое!»
Она, казалось, слышала его, повторяющего эти слова насмешливо и тем сухим голосом, который приводил ее в смущение.
«Недосягаемый! Недосягаемый!»
Глава 7
Гермия не смогла уснуть в эту ночь.
Она крутилась и поворачивалась, все время думая о маркизе и о том, что, если она выйдет за кого-нибудь другого или возвратится в свой отчий дом, она никогда его больше не увидит.
Кроме того, она боялась за него, и хотя он смеялся над озабоченностью и тревогами Хиксона, Гермия продолжала думать, что каждый час каждого дня он находится в опасности, исходящей от его кузена.
И вчера, на балу, не оставляя этих мыслей, она спросила пожилого человека, присутствовавшего там:
— Вы не знаете, нет ли здесь случайно Рошфора де Виля?
Прежде чем ответить, он взглянул на нее с удивлением:
— Я не могу представить себе, чтобы наша хозяйка потерпела в качестве гостя такую сомнительную личность!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39