Только что бы это дало, если бы ты и знала? Лишь мучения при виде того, как ты с отвращением и ненавистью отворачиваешься от меня!
— В таком случае такое слабое чувство было бы недостойно называться любовью, — заявила Каролина. — Вейн, я не разлюблю тебя, что бы ты ни сделал, какое бы преступление ни совершил, какая бы страшная и зловещая тайна ни скрывалась в твоем прошлом. Я люблю тебя, а не твою тайну, и мне безразлично, в чем она заключается!
— Каролина! Прекрасная моя! — взволнованно произнес лорд Брикон прерывающимся голосом. — Даже если я опущусь на колени и поцелую землю, по которой ты ходишь, это не выразит и малой доли преклонения перед тобой. Ты самая чудесная, самая замечательная на свете. Но, любимая моя, это безнадежно! Ты должна уехать, оставить этот дом, потому что, клянусь, я не смогу видеть тебя каждый день и не сделать своей!
Каролина набрала в легкие побольше воздуха.
— Милорд, прошу ответить мне на один вопрос, — начала она, — ответить искренне, как на духу. Вправе ли вы перед лицом закона и церкви сделать меня своей женой?
— Да, вправе, — сказал лорд Брикон, поколебавшись. — С этой стороны препятствий нет, но…
— Это все, что я хотела знать, — перебила его Каролина и торжествующе добавила: — В таком случае я останусь в замке до тех пор, пока вы не попросите меня выйти за вас замуж.
— Каролина, ты что, хочешь свести меня с ума? — отозвался лорд Брикон. — Да я отдал бы правую руку за то, чтобы иметь право умолять тебя стать моей женой, но это невозможно. Я уже говорил: наша любовь обречена. Уезжай, Каролина, уезжай, пока молода и можешь забыть о нашей встрече! Перед тобой вся жизнь. Ты молода и красива. Если тебе нужны деньги, я дам столько, сколько нужно, и больше, только уезжай! Ради Бога, уезжай!
В голосе лорда Брикона было столько муки и страдания, что Каролина невольно подошла ближе в стремлении его утешить.
— Позволь мне помочь, — умоляюще сказала она. — Доверься мне, прошу! Доверься! Вдвоем мы сможем найти выход из этого положения.
— Выхода нет, — грустно ответил лорд Брикон. — Нет никакого выхода. Если бы он был, я бы уже давно отыскал его.
Он взглянул на нее и выпрямился.
— Я знаю, что ты думаешь, — сказал он обвиняющим тоном. — Ты думаешь, что я трус — ты уже назвала меня так однажды; но здесь ты ошибаешься. Отсылая тебя, я совершаю самый смелый поступок за всю свою жизнь. И потом, я поступаю порядочно, хотя тебе и трудно в это поверить.
Каролина вдруг почувствовала, что больше не в силах спорить с ним. Он говорил так убежденно, столь пугающей была его решимость, что неожиданно к ее глазам подступили слезы, и горло перехватило так, что она не в силах была говорить.
Каролина повернулась к двери. В этот мигу нее не было сил бороться. Она — всего лишь женщина, предложившая себя мужчине и получившая отказ. Очень медленно, опустив голову и стиснув руки, изо всех сил стараясь удержать слезы, по мягкому ковру она пошла к двери. Она не оборачивалась и мечтала лишь об одном — остаться одной, чтобы овладеть собой и справиться со своей слабостью. Даже ребенком Каролина стыдилась слез, и теперь ей хотелось скрыть и слезы, и унижение от человека, их вызвавшего.
Она была у дверей, когда голос лорда Брикона заставил ее остановиться. Совершенно неподвижно он стоял у камина и смотрел, как Каролина уходит, сдерживая себя с такой силой, что руки его были сжаты в кулаки, а челюсти стиснуты, как у человека, готового к смертельной схватке. Но теперь из его уст вырвался крик:
— Каролина!
Большими шагами он устремился к двери:
— Разве я могу отпустить тебя вот так? Любовь моя, я тебя боготворю!
Он обнял ее и так крепко прижал к себе, что у Каролины перехватило дыхание. Так они и стояли. Губы у нее дрожали, глаза затуманились слезами, но когда она взглянула ему в глаза, то почувствовала, как в нем просыпается желание и страсть охватывает его, подобно бушующему урагану.
— Я люблю тебя! Бог мой, как я люблю тебя! — сказал он охрипшим голосом и опять начал целовать ее — страстно, яростно, жадно. Казалось, сама душа ее вместе с поцелуем проскользнула к нему через губы. Затем она ощутила его губы на своих глазах, шее, голубых жилках над грудью.
Каролина слишком обессилела, чтобы отвечать на его ласки или противиться им; она лишь покорно принимала его жадные поцелуи, чувствуя себя слабой рядом с силой, какой она прежде у человека и представить себе не могла.
— Ты моя! — воскликнул он. — Моя! Я не позволю судьбе отобрать тебя!
Он поднял ее. Каролина лежала у него на груди, беспомощная, как ребенок. Лицо его преобразилось — оно светилось торжеством и восторгом. В этот момент он походил на бога — бога, который добился осуществления самого заветного желания. Она почувствовала невыразимую радость. И вдруг выражение его лица изменилось — словно задули свечу.
Все еще держа ее на руках, он открыл дверь библиотеки и, прежде чем она поняла его намерения, поставил Каролину на ноги и закрыл за собой дверь. Было слышно, как в замке повернулся ключ.
Каролина осталась одна.
На мгновение она прислонилась к стене. Она была слишком слаба, чтобы двигаться; слишком потрясена, чтобы разобраться в хаосе мыслей, чувств и страстей. Потом медленно, очень медленно и неуверенно, словно после тяжелой болезни, она пошла к холлу.
Из гостиной и комнаты для карт доносились взрывы смеха и шумные голоса. Мимо нее прошел лакей с полным подносом, но она его даже не заметила. Как во сне, Каролина шла по широкой лестнице и длинным коридорам к своей спальне. Лишь после того, как она вошла в комнату, легла на кровать и зарылась лицом в подушку, Каролина дала волю своим чувствам.
— Вейн, Вейн! — рыдала она. — Я люблю тебя! Я тебя люблю! — Слезы безудержно струились по ее щекам.
В таком виде Мария и нашла ее на следующее утро — в полнейшем изнеможении Каролина заснула после бурных рыданий, в которых выплеснулись отчаяние и муки, дотоле ей неведомые.
— Миледи! — в ужасе воскликнула Мария. — Да вы не ложились! Почему вы все еще в вечернем платье? Вы что, заболели? Почему не вызвали меня?
— Нет, я не больна, — ответила Каролина. — Во всяком случае, я так думаю. У меня болит голова и… Мария, я так несчастна!
Слова вырвались прежде, чем она успела подумать. Мария смотрела на нее с изумлением и ужасом.
— Несчастны? Тогда сию же минуту мы едем в Мандрейк! Миледи, ноги нашей не будет в том месте, где вы несчастны, хоть бы и самого короля нужно было спасти от смерти! Мы уедем домой, и все будет хорошо.
— Ничего хорошего не будет, — печально отозвалась Каролина, вставая, чтобы Мария расстегнула измятое платье.
— Да вы замерзли, миледи, — укоризненно сказала Мария, когда Каролина поежилась. — И это не удивительно, коли вы так проспали всю ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— В таком случае такое слабое чувство было бы недостойно называться любовью, — заявила Каролина. — Вейн, я не разлюблю тебя, что бы ты ни сделал, какое бы преступление ни совершил, какая бы страшная и зловещая тайна ни скрывалась в твоем прошлом. Я люблю тебя, а не твою тайну, и мне безразлично, в чем она заключается!
— Каролина! Прекрасная моя! — взволнованно произнес лорд Брикон прерывающимся голосом. — Даже если я опущусь на колени и поцелую землю, по которой ты ходишь, это не выразит и малой доли преклонения перед тобой. Ты самая чудесная, самая замечательная на свете. Но, любимая моя, это безнадежно! Ты должна уехать, оставить этот дом, потому что, клянусь, я не смогу видеть тебя каждый день и не сделать своей!
Каролина набрала в легкие побольше воздуха.
— Милорд, прошу ответить мне на один вопрос, — начала она, — ответить искренне, как на духу. Вправе ли вы перед лицом закона и церкви сделать меня своей женой?
— Да, вправе, — сказал лорд Брикон, поколебавшись. — С этой стороны препятствий нет, но…
— Это все, что я хотела знать, — перебила его Каролина и торжествующе добавила: — В таком случае я останусь в замке до тех пор, пока вы не попросите меня выйти за вас замуж.
— Каролина, ты что, хочешь свести меня с ума? — отозвался лорд Брикон. — Да я отдал бы правую руку за то, чтобы иметь право умолять тебя стать моей женой, но это невозможно. Я уже говорил: наша любовь обречена. Уезжай, Каролина, уезжай, пока молода и можешь забыть о нашей встрече! Перед тобой вся жизнь. Ты молода и красива. Если тебе нужны деньги, я дам столько, сколько нужно, и больше, только уезжай! Ради Бога, уезжай!
В голосе лорда Брикона было столько муки и страдания, что Каролина невольно подошла ближе в стремлении его утешить.
— Позволь мне помочь, — умоляюще сказала она. — Доверься мне, прошу! Доверься! Вдвоем мы сможем найти выход из этого положения.
— Выхода нет, — грустно ответил лорд Брикон. — Нет никакого выхода. Если бы он был, я бы уже давно отыскал его.
Он взглянул на нее и выпрямился.
— Я знаю, что ты думаешь, — сказал он обвиняющим тоном. — Ты думаешь, что я трус — ты уже назвала меня так однажды; но здесь ты ошибаешься. Отсылая тебя, я совершаю самый смелый поступок за всю свою жизнь. И потом, я поступаю порядочно, хотя тебе и трудно в это поверить.
Каролина вдруг почувствовала, что больше не в силах спорить с ним. Он говорил так убежденно, столь пугающей была его решимость, что неожиданно к ее глазам подступили слезы, и горло перехватило так, что она не в силах была говорить.
Каролина повернулась к двери. В этот мигу нее не было сил бороться. Она — всего лишь женщина, предложившая себя мужчине и получившая отказ. Очень медленно, опустив голову и стиснув руки, изо всех сил стараясь удержать слезы, по мягкому ковру она пошла к двери. Она не оборачивалась и мечтала лишь об одном — остаться одной, чтобы овладеть собой и справиться со своей слабостью. Даже ребенком Каролина стыдилась слез, и теперь ей хотелось скрыть и слезы, и унижение от человека, их вызвавшего.
Она была у дверей, когда голос лорда Брикона заставил ее остановиться. Совершенно неподвижно он стоял у камина и смотрел, как Каролина уходит, сдерживая себя с такой силой, что руки его были сжаты в кулаки, а челюсти стиснуты, как у человека, готового к смертельной схватке. Но теперь из его уст вырвался крик:
— Каролина!
Большими шагами он устремился к двери:
— Разве я могу отпустить тебя вот так? Любовь моя, я тебя боготворю!
Он обнял ее и так крепко прижал к себе, что у Каролины перехватило дыхание. Так они и стояли. Губы у нее дрожали, глаза затуманились слезами, но когда она взглянула ему в глаза, то почувствовала, как в нем просыпается желание и страсть охватывает его, подобно бушующему урагану.
— Я люблю тебя! Бог мой, как я люблю тебя! — сказал он охрипшим голосом и опять начал целовать ее — страстно, яростно, жадно. Казалось, сама душа ее вместе с поцелуем проскользнула к нему через губы. Затем она ощутила его губы на своих глазах, шее, голубых жилках над грудью.
Каролина слишком обессилела, чтобы отвечать на его ласки или противиться им; она лишь покорно принимала его жадные поцелуи, чувствуя себя слабой рядом с силой, какой она прежде у человека и представить себе не могла.
— Ты моя! — воскликнул он. — Моя! Я не позволю судьбе отобрать тебя!
Он поднял ее. Каролина лежала у него на груди, беспомощная, как ребенок. Лицо его преобразилось — оно светилось торжеством и восторгом. В этот момент он походил на бога — бога, который добился осуществления самого заветного желания. Она почувствовала невыразимую радость. И вдруг выражение его лица изменилось — словно задули свечу.
Все еще держа ее на руках, он открыл дверь библиотеки и, прежде чем она поняла его намерения, поставил Каролину на ноги и закрыл за собой дверь. Было слышно, как в замке повернулся ключ.
Каролина осталась одна.
На мгновение она прислонилась к стене. Она была слишком слаба, чтобы двигаться; слишком потрясена, чтобы разобраться в хаосе мыслей, чувств и страстей. Потом медленно, очень медленно и неуверенно, словно после тяжелой болезни, она пошла к холлу.
Из гостиной и комнаты для карт доносились взрывы смеха и шумные голоса. Мимо нее прошел лакей с полным подносом, но она его даже не заметила. Как во сне, Каролина шла по широкой лестнице и длинным коридорам к своей спальне. Лишь после того, как она вошла в комнату, легла на кровать и зарылась лицом в подушку, Каролина дала волю своим чувствам.
— Вейн, Вейн! — рыдала она. — Я люблю тебя! Я тебя люблю! — Слезы безудержно струились по ее щекам.
В таком виде Мария и нашла ее на следующее утро — в полнейшем изнеможении Каролина заснула после бурных рыданий, в которых выплеснулись отчаяние и муки, дотоле ей неведомые.
— Миледи! — в ужасе воскликнула Мария. — Да вы не ложились! Почему вы все еще в вечернем платье? Вы что, заболели? Почему не вызвали меня?
— Нет, я не больна, — ответила Каролина. — Во всяком случае, я так думаю. У меня болит голова и… Мария, я так несчастна!
Слова вырвались прежде, чем она успела подумать. Мария смотрела на нее с изумлением и ужасом.
— Несчастны? Тогда сию же минуту мы едем в Мандрейк! Миледи, ноги нашей не будет в том месте, где вы несчастны, хоть бы и самого короля нужно было спасти от смерти! Мы уедем домой, и все будет хорошо.
— Ничего хорошего не будет, — печально отозвалась Каролина, вставая, чтобы Мария расстегнула измятое платье.
— Да вы замерзли, миледи, — укоризненно сказала Мария, когда Каролина поежилась. — И это не удивительно, коли вы так проспали всю ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83