Лорд Милборн наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку; в следующее мгновение Каролина порывисто бросилась в материнские объятия.
— Мама, мамочка! — заговорила она. — Все так замечательно! Я так счастлива! Не знаю, с чего и начать рассказывать. Но почему вы здесь? Я думала, вы с папой в Европе.
— Мы действительно там были, — мелодичным голосом ответила леди Валкен. — К счастью, мы остановились примерно в миле от Кале, там нас нашел грум, которого кузина Дебби прислала за нами, когда ты вышла замуж. Ох, Каролина, негодная ты девчонка, как ты могла так поступить?
— Но, мам… — робко начала Каролина. Леди Валкен рассмеялась.
— Не бойся. Мы на тебя больше не сердимся, милая, после того, как познакомились с твоим мужем. Несмотря на печальный рассказ, который он сам поведал с откровенностью, достойной самого большого уважения. В нем есть все, чего мы только желали для тебя.
Она улыбнулась Вейну. Каролина тоже взглянула на него, и как-то само собой ее рука оказалась в его руке, и он сжал ее с такой силой, что пальцы у нее онемели. Наконец Вейн заговорил.
— Это действительно правда, сэр? — спросил он у лорда Милборна голосом тихим и не совсем твердым.
— Абсолютная правда, — подтвердил тот. — Ты — мой сын, рожденный от брака твоей матери со мной прежде, чем она вышла замуж за лорда Брикона, считая меня погибшим. Ты никак не связан с семейством Уорлингем и с их дурной наследственностью.
— Слава Богу!
Казалось, восклицание само сорвалось с губ Вейна. Он посмотрел Каролине в глаза, и они забыли обо всем на свете. Они не видели понимающих улыбок, которыми обменялись между собой лорд и леди Валкен и лорд Милборн, не заметили, как маркиза, взяв обоих мужчин под руки, тактично увела их через открытую дверь на террасу, залитую солнцем.
Так стояли они, рука об руку, по-прежнему глядя друг другу в глаза.
Внезапно Вейн глубоко вздохнул, точно все беды последних лет покинули его сердце. Медленно он отпустил руку Каролины, и угрюмые складки — следы напряжения и усталости — исчезли с его лица, словно их стерла чья-то невидимая рука.
Он стоял, глядя на прекрасное лицо; на упрямый маленький подбородок девушки, чьи мужество и решительность с торжеством провели его сквозь ужасы и отчаяние, которые напугали бы большинство представительниц ее пола чуть ли не до смерти. Он смотрел на красивый нежный рот с розовыми губами. И, наконец, он взглянул ей в глаза, полные любви, сияющие той неиссякаемой силой духа, которая — он хорошо это знал — будет направлять его и светить ему всю жизнь.
В этот момент Каролина осознала произошедшую с ним перемену. Никогда больше не повести ей его за собой, никогда больше не заставить подчиниться ее приказаниям. Она может улещать, упрашивать и уговаривать его, но он будет ее властелином.
Эти мысли и его внимательный взгляд заставили Каролину покраснеть; она вдруг неожиданно оробела. Вейн улыбнулся — это была улыбка молодого и беззаботного человека. Он поклонился и заговорил впервые с того момента, как они остались вдвоем, голосом глубоким и тихим; в то же время в нем явно слышался смех:
— Ваш покорный слуга, леди Шеррингем. Каролина чувствовала себя на седьмом небе; глаза ее зажглись лукавством, и она ответила:
— Что вы, сэр, сомневаюсь, чтобы я имела удовольствие быть с вами знакомой.
— Должно быть, у вашей милости поразительно короткая память. Мне же помнится поцелуй через окошко кареты, золотой день, украденный у вечности и проведенный среди сосен, обед наедине, когда нам пищей служил нектар.
Каролина подняла брови.
— Боже, как странно! Я, напротив, едва припоминаю виконта Шеррингема.
— Но вы бы хотели познакомиться с ним поближе, мадам?
Каролина поджала губы.
— Признаюсь откровенно: я не очень в этом уверена. Он красив, это правда, но меня предупреждали, что волки часто прячутся в овечьей шкуре. Он может быть… жестоким, если пожелает.
— Действительно, настолько жестоким, что однажды оставил вашу милость одну, тогда как, будь он хоть сколько-нибудь поотзывчивей, обязательно бы остался. Я прекрасно помню этот случай. Вашу милость освещало пламя камина. Сначала на вас был белый пеньюар, но потом…
К щекам Каролины прилила кровь, и она подняла руки:
— Довольно! Довольно! Это слишком. Извините меня, милорд. Мне нужно переодеться и поправить волосы.
Все еще краснея, Каролина повернулась и устремилась к дверям. Но едва она к ним приблизилась, как Вейн сказал тихо, но так, что невозможно было ослушаться:
— Подойди сюда!
Она остановилась, но не обернулась, а ответила, стоя к нему спиной:
— Я… вернусь… позже.
— Каролина, подойди сюда.
Голос его звучал повелительно, хотя глаза по-прежнему улыбались.
— Ты мне… приказываешь?
— Да, и ты должна подчиниться.
— Вот как! А позволительно ли спросить почему?
— Подойди сюда, и я скажу тебе.
Каролина, наконец, обернулась. Она взглянула на Вейна, перевела дыхание, и губы ее раскрылись. Медленно, очень медленно она возвращалась назад, не сводя с него глаз. Щеки ее раскраснелись, тонкое кружево платья трепетало на взволнованно вздымающейся груди.
Она подходила все ближе, но Вейн не двигался ей навстречу, а ждал, пока она не остановилась рядом с ним. Глаза ее опустились под взглядом его глаз. Несколько мгновений он молчал, наблюдая за ней, и, наконец, очень мягко спросил:
— Ты боишься меня, Каролина?
Она взглянула на него и опять быстро опустила длинные ресницы.
— Скажи мне, — произнес он, когда она ничего не ответила.
— Н… немножко, я думаю, — прошептала она.
— Посмотри на меня! — приказал он, но она была не в силах даже пошевелиться из-за сладкой дрожи в руках и ногах.
Тогда Вейн обнял ее. Она хотела уткнуться лицом ему в плечо, но он взял ее рукой за подбородок и повернул к себе.
— Каролина, завтра мы уезжаем в Париж — ты и я, — мягко сказал он. Глаза ее расширились, и он добавил: — Мы отправляемся в свадебное путешествие. Мы будем только вдвоем. Страшно тебе будет остаться наедине со мной, милая, сумасбродная, непокорная любовь моя?
— О Вейн!
Каролина задрожала от прикосновения его руки.
— Но даже если тебе будет страшно, любимая, это тебе не поможет, ибо я хочу кое-что напомнить.
Вейн обнял ее сильнее. Каролина увидела, как в глазах его вдруг вспыхнул огонь, почувствовала, как бьется ее сердце, и ощутила, что внутри нее разгорается ответное пламя.
— Я хочу напомнить тебе, красавица, — повторил Вейн, шевеля губами совсем близко от ее губ, — что ты моя. Моя — отныне и навеки — моя жена.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83