Будда, Христос или Магомет, ну а из людей, например — Марко Поло и Христофор Колумб.
— И вы уже зачислили меня в эту компанию? — насмешливо спросил маркиз.
Наступила тишина. Потом Люсия негромко произнесла:
— Я поняла, что вы… другой… как только увидела вас.
А когда я заговорила с вами на пьяцца Сан-Марко, я почувствовала, что вы… «излучаете», как сказал бы папенька… совсем не то, что все другие люди, каких я видела.
— Я польщен, — сухо заметил маркиз, — но уверен, вы сами себе это внушили.
— Может быть, но вы так же уверены, что и говорю правду.
Маркиз докинул руки в насмешливо-умоляющем жесте.
— Вы меня пугаете, — сказал он. — И еще вы пытаетесь заставить меня делать то, чего мне делать не хочется.
Я просто вынужден сопротивляться.
Люсия покачала головой:
— Думайте, что хотите, но вы — это вы, рано или поздно вы поймете, в чем состоит ваш долг и выполните его.
— Если вы и дальше будете так меня изводить, — пригрозил маркиз, — я еще до конца путешествия выброшу вас за борт и не стану вылавливать.
Маркиз понимал, что теперь просто пытается увернуться от слов Люсии и бьется, точно рыба, попавшая на крючок. Он вспомнил как рассказывал Аластеру о причинах своей неприязни к браку, но происходившее сейчас было еще более обременительно, и он произнес:
— Хотелось бы заметить вам, Люсия, что, когда вы ужинаете наедине с мужчиной, вы должны развлекать и смешить его, но никак не заставлять думать о неприятных вещах в то время, когда он мог бы думать о вас.
Щеки девушки моментально залились краской. Люсия тихо ответила:
— Я… прошу прощения, милорд… Маменька всегда говорила, что мужчине скучно… когда женщина слишком много говорит, Почувствовав, что был слишком резок, маркиз протянул девушке руку.
— Мне нисколько не скучно, — произнес он. — Я только боюсь, что еще до возвращения в Англию стану правоверным миссионером.
Он положил на стол открытую ладонь, и пальчики Люсии скользнули в нее.
— Я попытаюсь… развлекать вас, — сказала она, — но вы же знаете, я так глупа…
— Ни в коем случае.
— Я не умею развлекать утонченных джентльменов.
Его пальцы сомкнулись вокруг ее ладони.
— Теперь вы откровенно заставляете меня рассказать вам об этом, — улыбнулся маркиз, — но позвольте, Люсия, я получил огромное удовольствие от нашего совместного ужина и надеюсь наслаждаться, вашим обществом и дальше.
Он говорил совершенно серьезно, и Люсия вновь покраснела, отдернув руку.
— Вам пора спать, — произнес маркиз. — Сегодня у вас был тяжелый день и вы, конечно, устали, хоть и не признаетесь в этом. Бегите, дитя мое, и оставьте меня наедине с моими мыслями, которых я совершенно не ожидал.
Люсия встала, чувствуя себя не слишком уверенно из-за изменившегося тона маркиза. На миг она застыла у стула, глядя на маркиза, а затем произнесла:
— Спасибо вам за вашу доброту… и за то, что вы устроили похороны папеньки. Я… я никогда не забуду, что вы для меня сделали, и… и буду молиться за вас!
Тут она наклонилась и коснулась губами руки маркиза, все еще лежавшей на столе.
Маркиз не успел вымолвить ни слова, Люсия уже выбежала из кают-компании, и он услышал, как она бежит к своей каюте.
Маркиз слушал ее шаги до конца.
Потом он облокотился на стол, задумался, и долго думал, пока свечи не догорели, и звезды одна за другой не начали исчезать с неба.
Вбежав к себе в каюту, Люсия застыла, прижимая ладони к щекам.
Она не могла понять, что вогнало ее в краску — совершенные ли ею многочисленные ошибки или нежный голос маркиза, когда он отправлял ее спать.
«Он замечательный. Он мог бы завоевать целую страну ч стать ее королем, и в этой стране никогда не было бы несправедливости, голода и жестокости».
И чем больше она думала о маркизе и о том, что он сделал для нее, тем значительнее становился его образ, и рос до тех пор, пока не заполнил всего неба и в мире не осталось никого другого, кроме него.
Люсия подошла к иллюминатору, отодвинула портьеру и посмотрела на ночное небо.
«Может быть, он и прав, мне следовало развлекать и смешить его», — говорила она себе. Однако что-то подсказывало Люсии, несмотря на внешние неуязвимость и протест, в глубине души он согласен с нею, но почему-то боится или не хочет выразить это словами.
«Он все понял, — утверждала Люсия. — Он понял, в чем состоит его долг».
Люсия с матушкой раньше постоянно читали парламентские доклады и газеты. Они знали, как бедствуют рабочие и во что вылился их протест в Петерлоо. Необходима была реформа, но парламент все медлил, не желая никаких изменений.
Даже в Литтл-Мордене было известно о бездействии правительства после войны и о страданиях искалеченных и оставленных без пенсии людей, не получивших никакой компенсации за жертвы, которые они принесли в борьбе за родину. А кроме того, эти люди боялись порабощения, их ужасала перспектива стать трубочистом или угодить в «веселый дом» из тех, что существовали теперь в любом большом городе, и хуже всего отдать своих детей в рабство на угольные шахты.
Люсия очень переживала и не могла мириться с тем, что аристократы играют, развлекаются, а некоторые, подобно королю, накапливают долги, тем временем в стране происходят подобные вещи. Впервые увидев маркиза на стипль-чезе, Люсия поняла, что он отличается от остальных. Его имя редко мелькало в списках собиравшихся в Палате лордов, но девушка верила, что именно он в силах бороться с несправедливостью, которая так угнетала ее и ее мать: Когда же маркиз пришел Люсии на помощь, когда так тонко сумел оценить картины отца и был так добр с ней, Люсия решила, что он по-настоящему великодушен и благороден. Однако… появилась Франческа, а потом маркиз за ужином заявил, что не интересуется политикой, и Люсия чувствовала, что обманулась. Маркиз оказался совсем другим человеком, не таким, как она представляла. Но все же Люсия будто ощущала исходивший от него странный, непреодолимый магнетизм. Такого человека она не встречала никогда, за исключением отца… маркиз очень напоминал Люсии отца.
Она безошибочно угадывала внутреннюю силу маркиза. Готовясь ко сну, Люсия подумала, что до конца путешествия, как ни дерзко это звучит, она должна заставить его поверить в себя и в собственную судьбу.
Глава шестая
После ужина маркиз и Люсия вышли на палубу.
Первые несколько дней в Адриатическом море вода была неспокойна. Однако после того, как Бриндизи остался позади и судно, обогнув Италию, вошло в Ионическое море, погода улучшилась и вода стала спокойна, точно в лагуне.
Опасаясь пиратов, промышлявших у северных берегов Африки, маркиз распорядился направить судно по Мессинскому проливу между Италией и Сицилией, а затем взять курс на западное побережье Италии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— И вы уже зачислили меня в эту компанию? — насмешливо спросил маркиз.
Наступила тишина. Потом Люсия негромко произнесла:
— Я поняла, что вы… другой… как только увидела вас.
А когда я заговорила с вами на пьяцца Сан-Марко, я почувствовала, что вы… «излучаете», как сказал бы папенька… совсем не то, что все другие люди, каких я видела.
— Я польщен, — сухо заметил маркиз, — но уверен, вы сами себе это внушили.
— Может быть, но вы так же уверены, что и говорю правду.
Маркиз докинул руки в насмешливо-умоляющем жесте.
— Вы меня пугаете, — сказал он. — И еще вы пытаетесь заставить меня делать то, чего мне делать не хочется.
Я просто вынужден сопротивляться.
Люсия покачала головой:
— Думайте, что хотите, но вы — это вы, рано или поздно вы поймете, в чем состоит ваш долг и выполните его.
— Если вы и дальше будете так меня изводить, — пригрозил маркиз, — я еще до конца путешествия выброшу вас за борт и не стану вылавливать.
Маркиз понимал, что теперь просто пытается увернуться от слов Люсии и бьется, точно рыба, попавшая на крючок. Он вспомнил как рассказывал Аластеру о причинах своей неприязни к браку, но происходившее сейчас было еще более обременительно, и он произнес:
— Хотелось бы заметить вам, Люсия, что, когда вы ужинаете наедине с мужчиной, вы должны развлекать и смешить его, но никак не заставлять думать о неприятных вещах в то время, когда он мог бы думать о вас.
Щеки девушки моментально залились краской. Люсия тихо ответила:
— Я… прошу прощения, милорд… Маменька всегда говорила, что мужчине скучно… когда женщина слишком много говорит, Почувствовав, что был слишком резок, маркиз протянул девушке руку.
— Мне нисколько не скучно, — произнес он. — Я только боюсь, что еще до возвращения в Англию стану правоверным миссионером.
Он положил на стол открытую ладонь, и пальчики Люсии скользнули в нее.
— Я попытаюсь… развлекать вас, — сказала она, — но вы же знаете, я так глупа…
— Ни в коем случае.
— Я не умею развлекать утонченных джентльменов.
Его пальцы сомкнулись вокруг ее ладони.
— Теперь вы откровенно заставляете меня рассказать вам об этом, — улыбнулся маркиз, — но позвольте, Люсия, я получил огромное удовольствие от нашего совместного ужина и надеюсь наслаждаться, вашим обществом и дальше.
Он говорил совершенно серьезно, и Люсия вновь покраснела, отдернув руку.
— Вам пора спать, — произнес маркиз. — Сегодня у вас был тяжелый день и вы, конечно, устали, хоть и не признаетесь в этом. Бегите, дитя мое, и оставьте меня наедине с моими мыслями, которых я совершенно не ожидал.
Люсия встала, чувствуя себя не слишком уверенно из-за изменившегося тона маркиза. На миг она застыла у стула, глядя на маркиза, а затем произнесла:
— Спасибо вам за вашу доброту… и за то, что вы устроили похороны папеньки. Я… я никогда не забуду, что вы для меня сделали, и… и буду молиться за вас!
Тут она наклонилась и коснулась губами руки маркиза, все еще лежавшей на столе.
Маркиз не успел вымолвить ни слова, Люсия уже выбежала из кают-компании, и он услышал, как она бежит к своей каюте.
Маркиз слушал ее шаги до конца.
Потом он облокотился на стол, задумался, и долго думал, пока свечи не догорели, и звезды одна за другой не начали исчезать с неба.
Вбежав к себе в каюту, Люсия застыла, прижимая ладони к щекам.
Она не могла понять, что вогнало ее в краску — совершенные ли ею многочисленные ошибки или нежный голос маркиза, когда он отправлял ее спать.
«Он замечательный. Он мог бы завоевать целую страну ч стать ее королем, и в этой стране никогда не было бы несправедливости, голода и жестокости».
И чем больше она думала о маркизе и о том, что он сделал для нее, тем значительнее становился его образ, и рос до тех пор, пока не заполнил всего неба и в мире не осталось никого другого, кроме него.
Люсия подошла к иллюминатору, отодвинула портьеру и посмотрела на ночное небо.
«Может быть, он и прав, мне следовало развлекать и смешить его», — говорила она себе. Однако что-то подсказывало Люсии, несмотря на внешние неуязвимость и протест, в глубине души он согласен с нею, но почему-то боится или не хочет выразить это словами.
«Он все понял, — утверждала Люсия. — Он понял, в чем состоит его долг».
Люсия с матушкой раньше постоянно читали парламентские доклады и газеты. Они знали, как бедствуют рабочие и во что вылился их протест в Петерлоо. Необходима была реформа, но парламент все медлил, не желая никаких изменений.
Даже в Литтл-Мордене было известно о бездействии правительства после войны и о страданиях искалеченных и оставленных без пенсии людей, не получивших никакой компенсации за жертвы, которые они принесли в борьбе за родину. А кроме того, эти люди боялись порабощения, их ужасала перспектива стать трубочистом или угодить в «веселый дом» из тех, что существовали теперь в любом большом городе, и хуже всего отдать своих детей в рабство на угольные шахты.
Люсия очень переживала и не могла мириться с тем, что аристократы играют, развлекаются, а некоторые, подобно королю, накапливают долги, тем временем в стране происходят подобные вещи. Впервые увидев маркиза на стипль-чезе, Люсия поняла, что он отличается от остальных. Его имя редко мелькало в списках собиравшихся в Палате лордов, но девушка верила, что именно он в силах бороться с несправедливостью, которая так угнетала ее и ее мать: Когда же маркиз пришел Люсии на помощь, когда так тонко сумел оценить картины отца и был так добр с ней, Люсия решила, что он по-настоящему великодушен и благороден. Однако… появилась Франческа, а потом маркиз за ужином заявил, что не интересуется политикой, и Люсия чувствовала, что обманулась. Маркиз оказался совсем другим человеком, не таким, как она представляла. Но все же Люсия будто ощущала исходивший от него странный, непреодолимый магнетизм. Такого человека она не встречала никогда, за исключением отца… маркиз очень напоминал Люсии отца.
Она безошибочно угадывала внутреннюю силу маркиза. Готовясь ко сну, Люсия подумала, что до конца путешествия, как ни дерзко это звучит, она должна заставить его поверить в себя и в собственную судьбу.
Глава шестая
После ужина маркиз и Люсия вышли на палубу.
Первые несколько дней в Адриатическом море вода была неспокойна. Однако после того, как Бриндизи остался позади и судно, обогнув Италию, вошло в Ионическое море, погода улучшилась и вода стала спокойна, точно в лагуне.
Опасаясь пиратов, промышлявших у северных берегов Африки, маркиз распорядился направить судно по Мессинскому проливу между Италией и Сицилией, а затем взять курс на западное побережье Италии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33