Какой же глупой она была, какой недалекой, что не понимала раньше этого единственно возможного объяснения! Как легко было смотреть на вещи узко и считать, что любовь — это в основном физическое притяжение между мужчиной и женщиной, а не сама Вселенная. Филип и Тайра, Иван и музыка, она и ее дар: за всем этим находилась одна сила, одно чувство, выражавшееся через каждого, превращаясь при этом в одно и то же — любовь!
А потом, когда ей показалось, что еще мгновение — и ей станут подвластны тайны Вселенной, красота жизни и ее смысл, это мгновение прошло, и она снова стала сама собой, лишь дрожала от пережитого волнения, и все же она была другой — окрыленной, обогащенной, переродившейся после той чудесной минуты.
Тем временем Филип и Тайра отошли от алтаря и направились к ризнице. Кристин поднялась на ноги, немного пошатываясь, держась обеими руками за спинку скамьи перед собой, чувствуя, что испытала сейчас нечто важное и почему-то от этого ослабела, в то же время она все еще ощущала неземную легкость, которая наступает, когда удается на несколько секунд избежать тяжелого груза житейских забот.
Она последовала за ними в ризницу. Поцеловала Филипа и Тайру, пожала руку священнику и посмотрела, как они поставили подписи в книге регистрации. У нее слегка перехватило горло, когда она им сказала:
— Я знаю, вы будете счастливы, обязательно. Выйдя из церкви, Филип подозвал такси.
— Мы собираемся позавтракать в «Савое», — сказал он. — Ты поедешь с нами, Кристин?
— Лучше нет, — ответила Кристин, а когда они взглянули на нее с удивлением, добавила: — Вам хочется побыть вдвоем, я знаю. У вас и так мало времени. А я… мне нужно подумать.
— С тобой все в порядке? — спросил Филип. — А то ты выглядишь немного бледной.
— Я совершенно здорова, — ответила Кристин и серьезно закончила: — Ваша свадьба была очень красивая. Мне было очень хорошо на церемонии. Не волнуйтесь за меня, поезжайте и развлекитесь. К вечеру вернетесь?
— Мы приедем к чаю, — ответил Филип, — повидать мамуи забрать багаж. — У Тайры вырвался легкий возглас удивления. — А ты думала, мы обойдемся без свадебного путешествия? — нежно обратился к ней Филип. — Я все устроил. Мы поживем в маленькой гостинице поблизости от дома, но в достаточном отдалении, чтобы побыть вдвоем.
— Как прелестно, — прошептала Тайра, и глаза ее засияли.
— В таком случае, — Филип обратился к Кристин, — быть может, ты переменишь свое решение и позавтракаешь с нами?
Кристин покачала головой:
— Я очень вам завидую, благослови вас Бог, родные! Увидимся за чаем.
Она повернулась и пошла по улице. Ей хотелось побыть одной, хотелось попытаться проанализировать то чувство, которое она испытала в тихой серой церквушке. Но теперь это было труднее. То, что несколько минут назад казалось таким ясным, сейчас обросло вопросами; здравомыслие вернулось и заподозрило во всем пережитом экстаз.
«Жаль, что я не старше, — внезапно подумала Кристин. — Я хотела бы, чтобы у меня был кто-то, с кем можно обсудить все это, и чтобы он понял». Тут она подумала, что у нее есть такой человек, а когда мимо проползло такси с поднятым флажком, она остановила его и назвала адрес. Только оказавшись на месте, она задумалась над собственным порывом.
Харри Хампден смотрел от нечего делать в окно, гадая, стоит ли готовить себе коктейль до второго завтрака, когда к дому подъехало такси Кристин. Все утро его мучило и раздражало собственное безделье, он жаждал деятельности, ощущения одиночества и восторга полета. В воздухе он повелевал и машиной и собой, теперь же, на земле, искалеченный, он чувствовал себя побежденным и бессильным. Он хотел жить, но, кажется, жизнь обходила его стороной. Только в кабине самолета он ощущал душевный подъем и чувствовал свое превосходство, что питало его надежды на будущее. Он говорил себе, что в его теперешней депрессии виновата атмосфера в доме, но знал, что причина гораздо глубже.
Долгие годы, в течение которых Стелла лежала без сознания живым трупом, взяли свою дань. Он любил Стеллу и, пережив в раннем детстве потерю матери, отдал всю нежность подростка, а затем и молодого человека своей сестре. Она тянулась к нему, и он пытался заменить ей, хотя бы отчасти, родительскую любовь, которой она была лишена. А без ее общества, ее смеха и желаний, которые она заставляла его выполнять, Харри окончательно повзрослел и стал мрачно смотреть на вещи. Потрясение от попытки самоубийства сестры заставило его придерживаться строгого пуританского взгляда на плотскую любовь, на самом деле чуждого его темпераменту и характеру. Он начал бояться любви, потому что видел, как молодое, свежее, бьющее через край чувство было попрано и разрушено, превратившись в воплощение ужаса.
Он сторонился любви, и все же сейчас, когда он меньше всего того ожидал, любовь тронула его душу, борясь со всей силой и энергией с предрассудками, которыми он намеренно оградился как щитом. Временами он ненавидел женщин, потому что они привлекали его, ненавидел, потому что часто его до боли влекло к их мягкой прелести, тогда как он упрямо заставлял себя придерживаться выбранного пути. Он был хорош собой, и поэтому иногда соблазн неизбежно оказывался слишком силен. У него был кое-какой опыт, но только тот, что оставил в нем горечь и цинизм. Потом он начал думать о Кристин. Его приводила в восторг ее сдержанность, природное достоинство, придававшее ей серьезность, так что временами казалось, что она старше, чем была на самом деле, и ее красота, не бросавшаяся поначалу в глаза, при продолжении знакомства проявлялась ярко и глубоко, как проявляется красота прекрасно выполненной гравюры.
Успешное лечение Стеллы повергло Харри в полное изумление, затем он понял, что его благодарность и радость были не сравнимы с теми эмоциями, которые в нем пробудила Кристин. Поначалу он боролся с приливом, грозившим снести тщательно воздвигнутое укрепление, которое, как он воображал, построено навечно. Но борьба оказалась бесплодной. Наконец, признавшись самому себе, он смирился со своей любовью и тут же испытал новый страх по совсем другим причинам. А что, если он слишком стар для Кристин? И что еще хуже, захочет ли она знаться с человеком малоподвижным, покалеченным?
Желая Кристин со всем неистовством природы, которую подавляли и слишком долго подчиняли дисциплине, Харри как будто получил ответ на свою молитву, когда увидел подъехавшее к двери такси и знакомое лицо, промелькнувшее в окошке машины.
Дверь открылась, когда Кристин подошла к крыльцу. Она подняла глаза и увидела Харри.
— Я заметил, как подъехало ваше такси, — сказал он. — Не откажетесь позавтракать со мной?
— Если предложите, — просто ответила Кристин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
А потом, когда ей показалось, что еще мгновение — и ей станут подвластны тайны Вселенной, красота жизни и ее смысл, это мгновение прошло, и она снова стала сама собой, лишь дрожала от пережитого волнения, и все же она была другой — окрыленной, обогащенной, переродившейся после той чудесной минуты.
Тем временем Филип и Тайра отошли от алтаря и направились к ризнице. Кристин поднялась на ноги, немного пошатываясь, держась обеими руками за спинку скамьи перед собой, чувствуя, что испытала сейчас нечто важное и почему-то от этого ослабела, в то же время она все еще ощущала неземную легкость, которая наступает, когда удается на несколько секунд избежать тяжелого груза житейских забот.
Она последовала за ними в ризницу. Поцеловала Филипа и Тайру, пожала руку священнику и посмотрела, как они поставили подписи в книге регистрации. У нее слегка перехватило горло, когда она им сказала:
— Я знаю, вы будете счастливы, обязательно. Выйдя из церкви, Филип подозвал такси.
— Мы собираемся позавтракать в «Савое», — сказал он. — Ты поедешь с нами, Кристин?
— Лучше нет, — ответила Кристин, а когда они взглянули на нее с удивлением, добавила: — Вам хочется побыть вдвоем, я знаю. У вас и так мало времени. А я… мне нужно подумать.
— С тобой все в порядке? — спросил Филип. — А то ты выглядишь немного бледной.
— Я совершенно здорова, — ответила Кристин и серьезно закончила: — Ваша свадьба была очень красивая. Мне было очень хорошо на церемонии. Не волнуйтесь за меня, поезжайте и развлекитесь. К вечеру вернетесь?
— Мы приедем к чаю, — ответил Филип, — повидать мамуи забрать багаж. — У Тайры вырвался легкий возглас удивления. — А ты думала, мы обойдемся без свадебного путешествия? — нежно обратился к ней Филип. — Я все устроил. Мы поживем в маленькой гостинице поблизости от дома, но в достаточном отдалении, чтобы побыть вдвоем.
— Как прелестно, — прошептала Тайра, и глаза ее засияли.
— В таком случае, — Филип обратился к Кристин, — быть может, ты переменишь свое решение и позавтракаешь с нами?
Кристин покачала головой:
— Я очень вам завидую, благослови вас Бог, родные! Увидимся за чаем.
Она повернулась и пошла по улице. Ей хотелось побыть одной, хотелось попытаться проанализировать то чувство, которое она испытала в тихой серой церквушке. Но теперь это было труднее. То, что несколько минут назад казалось таким ясным, сейчас обросло вопросами; здравомыслие вернулось и заподозрило во всем пережитом экстаз.
«Жаль, что я не старше, — внезапно подумала Кристин. — Я хотела бы, чтобы у меня был кто-то, с кем можно обсудить все это, и чтобы он понял». Тут она подумала, что у нее есть такой человек, а когда мимо проползло такси с поднятым флажком, она остановила его и назвала адрес. Только оказавшись на месте, она задумалась над собственным порывом.
Харри Хампден смотрел от нечего делать в окно, гадая, стоит ли готовить себе коктейль до второго завтрака, когда к дому подъехало такси Кристин. Все утро его мучило и раздражало собственное безделье, он жаждал деятельности, ощущения одиночества и восторга полета. В воздухе он повелевал и машиной и собой, теперь же, на земле, искалеченный, он чувствовал себя побежденным и бессильным. Он хотел жить, но, кажется, жизнь обходила его стороной. Только в кабине самолета он ощущал душевный подъем и чувствовал свое превосходство, что питало его надежды на будущее. Он говорил себе, что в его теперешней депрессии виновата атмосфера в доме, но знал, что причина гораздо глубже.
Долгие годы, в течение которых Стелла лежала без сознания живым трупом, взяли свою дань. Он любил Стеллу и, пережив в раннем детстве потерю матери, отдал всю нежность подростка, а затем и молодого человека своей сестре. Она тянулась к нему, и он пытался заменить ей, хотя бы отчасти, родительскую любовь, которой она была лишена. А без ее общества, ее смеха и желаний, которые она заставляла его выполнять, Харри окончательно повзрослел и стал мрачно смотреть на вещи. Потрясение от попытки самоубийства сестры заставило его придерживаться строгого пуританского взгляда на плотскую любовь, на самом деле чуждого его темпераменту и характеру. Он начал бояться любви, потому что видел, как молодое, свежее, бьющее через край чувство было попрано и разрушено, превратившись в воплощение ужаса.
Он сторонился любви, и все же сейчас, когда он меньше всего того ожидал, любовь тронула его душу, борясь со всей силой и энергией с предрассудками, которыми он намеренно оградился как щитом. Временами он ненавидел женщин, потому что они привлекали его, ненавидел, потому что часто его до боли влекло к их мягкой прелести, тогда как он упрямо заставлял себя придерживаться выбранного пути. Он был хорош собой, и поэтому иногда соблазн неизбежно оказывался слишком силен. У него был кое-какой опыт, но только тот, что оставил в нем горечь и цинизм. Потом он начал думать о Кристин. Его приводила в восторг ее сдержанность, природное достоинство, придававшее ей серьезность, так что временами казалось, что она старше, чем была на самом деле, и ее красота, не бросавшаяся поначалу в глаза, при продолжении знакомства проявлялась ярко и глубоко, как проявляется красота прекрасно выполненной гравюры.
Успешное лечение Стеллы повергло Харри в полное изумление, затем он понял, что его благодарность и радость были не сравнимы с теми эмоциями, которые в нем пробудила Кристин. Поначалу он боролся с приливом, грозившим снести тщательно воздвигнутое укрепление, которое, как он воображал, построено навечно. Но борьба оказалась бесплодной. Наконец, признавшись самому себе, он смирился со своей любовью и тут же испытал новый страх по совсем другим причинам. А что, если он слишком стар для Кристин? И что еще хуже, захочет ли она знаться с человеком малоподвижным, покалеченным?
Желая Кристин со всем неистовством природы, которую подавляли и слишком долго подчиняли дисциплине, Харри как будто получил ответ на свою молитву, когда увидел подъехавшее к двери такси и знакомое лицо, промелькнувшее в окошке машины.
Дверь открылась, когда Кристин подошла к крыльцу. Она подняла глаза и увидела Харри.
— Я заметил, как подъехало ваше такси, — сказал он. — Не откажетесь позавтракать со мной?
— Если предложите, — просто ответила Кристин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73