Рене одолжила девушке свое колье из изумрудов и изумрудные серьги. Чтобы раздосадовать герцога, Корнелия надела на третий палец своей левой руки большое бриллиантовое кольцо.
Герцог заметил его тут же, как только Корнелия вошла в салон.
— Почему ты надела это кольцо? — ревниво спросил он. — Кто тебе подарил его?
— Вопросы! Всегда вопросы! — воскликнула Корнелия. — Вы даже не успели сказать мне «добрый вечер».
— Это его кольцо? — требовательно спросил герцог.
— Чье?
— Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду, — произнес герцог резко. — Как ты можешь играть со мной подобным образом? Тебе известно, что я схожу с ума, когда думаю о другом мужчине, от которого ты принимаешь драгоценности, отказываясь принимать их от меня, и который имеет право любить тебя. Иногда мне кажется, что я способен убить тебя, чтобы ты не принадлежала никому!
— И это сделает вас счастливым?
— Может, ты думаешь, что меня делает счастливым то, что я представляю тебя в чьих-то объятиях? — яростно вопросил герцог.
— Тогда зачем же вы это представляете? — холодно поинтересовалась Корнелия.
— С кем ты провела прошлую ночь?
— Это мое дело. Я полагаю, вы знаете, как невежливо отказываться от приглашения на ужин в последний момент. До того как я получила вашу записку из «Ритца»о том, что вы не придете, у меня не было и быть не могло иных планов, кроме как провести вечер с вами наедине.
— Я знаю, — простонал герцог. — Но я ничего не мог поделать. Мне пришлось пойти в Оперу — клянусь, я не мог этого избежать. Для меня было чертовски мучительно сидеть там, сознавая, что мы могли бы провести время вместе.
Корнелия передернула плечами, имитируя привычный жест Рене.
— Са ne fait nen — не имеет значения, — сказала она. — Кое-кто приехал неожиданно, так что я провела просто… замечательный вечер.
Она проговорила это бархатным голоском, словно вспоминая о чем-то интимном. Но, бросив взгляд на лицо герцога, поняла, что зашла слишком далеко. Герцог взял Корнелию за плечи и резко развернул лицом к себе.
— Если этот мужчина, кто бы он ни был, поцеловал тебя, — произнес он, — я убью его!
Корнелия застыла от его прикосновения. Их глаза встретились, и она успела прочесть во взгляде герцога неудержимую ярость, прежде чем, издав звук, похожий на стон, он прильнул к ее губам сначала грубым, а затем томительным, страстным поцелуем. Пламенная дрожь охватила их обоих, затмевая все, кроме желания друг друга.
Яростная властность его губ пробудила в Корнелии все переполнявшие ее чувства. Корнелия затрепетала в восторге, который не испытывала никогда ранее, она ощутила, как пол головокружительно уходит у нее из-под ног, и, собрав все свои силы, с тихим вскриком вырвалась из объятий герцога и выбежала за дверь.
В своей спальне Корнелия села, прижав руки к горящему лицу, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце и усмирить разбушевавшиеся чувства. Она взглянула на себя в зеркало: приоткрытые губы, трепещущие ноздри, опущенные томные веки, глаза, пылающие страстью. Корнелия спрятала в ладонях лицо. Сколько еще она сможет сопротивляться герцогу?
Через несколько минут в дверях появился лакей Рене с запиской на серебряном подносе.
«Ради бога, прости меня, — прочла Корнелия, — я потерял голову, иначе никогда не нарушил бы свою клятву не целовать тебя без твоего на то согласия.
Если я расстроил и обидел тебя, я молю тебя о прощении. Пожалуйста, возвращайся и давай поужинаем вместе. Если ты откажешь мне сейчас, боюсь, я сойду с ума. Я так долго был без тебя, что более не вынесу этого».
Корнелия дважды прочла послание и затем, силясь унять дрожь в своем голосе, обратилась к лакею, ожидавшему приказаний:
— Скажи его светлости, что я выйду к нему через десять минут.
Корнелия силой заставила себя сесть к туалетному столику, припудрить лицо, накрасить губы, сменить украшения, пока не истекли десять минут.
Затем она вернулась в салон. Корнелия вошла тихо, и герцог не заметил ее. Он стоял около мраморного камина, и выражение его лица было столь отчаянным, что напугало Корнелию.
Глава 12
— Ваша мать пишет, что закончила приготовления к нашему возвращению в субботу, — обратилась Корнелия к герцогу, когда они просматривали перед ленчем пришедшую из Англии почту.
— Я тоже получил письмо от своей матери, — ответил тот. — Она сообщает, что украшают подъездную дорогу в Котильон, — совершенно излишний жест.
— Похоже, нашему возвращению будут рады, — удовлетворенно заметила Корнелия.
С плохо скрытым раздражением герцог отбросил письмо, встал и прошелся по комнате.
— Если вам нужно быть на месте в субботу, то выехать придется в четверг, то есть послезавтра, — сказал он. — Полагаю, нам следует возвращаться? Хотя здесь весьма приятно.
— На следующий понедельник намечена охота на фазанов, — отозвалась Корнелия, — и, насколько мне известно, в связи с этим ожидаются гости.
— Да-да, конечно. Я забыл.
— Похоже, что ваша мать позаботилась обо всем, так что по приезде мне не останется ничего другого, кроме как предаваться праздности.
Корнелия подумала, как испугалась бы она еще месяц назад от перспективы провести время в Котильоне, встречаться с этими беспечными, самодовольными людьми, которые так ужаснули и шокировали ее совсем недавно. Но теперь Корнелия чувствовала, что она изменилась, и настолько сильно, что ей казалось странным, как герцог не замечает этого. Ведь перед ним уже не та застенчивая, потерявшая от любви голову девушка, которую он привез в Париж. Но, как говорится, любовь слепа, и герцог видел перед собой одну лишь Дезире.
Корнелия уже настолько хорошо изучила герцога, что ей было достаточно заметить его задумчивый взгляд, манеру нервно сжимать и разжимать пальцы рук, чтобы понять, что он думает о Дезире и мечтает о том часе, когда можно будет покинуть скучную, бесцветную жену и поспешить в апартаменты Рене де Вальме.
Временами Корнелия чувствовала, что более не в силах вынести этого, и была готова признаться во всем герцогу, но всякий раз что-то твердое и непоколебимое в ее душе удерживало от этого шага. Она не забыла причину, по которой он женился на ней. Корнелия не забыла муки унижения, испытанные ею после того, как она узнала правду — она всего лишь ширма для любовных похождений герцога с тетей Лили.
Корнелия также часто думала о том, какой жалкой была бы ее участь, окажись Дезире и в самом деле другой женщиной, или если бы герцог увлекся кем-нибудь еще, и она была бы обречена тосковать в «Ритце» одна, день за днем, весь медовый месяц.
Намеренно ожесточая свое сердце против герцога, Корнелия понимала, что если для них и возможно безоговорочное счастье, то герцог должен ощутить те же страдания, какие он причинял другим женщинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Герцог заметил его тут же, как только Корнелия вошла в салон.
— Почему ты надела это кольцо? — ревниво спросил он. — Кто тебе подарил его?
— Вопросы! Всегда вопросы! — воскликнула Корнелия. — Вы даже не успели сказать мне «добрый вечер».
— Это его кольцо? — требовательно спросил герцог.
— Чье?
— Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду, — произнес герцог резко. — Как ты можешь играть со мной подобным образом? Тебе известно, что я схожу с ума, когда думаю о другом мужчине, от которого ты принимаешь драгоценности, отказываясь принимать их от меня, и который имеет право любить тебя. Иногда мне кажется, что я способен убить тебя, чтобы ты не принадлежала никому!
— И это сделает вас счастливым?
— Может, ты думаешь, что меня делает счастливым то, что я представляю тебя в чьих-то объятиях? — яростно вопросил герцог.
— Тогда зачем же вы это представляете? — холодно поинтересовалась Корнелия.
— С кем ты провела прошлую ночь?
— Это мое дело. Я полагаю, вы знаете, как невежливо отказываться от приглашения на ужин в последний момент. До того как я получила вашу записку из «Ритца»о том, что вы не придете, у меня не было и быть не могло иных планов, кроме как провести вечер с вами наедине.
— Я знаю, — простонал герцог. — Но я ничего не мог поделать. Мне пришлось пойти в Оперу — клянусь, я не мог этого избежать. Для меня было чертовски мучительно сидеть там, сознавая, что мы могли бы провести время вместе.
Корнелия передернула плечами, имитируя привычный жест Рене.
— Са ne fait nen — не имеет значения, — сказала она. — Кое-кто приехал неожиданно, так что я провела просто… замечательный вечер.
Она проговорила это бархатным голоском, словно вспоминая о чем-то интимном. Но, бросив взгляд на лицо герцога, поняла, что зашла слишком далеко. Герцог взял Корнелию за плечи и резко развернул лицом к себе.
— Если этот мужчина, кто бы он ни был, поцеловал тебя, — произнес он, — я убью его!
Корнелия застыла от его прикосновения. Их глаза встретились, и она успела прочесть во взгляде герцога неудержимую ярость, прежде чем, издав звук, похожий на стон, он прильнул к ее губам сначала грубым, а затем томительным, страстным поцелуем. Пламенная дрожь охватила их обоих, затмевая все, кроме желания друг друга.
Яростная властность его губ пробудила в Корнелии все переполнявшие ее чувства. Корнелия затрепетала в восторге, который не испытывала никогда ранее, она ощутила, как пол головокружительно уходит у нее из-под ног, и, собрав все свои силы, с тихим вскриком вырвалась из объятий герцога и выбежала за дверь.
В своей спальне Корнелия села, прижав руки к горящему лицу, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце и усмирить разбушевавшиеся чувства. Она взглянула на себя в зеркало: приоткрытые губы, трепещущие ноздри, опущенные томные веки, глаза, пылающие страстью. Корнелия спрятала в ладонях лицо. Сколько еще она сможет сопротивляться герцогу?
Через несколько минут в дверях появился лакей Рене с запиской на серебряном подносе.
«Ради бога, прости меня, — прочла Корнелия, — я потерял голову, иначе никогда не нарушил бы свою клятву не целовать тебя без твоего на то согласия.
Если я расстроил и обидел тебя, я молю тебя о прощении. Пожалуйста, возвращайся и давай поужинаем вместе. Если ты откажешь мне сейчас, боюсь, я сойду с ума. Я так долго был без тебя, что более не вынесу этого».
Корнелия дважды прочла послание и затем, силясь унять дрожь в своем голосе, обратилась к лакею, ожидавшему приказаний:
— Скажи его светлости, что я выйду к нему через десять минут.
Корнелия силой заставила себя сесть к туалетному столику, припудрить лицо, накрасить губы, сменить украшения, пока не истекли десять минут.
Затем она вернулась в салон. Корнелия вошла тихо, и герцог не заметил ее. Он стоял около мраморного камина, и выражение его лица было столь отчаянным, что напугало Корнелию.
Глава 12
— Ваша мать пишет, что закончила приготовления к нашему возвращению в субботу, — обратилась Корнелия к герцогу, когда они просматривали перед ленчем пришедшую из Англии почту.
— Я тоже получил письмо от своей матери, — ответил тот. — Она сообщает, что украшают подъездную дорогу в Котильон, — совершенно излишний жест.
— Похоже, нашему возвращению будут рады, — удовлетворенно заметила Корнелия.
С плохо скрытым раздражением герцог отбросил письмо, встал и прошелся по комнате.
— Если вам нужно быть на месте в субботу, то выехать придется в четверг, то есть послезавтра, — сказал он. — Полагаю, нам следует возвращаться? Хотя здесь весьма приятно.
— На следующий понедельник намечена охота на фазанов, — отозвалась Корнелия, — и, насколько мне известно, в связи с этим ожидаются гости.
— Да-да, конечно. Я забыл.
— Похоже, что ваша мать позаботилась обо всем, так что по приезде мне не останется ничего другого, кроме как предаваться праздности.
Корнелия подумала, как испугалась бы она еще месяц назад от перспективы провести время в Котильоне, встречаться с этими беспечными, самодовольными людьми, которые так ужаснули и шокировали ее совсем недавно. Но теперь Корнелия чувствовала, что она изменилась, и настолько сильно, что ей казалось странным, как герцог не замечает этого. Ведь перед ним уже не та застенчивая, потерявшая от любви голову девушка, которую он привез в Париж. Но, как говорится, любовь слепа, и герцог видел перед собой одну лишь Дезире.
Корнелия уже настолько хорошо изучила герцога, что ей было достаточно заметить его задумчивый взгляд, манеру нервно сжимать и разжимать пальцы рук, чтобы понять, что он думает о Дезире и мечтает о том часе, когда можно будет покинуть скучную, бесцветную жену и поспешить в апартаменты Рене де Вальме.
Временами Корнелия чувствовала, что более не в силах вынести этого, и была готова признаться во всем герцогу, но всякий раз что-то твердое и непоколебимое в ее душе удерживало от этого шага. Она не забыла причину, по которой он женился на ней. Корнелия не забыла муки унижения, испытанные ею после того, как она узнала правду — она всего лишь ширма для любовных похождений герцога с тетей Лили.
Корнелия также часто думала о том, какой жалкой была бы ее участь, окажись Дезире и в самом деле другой женщиной, или если бы герцог увлекся кем-нибудь еще, и она была бы обречена тосковать в «Ритце» одна, день за днем, весь медовый месяц.
Намеренно ожесточая свое сердце против герцога, Корнелия понимала, что если для них и возможно безоговорочное счастье, то герцог должен ощутить те же страдания, какие он причинял другим женщинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66