Над головой мерцало небо, усеянное тысячами тысяч звезд, даривших свой свет иным, более счастливым, чем Земля, мирам, где люди не нападают друг на друга с оружием в руках.
Сволоу встретил меня радостным ржанием и принялся тереться головой о мое плечо, а я рукой трепал его гриву: с тех пор как он вынес меня из моря пламени, я еще сильнее полюбил его.
Внезапно конь фыркнул и я оглянулся. От костра кто-то приближался ко мне. Это был Гарри.
— Извините, если я помешал вам, — произнес он с неожиданным смущением в голосе. — Мне хотелось поблагодарить Сволоу за то, что он спас меня. Я обязан ему жизнью.
— В самом деле? Мой конь к вашим услугам. Но мне не хотелось бы смущать вас своим присутствием, поэтому — спокойной ночи.
Но не успел я сделать несколько шагов, как Гарри позвал меня:
— Остановитесь, сэр!
Он подошел ко мне и с дрожью в голосе, не скрывая волнения, сказал:
— Я обидел вас, простите меня.
— Вы не можете меня обидеть, — ответил я холодно. — Чтобы обидеться, мне придется стать с вами на одну доску. Самое большее, на что вы можете рассчитывать, — снисхождение.
Прошла целая минута, прежде чем он нашелся что ответить.
— Простите мне мою ошибку, — выдавил он.
— Людям свойственно ошибаться, поэтому мне нечего прощать вам.
— Я постараюсь больше не пользоваться вашей снисходительностью.
— Однако я, несмотря ни на что, готов предоставить ее вам в любую минуту.
Я снова попытался уйти, но Гарри остановил меня, положив руку на плечо.
— Вы дважды за одну ночь спасли жизнь моему отцу. Я хотел поблагодарить вас за это и сказать, что вы имеете право на самые резкие слова. Я узнал ваше имя, и мне рассказали о ваших заслугах.
— Любой вестмен сделал бы на моем месте то же самое. А что касается заслуг, то есть люди, у которых их несравненно больше, чем у меня. Не смотрите на случившееся сквозь призму сыновней любви.
— Раньше я был несправедлив к вам, теперь вы несправедливы к самому себе. Неужели вы так же относитесь и ко мне?
— Ну уж к вам-то я никогда не относился несправедливо.
— Тогда разрешите обратиться к вам с просьбой.
— Сколько угодно.
— Если я совершу что-то плохое или недостойное, браните меня, но не говорите о снисхождении. Прошу вас.
— Согласен.
— Спасибо, сэр. А теперь давайте вернемся к костру, пожелаем всем спокойной ночи, и я провожу вас в отведенные для вас покои. Лучше лечь пораньше, завтра надо встать с рассветом.
— Зачем?
— Я поставил капканы на бобров у Бифока и приглашаю вас пойти со мной за добычей.
Он провел меня к пещере, приподнял полог из шкур, пропуская меня внутрь, и зажег свечу из оленьего жира.
— Здесь вы можете спать, не опасаясь, что проснетесь с ревматизмом или насморком, — сказал он.
— Вы считаете, что я настолько изнежен, что на свежем воздухе начинаю чихать и кашлять?
— Что вы, сэр! Но дело в том, что ночи в долине холодные и сырые, а мне хотелось бы, чтобы вам у нас было удобно. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Спокойной ночи!
Он подал мне руку и вышел, дружелюбно улыбнувшись на прощание. Оставшись один, я внимательно осмотрел мое пристанище, напоминавшее скорее монашескую келью. Это была не естественная пещера, как мне вначале показалось, а вырубленный в скале человеческой рукой грот. Каменный пол был устлан шкурами, у стены стоял сколоченный из толстых бревен топчан с ворохом шерстяных одеял. На колышках, вбитых в трещины гранитных скал, висели охотничьи принадлежности. Судя по всему, Гарри уступил мне собственное жилище.
Огромная усталость, внезапно навалившаяся на меня, была главной причиной того, что я остался в тесной келье: тот, кто привык к бесконечному простору прерии, с трудом переносит тюрьму, которую люди гордо именуют домом.
В пещере было тихо, поэтому я спал как убитый и проснулся позже, чем обычно, да и то меня разбудил чей-то голос:
— Сэр, я готов подумать, что подушка и одеяло вам милее доброй охоты. Но учтите, что дичью, съеденной во сне, сыт не будешь.
Я вскочил на ноги и, еще не отойдя от сна, с недоумением уставился на человека у входа в пещеру. Это был Сэм Хокенс в полном трапперском снаряжении.
— Через минуту я буду готов, дорогой Сэм.
— Поторопитесь, маленький сэр уже давно ждет нас и горит нетерпением показать вам свои угодья.
— Вы идете с нами?
— Придется, чтоб мне лопнуть. Мальчику не по силам тащить на себе все снаряжение, а Олд Шеттерхэнд не вьючное животное.
Гарри ждал нас у выхода из долины. Сэм забросил на спину полдюжины капканов и поспешил к мальчику.
— Мы идем пешком? — спросил я.
— Разве ваш конь умеет ставить силки или ловить бобров на дне реки? Надо поторапливаться, чтобы успеть вернуться до обеда, иначе нам придется поститься до вечера, — ответил Сэм. Он был все такой же неунывающий шутник.
— Но мне надо напоить лошадь!
— Не беспокойтесь, Гарри уже все сделал.
Его слова обрадовали меня: Гарри позаботился о моем коне, а тем самым и о его хозяине. Да, Олд Файерхэнд сумел объяснить сыну, какого обращения я заслуживаю.
Когда мы уже направились к выходу, к нам подошел Виннету.
— Сын Рибанны силен, как взрослый воин, от его глаз не ускользнет ни один бобр, а рука не сможет унести все шкурки, какие он сумеет добыть, — проговорил он в своей обычной сдержанной манере. Заметив, что я оглядываюсь и ищу взглядом Сволоу, Виннету добавил: — Мой брат может не беспокоиться, я позабочусь о его коне.
Миновав узкий овражек, отделявший нашу «крепость» от равнины, мы пошли вдоль ручья, пока не добрались до того места, где он впадал в небольшую речушку, змеившуюся по Манкисити. По ее берегам росли деревья, дикий виноград опутывал стволы, переплетаясь с ветками, свисал вниз, живой паутиной покрывая землю.
Сэм Хокенс шел впереди, и я, глядя на его сгорбленную фигуру с капканами на спине, вспоминал, как по улицам моего родного города ходили бродячие торговцы мышеловками. Сходство было поразительное, с той лишь разницей, что Сэм не кричал, нахваливая свой товар, а шел совершенно бесшумно. Его ноги сами обходили те места, где мог бы остаться след, маленькие глазки буравили густые заросли. Стояла уже поздняя осень, но растительность еще не пожухла.
Внезапно Сэм остановился, приподнял вверх ветку, осторожно выглянул из-за нее и, убедившись, что все спокойно, зашагал дальше. Гарри последовал за ним.
— Здесь у нас протоптана тропинка к бобровой плотине, сэр, — шепнул он мне.
Действительно, за зеленым занавесом начиналась тропинка, петляющая по густым зарослям. Еще какое-то время мы шли вдоль реки, скрытые в гуще кустов, пока Сэм не остановился и не приложил палец к губам в знак молчания. С реки доносилось тихое посвистывание.
— Пришли, — еле слышно, одними губами, произнес Гарри. — Часовые бобров уже насторожились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Сволоу встретил меня радостным ржанием и принялся тереться головой о мое плечо, а я рукой трепал его гриву: с тех пор как он вынес меня из моря пламени, я еще сильнее полюбил его.
Внезапно конь фыркнул и я оглянулся. От костра кто-то приближался ко мне. Это был Гарри.
— Извините, если я помешал вам, — произнес он с неожиданным смущением в голосе. — Мне хотелось поблагодарить Сволоу за то, что он спас меня. Я обязан ему жизнью.
— В самом деле? Мой конь к вашим услугам. Но мне не хотелось бы смущать вас своим присутствием, поэтому — спокойной ночи.
Но не успел я сделать несколько шагов, как Гарри позвал меня:
— Остановитесь, сэр!
Он подошел ко мне и с дрожью в голосе, не скрывая волнения, сказал:
— Я обидел вас, простите меня.
— Вы не можете меня обидеть, — ответил я холодно. — Чтобы обидеться, мне придется стать с вами на одну доску. Самое большее, на что вы можете рассчитывать, — снисхождение.
Прошла целая минута, прежде чем он нашелся что ответить.
— Простите мне мою ошибку, — выдавил он.
— Людям свойственно ошибаться, поэтому мне нечего прощать вам.
— Я постараюсь больше не пользоваться вашей снисходительностью.
— Однако я, несмотря ни на что, готов предоставить ее вам в любую минуту.
Я снова попытался уйти, но Гарри остановил меня, положив руку на плечо.
— Вы дважды за одну ночь спасли жизнь моему отцу. Я хотел поблагодарить вас за это и сказать, что вы имеете право на самые резкие слова. Я узнал ваше имя, и мне рассказали о ваших заслугах.
— Любой вестмен сделал бы на моем месте то же самое. А что касается заслуг, то есть люди, у которых их несравненно больше, чем у меня. Не смотрите на случившееся сквозь призму сыновней любви.
— Раньше я был несправедлив к вам, теперь вы несправедливы к самому себе. Неужели вы так же относитесь и ко мне?
— Ну уж к вам-то я никогда не относился несправедливо.
— Тогда разрешите обратиться к вам с просьбой.
— Сколько угодно.
— Если я совершу что-то плохое или недостойное, браните меня, но не говорите о снисхождении. Прошу вас.
— Согласен.
— Спасибо, сэр. А теперь давайте вернемся к костру, пожелаем всем спокойной ночи, и я провожу вас в отведенные для вас покои. Лучше лечь пораньше, завтра надо встать с рассветом.
— Зачем?
— Я поставил капканы на бобров у Бифока и приглашаю вас пойти со мной за добычей.
Он провел меня к пещере, приподнял полог из шкур, пропуская меня внутрь, и зажег свечу из оленьего жира.
— Здесь вы можете спать, не опасаясь, что проснетесь с ревматизмом или насморком, — сказал он.
— Вы считаете, что я настолько изнежен, что на свежем воздухе начинаю чихать и кашлять?
— Что вы, сэр! Но дело в том, что ночи в долине холодные и сырые, а мне хотелось бы, чтобы вам у нас было удобно. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Спокойной ночи!
Он подал мне руку и вышел, дружелюбно улыбнувшись на прощание. Оставшись один, я внимательно осмотрел мое пристанище, напоминавшее скорее монашескую келью. Это была не естественная пещера, как мне вначале показалось, а вырубленный в скале человеческой рукой грот. Каменный пол был устлан шкурами, у стены стоял сколоченный из толстых бревен топчан с ворохом шерстяных одеял. На колышках, вбитых в трещины гранитных скал, висели охотничьи принадлежности. Судя по всему, Гарри уступил мне собственное жилище.
Огромная усталость, внезапно навалившаяся на меня, была главной причиной того, что я остался в тесной келье: тот, кто привык к бесконечному простору прерии, с трудом переносит тюрьму, которую люди гордо именуют домом.
В пещере было тихо, поэтому я спал как убитый и проснулся позже, чем обычно, да и то меня разбудил чей-то голос:
— Сэр, я готов подумать, что подушка и одеяло вам милее доброй охоты. Но учтите, что дичью, съеденной во сне, сыт не будешь.
Я вскочил на ноги и, еще не отойдя от сна, с недоумением уставился на человека у входа в пещеру. Это был Сэм Хокенс в полном трапперском снаряжении.
— Через минуту я буду готов, дорогой Сэм.
— Поторопитесь, маленький сэр уже давно ждет нас и горит нетерпением показать вам свои угодья.
— Вы идете с нами?
— Придется, чтоб мне лопнуть. Мальчику не по силам тащить на себе все снаряжение, а Олд Шеттерхэнд не вьючное животное.
Гарри ждал нас у выхода из долины. Сэм забросил на спину полдюжины капканов и поспешил к мальчику.
— Мы идем пешком? — спросил я.
— Разве ваш конь умеет ставить силки или ловить бобров на дне реки? Надо поторапливаться, чтобы успеть вернуться до обеда, иначе нам придется поститься до вечера, — ответил Сэм. Он был все такой же неунывающий шутник.
— Но мне надо напоить лошадь!
— Не беспокойтесь, Гарри уже все сделал.
Его слова обрадовали меня: Гарри позаботился о моем коне, а тем самым и о его хозяине. Да, Олд Файерхэнд сумел объяснить сыну, какого обращения я заслуживаю.
Когда мы уже направились к выходу, к нам подошел Виннету.
— Сын Рибанны силен, как взрослый воин, от его глаз не ускользнет ни один бобр, а рука не сможет унести все шкурки, какие он сумеет добыть, — проговорил он в своей обычной сдержанной манере. Заметив, что я оглядываюсь и ищу взглядом Сволоу, Виннету добавил: — Мой брат может не беспокоиться, я позабочусь о его коне.
Миновав узкий овражек, отделявший нашу «крепость» от равнины, мы пошли вдоль ручья, пока не добрались до того места, где он впадал в небольшую речушку, змеившуюся по Манкисити. По ее берегам росли деревья, дикий виноград опутывал стволы, переплетаясь с ветками, свисал вниз, живой паутиной покрывая землю.
Сэм Хокенс шел впереди, и я, глядя на его сгорбленную фигуру с капканами на спине, вспоминал, как по улицам моего родного города ходили бродячие торговцы мышеловками. Сходство было поразительное, с той лишь разницей, что Сэм не кричал, нахваливая свой товар, а шел совершенно бесшумно. Его ноги сами обходили те места, где мог бы остаться след, маленькие глазки буравили густые заросли. Стояла уже поздняя осень, но растительность еще не пожухла.
Внезапно Сэм остановился, приподнял вверх ветку, осторожно выглянул из-за нее и, убедившись, что все спокойно, зашагал дальше. Гарри последовал за ним.
— Здесь у нас протоптана тропинка к бобровой плотине, сэр, — шепнул он мне.
Действительно, за зеленым занавесом начиналась тропинка, петляющая по густым зарослям. Еще какое-то время мы шли вдоль реки, скрытые в гуще кустов, пока Сэм не остановился и не приложил палец к губам в знак молчания. С реки доносилось тихое посвистывание.
— Пришли, — еле слышно, одними губами, произнес Гарри. — Часовые бобров уже насторожились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112