Конберга отпустила его. — А мама знает?
Сестра покачала головой.
— Нет. Я никому не говорила. И тебе не надо было, да только надоел он мне до смерти.
— Не диво, — заметил Эалстан. — Если бы отец знал, он бы из Сидрока дух вышиб. Силы горние, если бы дядя Хенгист знал, то сам бы из него дух вышиб. — Что сделал бы с кузеном Леофсиг, он говорить не стал. Об этом думать было страшно — дело могло кончиться членовредительством. Смерть и увечье с приходом войны он начал воспринимать куда серьезней, чем прежде.
— Тш-ш! — обронила Конберга. — Идут.
Эалстан кивнул — за порогом кухни слышались шаги.
В присутствии Леофсига Сидрок вел себя потише, чем при Эалстане: старший из братьев, будучи уже взрослым мужчиной, внушал юноше уважение, которого младший еще не удостоился.
Сейчас Леофсиг выглядел изнуренным донельзя.
— Плесни вина, сестренка, — пробормотал он. — Промочу глотку, а потом в баню схожу ополоснуться. Вода будет холодная, но это неважно. Мама с папой уж точно не захотят, чтобы я вонял на весь дом, как сейчас.
— Мама с папой рады, что ты с нами, несмотря ни на что, — заметила Конберга, наливая ему кружку. — И я тоже.
Эалстан, как брат Леофсига, мог позволить себе покрутить носом со словами «А я вот не уверен». Леофсиг всего лишь шутливо хлопнул его по плечу. Но когда Сидрок хохотнул на пробу, оба брата глянули на него так, что у того обнаружились срочные дела где-то в другом месте.
Кружку кислого красного вида Леофсиг осушил в три-четыре глотка и утер губы рукавом — настолько грязным, что винные пятна уже не могли ему повредить.
— Хорошо! — выдохнул он. — Только в сон после вина тянет, а мне еще в баню надо заглянуть.
— Ты себя вконец загоняешь, — встревоженно заметила Конберга. — Ты знаешь достаточно, чтобы быть при отце помощником счетовода. Не понимаю, почему ты гнешь спину на дорожных работах.
— Да, я знаю достаточно, чтобы помогать отцу, — и достаточно, чтобы этого не делать, — ответил Леофсиг. — Для начала, у него не столько работы, чтобы требовался помощник. Во-вторых, он в своем деле мастер; он даже альгарвейцам в Громхеорте бухгалтерию ведет. Не забывай, многие знают, что я вернулся, но молчат. И пусть молчат. А если отец потащит меня помогать ему в бухгалтерию альгарвейского губернатора, например, тут уже скрыть мое бегство не получится.
— Это все так, — признала Конберга со вздохом. — Но мне тошно смотреть, как ты на костяк исходишь.
— Не бойся, от меня еще много осталось, — утешил ее брат. — Помнишь, каким я вернулся из лагеря? Вот тогда от меня точно кожа да кости оставались. А сейчас я всего лишь потом провонял, да и это поправимо.
Он чмокнул сестру в щеку и вышел из кухни.
Конберга снова вздохнула.
— Лучше бы ему пореже на улицу выходить. Сколько бы мы ни платили рыжикам, они схватят его, когда не смогут больше делать вид, что ничего не замечают.
— Он тебе только что сказал то же самое, — напомнил Эалстан. Конберга скорчила ему гримасу. Особенной радости это юноше не доставило — он понимал, что сестра его в чем-то права. — Если он станет торчать все время дома, то будет себя чувствовать медведем в зверинце.
— Я предпочту видеть его живым медведем в клетке, чем медвежьей шкурой перед кроватью какого-нибудь альгарвейца, — ответила Конберга.
Эалстан печально покосился на нее; больше ему ничего не оставалось — слишком ловко та использовала против брата его же фигуру речи.
Метафорический медведь вернулся полчаса спустя, чистый и мрачнее тучи.
— Альгарвейцы повесили на площади перед банями каунианина, — сообщил он, прежде чем Эалстан и Конберга успели спросить, что случилось. — Одного из тех, что бежали вместе со мной.
Следующим утром Леофсиг отмечался у бригадира, подумывая, не стоит ли ему податься в бега. Если рыжики как следует обработали каунианина, перед тем как повесить, или если тот проболтался сам, пытаясь спасти шкуру, новые хозяева Громхеорта с легкостью могли схватить беглеца.
Но если бы схваченный каунианин заговорил, с тем же успехом альгарвейцы могли ночью вломиться к Хестану в дом и уволочь закованного в кандалы Леофсига. А раз этого не случилось, тот посчитал, что каунианин не выдал никого — а может, рыжики просто не знали, о чем спрашивать.
Во всяком случае, солдаты в юбках не целились в него из жезлов и не выкликали его имени. Некоторые — те, что подружелюбней, — кивнули молодому рабочему. Бригадный надсмотрщик выдал очередной перл скверного фотвежского:
— Работать хорошо!
— Ага, — согласился Леофсиг без особого энтузиазма.
Солдат расхохотался: чувствовалось, что не ему предстояло ворочать булыжники.
Однако Леофсиг, в отличие от многих своих собратьев по несчастью, не жаловался на тяжелую работу. Прежде чем попасть в королевское ополчение, он был учеником, а затем подмастерьем счетовода: работал головой, а не руками. Но в армии он, как это бывает порой с молодыми интеллигентами, открыл для себя радости физического труда. Работа не бывает чистой или нечистой — бывает только сделанной или несделанной, и чтобы превратить ее из второй в первую, требовались только время и усилия, а не глубина мысли. Ворочая камни, Леофсиг мог размышлять о чем угодно, а мог, при желании, и отдохнуть умом.
Кроме того, сначала в армии, а затем на дорожных работах он окреп так, как и надеяться не мог. Между кожей и костями остались только мышцы — куда больше мышц, чем ему мечталось. Прежде чем загреметь в армию, юноша нагулял жирок, но военная служба и дорожные работы заставили бы его сбросить вес, даже если бы между ними не пролегло несколько месяцев в лагере для военнопленных. Едва ли Леофсиг когда-нибудь снова потолстеет.
— Хорошо! — гаркнул альгарвеец-надсмотрщик. — Мы идти. Работать крепко. Булыжник много.
Голос его звучал совершенно счастливо. Многие люди получали больше удовольствия не от работы, а от созерцания чужого труда.
Подгоняемые короткими выкриками, которые, по мнению альгарвейца, должны были вызывать трудовой энтузиазм, поденщики побрели по дороге на северо-запад, пока не добрались до того места, где мостовая кончалась. Юго-западный тракт они уже вымостили до того места, куда уже невозможно было за один день добраться от города, поработать и к закату вернуться назад. Дальше работу продолжали рабочие — в большинстве своем кауниане — из других городов и деревень вдоль тракта.
Инструменты и булыжник, которым будет вымощен проселок, везли запряженные мулами телеги. Окованные железом обода колес грохотали по булыжнику. Шагавший рядом с Леофсигом Бургред морщился при каждом резком звуке.
— Не надо было вчера столько пить, — пожаловался он. — Башка вот-вот отвалится… и я почти об этом мечтаю.
— На проселке колеса так не гремели бы, это точно, — заметил Леофсиг, выказывая больше сочувствия, чем ощущал, — никто не заставлял Бургреда напиваться под угрозой боевого жезла, и если это было первое похмелье здоровяка, то Леофсиг — косоглазый куусаманин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Сестра покачала головой.
— Нет. Я никому не говорила. И тебе не надо было, да только надоел он мне до смерти.
— Не диво, — заметил Эалстан. — Если бы отец знал, он бы из Сидрока дух вышиб. Силы горние, если бы дядя Хенгист знал, то сам бы из него дух вышиб. — Что сделал бы с кузеном Леофсиг, он говорить не стал. Об этом думать было страшно — дело могло кончиться членовредительством. Смерть и увечье с приходом войны он начал воспринимать куда серьезней, чем прежде.
— Тш-ш! — обронила Конберга. — Идут.
Эалстан кивнул — за порогом кухни слышались шаги.
В присутствии Леофсига Сидрок вел себя потише, чем при Эалстане: старший из братьев, будучи уже взрослым мужчиной, внушал юноше уважение, которого младший еще не удостоился.
Сейчас Леофсиг выглядел изнуренным донельзя.
— Плесни вина, сестренка, — пробормотал он. — Промочу глотку, а потом в баню схожу ополоснуться. Вода будет холодная, но это неважно. Мама с папой уж точно не захотят, чтобы я вонял на весь дом, как сейчас.
— Мама с папой рады, что ты с нами, несмотря ни на что, — заметила Конберга, наливая ему кружку. — И я тоже.
Эалстан, как брат Леофсига, мог позволить себе покрутить носом со словами «А я вот не уверен». Леофсиг всего лишь шутливо хлопнул его по плечу. Но когда Сидрок хохотнул на пробу, оба брата глянули на него так, что у того обнаружились срочные дела где-то в другом месте.
Кружку кислого красного вида Леофсиг осушил в три-четыре глотка и утер губы рукавом — настолько грязным, что винные пятна уже не могли ему повредить.
— Хорошо! — выдохнул он. — Только в сон после вина тянет, а мне еще в баню надо заглянуть.
— Ты себя вконец загоняешь, — встревоженно заметила Конберга. — Ты знаешь достаточно, чтобы быть при отце помощником счетовода. Не понимаю, почему ты гнешь спину на дорожных работах.
— Да, я знаю достаточно, чтобы помогать отцу, — и достаточно, чтобы этого не делать, — ответил Леофсиг. — Для начала, у него не столько работы, чтобы требовался помощник. Во-вторых, он в своем деле мастер; он даже альгарвейцам в Громхеорте бухгалтерию ведет. Не забывай, многие знают, что я вернулся, но молчат. И пусть молчат. А если отец потащит меня помогать ему в бухгалтерию альгарвейского губернатора, например, тут уже скрыть мое бегство не получится.
— Это все так, — признала Конберга со вздохом. — Но мне тошно смотреть, как ты на костяк исходишь.
— Не бойся, от меня еще много осталось, — утешил ее брат. — Помнишь, каким я вернулся из лагеря? Вот тогда от меня точно кожа да кости оставались. А сейчас я всего лишь потом провонял, да и это поправимо.
Он чмокнул сестру в щеку и вышел из кухни.
Конберга снова вздохнула.
— Лучше бы ему пореже на улицу выходить. Сколько бы мы ни платили рыжикам, они схватят его, когда не смогут больше делать вид, что ничего не замечают.
— Он тебе только что сказал то же самое, — напомнил Эалстан. Конберга скорчила ему гримасу. Особенной радости это юноше не доставило — он понимал, что сестра его в чем-то права. — Если он станет торчать все время дома, то будет себя чувствовать медведем в зверинце.
— Я предпочту видеть его живым медведем в клетке, чем медвежьей шкурой перед кроватью какого-нибудь альгарвейца, — ответила Конберга.
Эалстан печально покосился на нее; больше ему ничего не оставалось — слишком ловко та использовала против брата его же фигуру речи.
Метафорический медведь вернулся полчаса спустя, чистый и мрачнее тучи.
— Альгарвейцы повесили на площади перед банями каунианина, — сообщил он, прежде чем Эалстан и Конберга успели спросить, что случилось. — Одного из тех, что бежали вместе со мной.
Следующим утром Леофсиг отмечался у бригадира, подумывая, не стоит ли ему податься в бега. Если рыжики как следует обработали каунианина, перед тем как повесить, или если тот проболтался сам, пытаясь спасти шкуру, новые хозяева Громхеорта с легкостью могли схватить беглеца.
Но если бы схваченный каунианин заговорил, с тем же успехом альгарвейцы могли ночью вломиться к Хестану в дом и уволочь закованного в кандалы Леофсига. А раз этого не случилось, тот посчитал, что каунианин не выдал никого — а может, рыжики просто не знали, о чем спрашивать.
Во всяком случае, солдаты в юбках не целились в него из жезлов и не выкликали его имени. Некоторые — те, что подружелюбней, — кивнули молодому рабочему. Бригадный надсмотрщик выдал очередной перл скверного фотвежского:
— Работать хорошо!
— Ага, — согласился Леофсиг без особого энтузиазма.
Солдат расхохотался: чувствовалось, что не ему предстояло ворочать булыжники.
Однако Леофсиг, в отличие от многих своих собратьев по несчастью, не жаловался на тяжелую работу. Прежде чем попасть в королевское ополчение, он был учеником, а затем подмастерьем счетовода: работал головой, а не руками. Но в армии он, как это бывает порой с молодыми интеллигентами, открыл для себя радости физического труда. Работа не бывает чистой или нечистой — бывает только сделанной или несделанной, и чтобы превратить ее из второй в первую, требовались только время и усилия, а не глубина мысли. Ворочая камни, Леофсиг мог размышлять о чем угодно, а мог, при желании, и отдохнуть умом.
Кроме того, сначала в армии, а затем на дорожных работах он окреп так, как и надеяться не мог. Между кожей и костями остались только мышцы — куда больше мышц, чем ему мечталось. Прежде чем загреметь в армию, юноша нагулял жирок, но военная служба и дорожные работы заставили бы его сбросить вес, даже если бы между ними не пролегло несколько месяцев в лагере для военнопленных. Едва ли Леофсиг когда-нибудь снова потолстеет.
— Хорошо! — гаркнул альгарвеец-надсмотрщик. — Мы идти. Работать крепко. Булыжник много.
Голос его звучал совершенно счастливо. Многие люди получали больше удовольствия не от работы, а от созерцания чужого труда.
Подгоняемые короткими выкриками, которые, по мнению альгарвейца, должны были вызывать трудовой энтузиазм, поденщики побрели по дороге на северо-запад, пока не добрались до того места, где мостовая кончалась. Юго-западный тракт они уже вымостили до того места, куда уже невозможно было за один день добраться от города, поработать и к закату вернуться назад. Дальше работу продолжали рабочие — в большинстве своем кауниане — из других городов и деревень вдоль тракта.
Инструменты и булыжник, которым будет вымощен проселок, везли запряженные мулами телеги. Окованные железом обода колес грохотали по булыжнику. Шагавший рядом с Леофсигом Бургред морщился при каждом резком звуке.
— Не надо было вчера столько пить, — пожаловался он. — Башка вот-вот отвалится… и я почти об этом мечтаю.
— На проселке колеса так не гремели бы, это точно, — заметил Леофсиг, выказывая больше сочувствия, чем ощущал, — никто не заставлял Бургреда напиваться под угрозой боевого жезла, и если это было первое похмелье здоровяка, то Леофсиг — косоглазый куусаманин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201