— Наворачивай побыстрей, — посоветовал он. — А то зубы обломаешь, когда опять замерзнет.
Он не шутил. В этом Фернао уже успел убедиться. Кроме того, чародей был зверски голоден. В такую стужу человеку требовалось куда больше пищи, чем в более приятном климате. Афонсо жевал с таким же упорством, и только когда оба котелка опустели, заметил:
— Хотел бы я, чтобы в здешних проклятых краях не водилось никакой киновари. Тогда мы могли бы оставить их янинцам.
— Тогда они и королю Цавелласу не понадобились бы, — ответил Фернао. — И никто не наведывался бы к обитателям льдов в гости, кроме скупщиков шкур.
— Драк-коны! — В устах Афонсо это слово прозвучало ругательством.
Фернао кивнул. В киновари содержалась ртуть. Без нее драконы не в силах были изрыгать пламя достаточно жаркое или мощное. Альгарве, союзник Янины (в последние месяцы точней было б сказать «хозяин Янины»), располагал лишь отдельными жилами важного минерала. Если Лагоашу удастся отбить Землю обитателей льдов у вояк Цавелласа, драконам Мезенцио придется обойтись без ртути. А значит, воевать им станет тяжелей.
А пока тяжелей становилось чародею Фернао. Армия приближалась к Мицпе. Городок этот служил форпостом Лагоаша на южном континенте, пока янинцы не захватили его, когда Лагоаш вступил в войну с Альгарве. Фернао как раз в то время находился в городе. Он полагал, что ему очень повезло, что удалось бежать тогда… и очень не повезло, что пришлось вернуться.
Солнце вставало неохотно, будто обидевшись на весь мир. Тень Фернао протянулась далеко по снегу. Высоко над окоемом светило не поднималось, и свет его оставался кровавым. Дело шло к закату, когда к лагоанской колонне подскакали, вереща во все глотки, двое обитателей льдов.
Генерал-лейтенант Жункейро, командир экспедиционного корпуса, подозвал чародея.
— Что они там бормочут? — бесцеремонно поинтересовался здоровяк. Рыжие генеральские усищи присыпала седина. — Вы же их наречие знаете.
— Ни слова не знаю, — меланхолично отозвался Фернао, отчего глаза генерала вылезли из орбит. — Но если прислушаетесь, то заметите, что они обращаются к нам по-лагоански… на свой манер, конечно.
Жункейро склонил голову к плечу.
— И правда, — признал он с неподдельным изумлением. Потом лицо его окаменело. — Это правда — то, о чем они пытаются нас предупредить? Янинцы действительно выступили нам навстречу?
Фернао покосился на него с раздражением.
— Понятия не имею — здешние края не терпят волшебства, если не считать камланий туземных шаманов. Но не кажется ли вам, генерал, что разумней будет приготовиться к атаке? На случай, если кочевники не лгут.
— Вот-вот стемнеет, — промолвил Жункейро. — Даже янинцы не такие дураки, чтобы нападать ночью… полагаю.
Однако приказ был отдан, и армия принялась судорожно перестраиваться из походной колонны в боевые порядки.
И действительно — враги напали посреди ночи. Вокруг лагоанских позиций начали рваться ядра: неоформленная магия во всех частях света была одинаково разрушительна. Завывая, точно горные гамадрилы, ринулись вперед янинцы. Вспышки жезлов рассеивали темноту. Жункейро сдерживал своих солдат сколько мог, а затем все легкие ядрометы, составлявшие корпусную артиллерию, открыли огонь разом. Лагоанские пехотинцы из ледяных окопов палили огнем солдат короля Цавелласа.
К изумлению и восторгу Фернао, янинцы рассеялись после первого же удара. Очевидно, они полагали, что смогут привести своих противников в смятение и ужас ночной атакой, а когда этого не случилось, одни обратились в бегство, другие бросали жезлы в снег, сдаваясь, и только отчаянное сопротвление арьергарда не позволило Жункейро уничтожить янинские силы до последнего бойца.
Прежде чем на севере блеснул первый свет зари, лагоанский командир объявил:
— Путь на Мицпу открыт!
— Если бы вы там бывали, то не радовались бы так, — отозвался Фернао, зевнув.
Жункейро не обратил на чародея никакого внимания. Тот, в общем-то, и не ожидал иного.
Талсу уже привык, что альгарвейцы расхаживают по улицам Скрунды как у себя дома. К захватчикам он не испытывал столь жгучей ненависти, как многие его соотечественники, — в основном потому, что для предотвращения разгрома сделал больше, чем многие елгаванцы. Его полк вторгся на земли Альгарве, хотя вырваться из предгорий хребта Братяну на равнины и захватить Трикарико им не удалось. Кроме того, солдат сложил оружие, только когда Елгава капитулировала. Хоть его страна проиграла войну, себя юноша в этом не винил.
Отец его полагал иначе.
— Если бы мы воевали упорней, — промолвил он, подняв голову над выкройкой альгарвейского мундира, — мне не пришлось бы заниматься такой работой.
Талсу понимал это как: «Если бы ты воевал упорней». Отец чувствовал себя виноватым в том, что так и не понюхал пламени, и оттого готов был принижать любого, кто побывал в бою и вышел побежденным — как Талсу.
— Нет, — со вздохом отозвался юноша. — Ты нашивал бы самоцветы на пелерину какой-нибудь дамы и точно так же ворчал бы.
Траку хмыкнул, взьерошив обеими руками волосы. Портной начинал уже седеть, но в светлых, как у всех его соотечественников, волосах серебро терялось.
— Ну и что с того? — промолвил он. — По крайней мере, то была бы наша дворянка, а не всякая рыжая лиса.
Прежде чем ответить, Талсу выглянул на улицу. Никто из прохожих вроде бы не собирался заглянуть в портновскую мастерскую на первом этаже домика, в котором юноша обитал с родителями и сестрой.
— Если бы не наши высокородные болваны в офицерских чинах, — промолвил Талсу, убедившись, что может говорить без опаски, — может, нынче клятый рыжик не звался бы королем Елгавы. Мне, если помнишь, под их началом служить приходилось — я знаю, что они за вояки.
Траку вытряхнул из кассы малый сребреник с отштампованным орлиным профилем короля Майнардо, бросил на пол и припечатал каблуком.
— Вот что я сделал бы с любым рыжиком, тем более с придурочным братцем короля Мезенцио, кто взгромоздит седалище на трон приличной каунианской державы!
— Я ему тоже в любви не признавался, — ответил Талсу. — Кому он нужен? Но если бы король Доналиту не сбежал в Лагоаш, когда рыжики прорвали фронт, альгарвеец не звался бы теперь нашим королем. По мне, отец, от Доналиту проку было не больше, чем от нашего дворянства.
— Это тебе альгарвейцы нашептали, — отрезал отец. — От короля и не должно быть проку, король сам себе прок. Король стоит за державу, иначе какой же он король? А как может альгарвейский королек за каунианскую державу стоять? Это же против всякой натуры, вот оно как!
На это у Талсу не нашлось что ответить. Судя по тому, что знал юноша о чародействе, — а знал он немного — отец был прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203