– Видите? Даже я ношу оружие с собой, – сказал Джеймс. – А мне ведь не дарована и десятая доля вашей привлекательности.
– Это лазер? – спросила я.
– Двенадцатизарядный.
– Я полагала, что гражданские лица не имеют права на ношение и хранение лазеров.
– Очень даже может быть, – сказал Джеймс.
Дуло лазера было направлено прямо на меня, и Джеймс явно не торопился отвести его в сторону. Запахло угрозой в мой адрес. Но вот Джеймс спрятал лазер туда, откуда извлек. Раздался мягкий щелчок.
– Думаю, из всех членов вашей группы вы – в наибольшей безопасности, – сказала я.
– Вы правы, – согласился он. – Прежде так и было. Опека, правда, была порой чересчур плотной. Но теперь этой группы больше нет.
Я промолчала.
– Где Бенни? – спросил меня Джеймс.
– Я бы хотела задать вам тот же вопрос. – Я присела на краешек постели, – Домовладелец сообщил, что Бенни исчез.
– Исчез, точно. И очень вовремя. Через двое суток после его исчезновения ФБР проводило облаву. С применением оружия, – добавил Джеймс. – Есть человеческие жертвы.
Не знаю почему, но меня эта информация встревожила.
– Кто погиб?
– Никто… из тех, с кем вы знакомы, – ответил Джеймс. – Двое наших. Двое – с их стороны.
– Считаете, что Бенни вас заложил?
– Вполне возможно, или ФБР вышло на него и крепко его прижало. Исчезновение Бенни и рейд ФБР – это не случайное стечение обстоятельств. Меня интересует: звонил он вам, писал, пока вы путешествовали?
– Писал дважды. Прислал два стихотворения. Я бы вам их показала, да стихи не сохранились, – сказала я.
Я-то их запомнила. В стихах он намекал, чтобы я держала язык за зубами. «Не верь менялам… Беги от сильных…»
– Не писал ли Бенни, пусть между строк, что его не будет в Нью-Йорке, когда вы вернетесь сюда?
– Не знаю, – ответила я, подумав, что лучший способ солгать – это сказать правду. – Стихи малопонятны, образы с трудом поддаются расшифровке. В них может быть заложена любая информация. Но повторю: мне пришло лишь два стихотворения, и ни строчки больше.
Джеймс промолчал. Через несколько секунд я решила нарушить молчание, но он опередил меня:.
– Последнюю четверть в университете вы учились с агентом ФБР.
– Его зовут Джефф Хокинс, – произнесла я.
– Он знал Бенни?
– Мы втроем встречались раза два перед началом занятий. Да, именно два раза, – подтвердила я. – Скорее всего, этим их знакомство и ограничилось.
– Но это уже шанс.
– Никак не могу увидеть Бенни…
– Вы можете и не услышать его никогда, – сказал Джеймс. – Практика ФБР. Агент поселяется в заданном районе и живет тихо, как мышка, не принимая участия ни в каких операциях, чтобы в один прекрасный момент его, безупречно чистенького, внедрили в группу типа нашей. Никто не должен быть полностью освобожден от подозрений. Даже я.
– И я?
– Конечно же, мы наблюдали за вами. И пришли к выводу, что вы – тот человек, за которого себя выдаете. – Джеймс взял со стола шляпу и поднялся со стула. – Я бы держался от Хокинса подальше. Возможно, он добивается от вас чего-то большего, чем ваше расположение и дружба.
– Я познакомилась с ним задолго до того, как связалась с вашей группой, – напомнила я гостю.
– Успокойтесь. Сохраняйте благоразумие. Я буду рядом.
Мне захотелось прокричать: «Не надо!» Джеймс осторожно притворил за собой дверь, и я услышала, как щелкнул автоматический замок.
Глава 37
Смерть поэта
С утра я отправилась в Чикаго. В ближайшие три дня Джеффа не будет в Нью-Йорке – отделению, в котором служил Хокинс, предстояли учения за городом. Даже если бы мне позарез понадобилась помощь Хокинса, я все равно не смогла бы выйти на него.
Чикаго, как я и предполагала, пускал приезжим пыль в глаза – и в прямом, и в переносном смысле слова. Понятно, что не Чикаго был основной целью моей поездки. Я держала путь в Атланту, откуда намеревалась добираться до Бенни. И все же, раз уж я тут оказалась, мне следовало использовать свой шанс и попытаться хоть чуть-чуть приоткрыть завесу тайны, лучшее название для которой, я думаю, – Город Ветра.
Был ясный морозный день со шквальным ветром, который ревел, словно в аэродинамической трубе, между небоскребов. При особо сильных порывах трудно было устоять на ногах. Большую часть дня я прошаталась по залам художественных галерей и музеев, что дало мне возможность не только заполнить кое-какие пробелы в образовании, но и десятки раз проверить: нет ли за мной «хвоста»? И я убедилась – слежки нет.
Затем я провела тягомотный вечер в обществе своего родного папочки, который живет в пригороде Чикаго, в Ивенстоуне. Выяснилось, что у меня с отцом нет абсолютно ничего общего, за исключением внешнего сходства. Сохранилась видеозапись, где мой папочка представал во всей своей красе, в том возрасте, когда готовился разменять сороковник. Поставь нас рядом, его прежнего и меня сегодняшнюю, – нас принимали бы за близнецов. Итак, теперь я знаю, как буду выглядеть в свои пятьдесят: вялой и обрюзгшей.
Но в принципе отец оказался довольно мил. Восемь лет назад он развелся и сейчас живет в квартирке, которая по площади едва ли больше той комнаты, что я занимаю в общежитии университета. Отец производит впечатление неудачника, изнуренного невзгодами и утратившего всякий вкус к жизни. Мне он, конечно, был рад, но, я уверена, он был бы рад и первому встречному, забредшему к нему на огонек.
От визита есть несомненная польза. В конце концов я избавилась от наваждения, преследовавшего меня всю мою сознательную жизнь.
И если наша встреча, вне всякого сомнения, принесла отцу капельку радости, то у меня на душе оставила горький осадок.
Я отсыпалась в поездах. Подземкой я добралась из Чикаго в Сан-Диего, из Сан-Диего в Сиэтл, из Сиэтла – в Атланту. Потом были наземный поезд и самолет, Чарлстон и Ланкастер-Миллс, куда я прибыла в несусветную рань и где в течение двух часов гоняла чаи в одном круглосуточно работающем кафе, ожидая, когда же откроется пункт проката. Он наконец-то открылся; я выбрала себе подходящий велосипед и покатила на ферму. До цели оставалось десять километров.
Светило яркое солнце, и я чувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Я давила на педали, и велосипед то и дело подпрыгивал на ухабистом, изрезанном глубокими колеями проселке. Дважды где-то высоко над головой с жужжанием проносились авиаглиссеры – я не удостоила их взглядом. На десятом километре на обочине я обнаружила столб и почтовый ящик, на котором не было ни адреса, ни фамилии владельца. Приковав велосипед к столбу, я зашагала по заплывшей грязью тропинке к видневшемуся за деревьями дому. Похоже, он был очень стар и сложен из бревен.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что я права. Бревна и цемент, старая постройка. Дом выглядел так, будто хозяин сляпал его в одиночку и на скорую руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87