Палатон сжал зубы, еще раз посмотрел показания и в одном залпе израсходовал весь свой боезапас. Ответом ему была оранжевая вспышка.
Его корабль вздрогнул и задергался, когда его достигла ответная волна. Все же Палатон проверил результаты своей работы.
Обломков осталось совсем немного. Это можно было назвать военным действием – если о нем кто-нибудь узнает. С мрачным удовлетворением он проложил курс в системе, надеясь проследовать по нему прежде, чем корабль остановится. Курсанты часто говорили о полете с помощью крыльев и молитв, и именно это сейчас собирался проделать Палатон.
Дрожащей рукой он провел по лбу – лоб горел. Боль в правой руке была настолько сильна, что оба локтя не разгибались, мышцы превратились в жесткие канаты. Палатон согнул руку, приложив ее к груди и согревая. Он уставился на крошечные искры на экранах, призывающие его к осторожности. Он надеялся, что у колонии есть космопорт, и молился, чтобы она не оказалась колонией ронинов. Свет в кабине погас, заменившись тусклым отблеском вспомогательного освещения – системы понемногу выходили из строя. Корабль попал в спиральный нисходящий поток, направленный к желтому солнцу.
Он начал молиться и не помнил, когда впал в болевое оцепенение.
На него смотрел Вездесущий Бог. Его величественный роговой гребень окружали серебряные завитки волос, глаза были темными и блестящими.
– Вот это да, – произнес он, и вокруг его смеющихся глаз показались морщинки – такие же, как вокруг рта. – Ты проделал долгий путь. – Он говорил на языке чоя со странным акцентом, как будто позабыл, долгое время не пользуясь им. Он подсунул руку под голову Палатона, принимая вес слишком тяжелого черепа тезара в свою ладонь и поддерживая его. – Выпей вот это. Погибая, ты сделал это с честью – корабль еще можно починить.
Палатон попытался заговорить, объяснить ему. Все его кости изнывали от боли, глаза было трудно держать открытыми.
– Я сгорел, – пробормотал он. – Потерялся в Хаосе… четыреста… сгорел.
– Мы уже достаточно услышали об этом, – произнес Вездесущий Бог. – Что бы ты ни хотел нам рассказать, ты всегда сумеешь сделать это позднее, – и добавил на трейде: – Клео, принеси сюда влажные повязки.
Влажная, прохладная ткань легла на его конечности, постепенно прекращая болезненные судороги, пока Палатону не показалось, что он лежит в детской колыбели, наполненной листьями и травами, сминающимися под весом его тела и источающими тонкий аромат. Еще одна фигура попала в поле его зрения – человек, крупная женщина, со смешливыми морщинками вокруг блестящих голубых глаз. Палатон поднял руку.
– Глаза… – еле выговорил он.
Женщина широко улыбнулась.
– Мои, – ответила она. – Вот и первый комплимент. Это лихорадка. Вскоре к тебе вернутся чувства. Тезар делает комплименты человеку – до чего мы дошли! – она ласково рассмеялась, и Палатон понял, что женщина шутит над ним.
Руки, поддерживающие его голову, опустились, укладывая его на подушку, привычную для чоя. Палатон моргнул.
– Ты не… Вездесущий Бог…
– Клянусь поворотом Великого Круга, нет! И даже не претендую на это звание. Нет, дитя мое, я всего лишь старый тезар, но ты в надежных руках. А теперь спи, ибо тебе предстоит многое узнать – все, что я смогу рассказать тебе.
Сухие, мозолистые пальцы плотно закрыли его глаза и несколько секунд придерживали веки.
Этого было достаточно, чтобы Палатон погрузился в глубокий, целительный сон.
– Я должен был умереть, – произнес Палатон, и его голоса показались неестественно гулкими в тишине. Прохладная ткань легла ему на лоб, и он не успел увидеть, с кем разговаривает, хотя из вежливости воспользовался общепринятым языком, трейдом.
– Подожди немного, – ответила женщина. Он слышал, как она ходит по комнате. – Вероятно, это от тебя не уйдет. – Ткань убрали с его лба и заменили другой, Палатон успел заметить только размытые очертания женской фигуры. – Разумеется, мне было бы странно тратить столько времени на возню с трупом.
Палатон слушал, как она ходит и переставляет какие-то предметы. Она не обладала грацией чоя, как, в прочем, и большинство народов.
– Сколько я пробыл здесь?
– Около четырех дней. – Пауза. – Все это время я слышала, как ты бредишь, но теперь говоришь вполне здраво.
– Совершенно, – подтвердил Палатон.
– Хорошо. Тогда я позову Дамана. Он не дождется возможности поговорить с тобой.
Палатон услышал и почувствовал, как изменилось давление в комнате и заработал моторчик. Значит, снаружи плохой воздух? Или просто неподходящая атмосфера? Где он оказался? В чьи руки попал? Повернув голову, Палатон обнаружил, что его руки лежат вдоль тела и привязаны к нему. Он повертел головой, пока компресс не соскользнул влажным комочком со лба. Палатон уставился перед собой, растерянно моргая, чтобы прояснить зрение.
Комната была просторной и чистой, ничем не примечательной и ничего не объясняющей. С круглым куполом, она могла быть палаткой, поставленной на время, чтобы приютить его. Его постель была тюфяком, лежащим на полу – он пролежал на нем довольно долго, так, что полностью привык к запаху трав. Он подвигал запястьями в повязках. Кто он – гость или пленник?
Моторчик вновь заработал, и массивный, рослый чоя заполнил комнату. Именно его Палатон принял за Вездесущего Бога – из-за серебряных волос и величественного лица. Чоя принес с собой табурет, поставил его рядом с Палатоном и сел.
– Я буду говорить на трейде, ради моей дары, – произнес чоя, смутив Палатона. «Дарой» чоя называли спутницу жизни, постоянную подругу, но Палатон не видел и не слышал здесь никакой чоя.
Женщина подошла к Даману и села рядом. Палатон заметил, как она бессознательно подражает грациозной позе Дамана. Она носила свои каштановые, длиной до плеч, волосы распущенными, на ее висках серебрилась седина. Улыбка женщины была кривоватой, поднимающей один уголок рта, как будто она с иронией воспринимала оказанное ей доверие. Чоя был одет в старый летный костюм, потертый на воротнике и манжетах. Женщина запахнулась в просторные одежды, чем-то напоминающие облачение священника из Земного дома. Так принято у ее народа, догадался Палатон, и перевел взгляд на старого чоя. Он тезар, вспомнил Палатон.
– Вы можете передать сообщение?
– Нет, – решительно отказался чоя. Он поднял широкую, мозолистую ладонь. – В этом уже нет необходимости. Что сделано, то сделано. Что пропало, того не воротишь.
– Нет! – голос Палатона повысился.
Даман сурово взглянул на него.
– Ты пробыл здесь несколько дней, горя в сильной лихорадке, чуть не сгорев, и ты смеешь возражать мне? За все время долгого отсутствия единственное, по чему я не успел соскучиться – по надменности тезара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Его корабль вздрогнул и задергался, когда его достигла ответная волна. Все же Палатон проверил результаты своей работы.
Обломков осталось совсем немного. Это можно было назвать военным действием – если о нем кто-нибудь узнает. С мрачным удовлетворением он проложил курс в системе, надеясь проследовать по нему прежде, чем корабль остановится. Курсанты часто говорили о полете с помощью крыльев и молитв, и именно это сейчас собирался проделать Палатон.
Дрожащей рукой он провел по лбу – лоб горел. Боль в правой руке была настолько сильна, что оба локтя не разгибались, мышцы превратились в жесткие канаты. Палатон согнул руку, приложив ее к груди и согревая. Он уставился на крошечные искры на экранах, призывающие его к осторожности. Он надеялся, что у колонии есть космопорт, и молился, чтобы она не оказалась колонией ронинов. Свет в кабине погас, заменившись тусклым отблеском вспомогательного освещения – системы понемногу выходили из строя. Корабль попал в спиральный нисходящий поток, направленный к желтому солнцу.
Он начал молиться и не помнил, когда впал в болевое оцепенение.
На него смотрел Вездесущий Бог. Его величественный роговой гребень окружали серебряные завитки волос, глаза были темными и блестящими.
– Вот это да, – произнес он, и вокруг его смеющихся глаз показались морщинки – такие же, как вокруг рта. – Ты проделал долгий путь. – Он говорил на языке чоя со странным акцентом, как будто позабыл, долгое время не пользуясь им. Он подсунул руку под голову Палатона, принимая вес слишком тяжелого черепа тезара в свою ладонь и поддерживая его. – Выпей вот это. Погибая, ты сделал это с честью – корабль еще можно починить.
Палатон попытался заговорить, объяснить ему. Все его кости изнывали от боли, глаза было трудно держать открытыми.
– Я сгорел, – пробормотал он. – Потерялся в Хаосе… четыреста… сгорел.
– Мы уже достаточно услышали об этом, – произнес Вездесущий Бог. – Что бы ты ни хотел нам рассказать, ты всегда сумеешь сделать это позднее, – и добавил на трейде: – Клео, принеси сюда влажные повязки.
Влажная, прохладная ткань легла на его конечности, постепенно прекращая болезненные судороги, пока Палатону не показалось, что он лежит в детской колыбели, наполненной листьями и травами, сминающимися под весом его тела и источающими тонкий аромат. Еще одна фигура попала в поле его зрения – человек, крупная женщина, со смешливыми морщинками вокруг блестящих голубых глаз. Палатон поднял руку.
– Глаза… – еле выговорил он.
Женщина широко улыбнулась.
– Мои, – ответила она. – Вот и первый комплимент. Это лихорадка. Вскоре к тебе вернутся чувства. Тезар делает комплименты человеку – до чего мы дошли! – она ласково рассмеялась, и Палатон понял, что женщина шутит над ним.
Руки, поддерживающие его голову, опустились, укладывая его на подушку, привычную для чоя. Палатон моргнул.
– Ты не… Вездесущий Бог…
– Клянусь поворотом Великого Круга, нет! И даже не претендую на это звание. Нет, дитя мое, я всего лишь старый тезар, но ты в надежных руках. А теперь спи, ибо тебе предстоит многое узнать – все, что я смогу рассказать тебе.
Сухие, мозолистые пальцы плотно закрыли его глаза и несколько секунд придерживали веки.
Этого было достаточно, чтобы Палатон погрузился в глубокий, целительный сон.
– Я должен был умереть, – произнес Палатон, и его голоса показались неестественно гулкими в тишине. Прохладная ткань легла ему на лоб, и он не успел увидеть, с кем разговаривает, хотя из вежливости воспользовался общепринятым языком, трейдом.
– Подожди немного, – ответила женщина. Он слышал, как она ходит по комнате. – Вероятно, это от тебя не уйдет. – Ткань убрали с его лба и заменили другой, Палатон успел заметить только размытые очертания женской фигуры. – Разумеется, мне было бы странно тратить столько времени на возню с трупом.
Палатон слушал, как она ходит и переставляет какие-то предметы. Она не обладала грацией чоя, как, в прочем, и большинство народов.
– Сколько я пробыл здесь?
– Около четырех дней. – Пауза. – Все это время я слышала, как ты бредишь, но теперь говоришь вполне здраво.
– Совершенно, – подтвердил Палатон.
– Хорошо. Тогда я позову Дамана. Он не дождется возможности поговорить с тобой.
Палатон услышал и почувствовал, как изменилось давление в комнате и заработал моторчик. Значит, снаружи плохой воздух? Или просто неподходящая атмосфера? Где он оказался? В чьи руки попал? Повернув голову, Палатон обнаружил, что его руки лежат вдоль тела и привязаны к нему. Он повертел головой, пока компресс не соскользнул влажным комочком со лба. Палатон уставился перед собой, растерянно моргая, чтобы прояснить зрение.
Комната была просторной и чистой, ничем не примечательной и ничего не объясняющей. С круглым куполом, она могла быть палаткой, поставленной на время, чтобы приютить его. Его постель была тюфяком, лежащим на полу – он пролежал на нем довольно долго, так, что полностью привык к запаху трав. Он подвигал запястьями в повязках. Кто он – гость или пленник?
Моторчик вновь заработал, и массивный, рослый чоя заполнил комнату. Именно его Палатон принял за Вездесущего Бога – из-за серебряных волос и величественного лица. Чоя принес с собой табурет, поставил его рядом с Палатоном и сел.
– Я буду говорить на трейде, ради моей дары, – произнес чоя, смутив Палатона. «Дарой» чоя называли спутницу жизни, постоянную подругу, но Палатон не видел и не слышал здесь никакой чоя.
Женщина подошла к Даману и села рядом. Палатон заметил, как она бессознательно подражает грациозной позе Дамана. Она носила свои каштановые, длиной до плеч, волосы распущенными, на ее висках серебрилась седина. Улыбка женщины была кривоватой, поднимающей один уголок рта, как будто она с иронией воспринимала оказанное ей доверие. Чоя был одет в старый летный костюм, потертый на воротнике и манжетах. Женщина запахнулась в просторные одежды, чем-то напоминающие облачение священника из Земного дома. Так принято у ее народа, догадался Палатон, и перевел взгляд на старого чоя. Он тезар, вспомнил Палатон.
– Вы можете передать сообщение?
– Нет, – решительно отказался чоя. Он поднял широкую, мозолистую ладонь. – В этом уже нет необходимости. Что сделано, то сделано. Что пропало, того не воротишь.
– Нет! – голос Палатона повысился.
Даман сурово взглянул на него.
– Ты пробыл здесь несколько дней, горя в сильной лихорадке, чуть не сгорев, и ты смеешь возражать мне? За все время долгого отсутствия единственное, по чему я не успел соскучиться – по надменности тезара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72