По праву старшей я хлопотала, как мать, накрывая стол, робея перед Героем, мучительно соображая, каким образом вести себя, такая же девчонка, что и Женька, только старше на четверть часа. Мне следовало приструнить Женю, уберечь от необдуманного шага - знакомство длиною в день, и он - Герой, это не только хорошо, но и опасно - избалован славой, а значит, женщинами.
Летчика звали Андрей, он только что выписался из госпиталя, еще прихрамывал, принес с собой спирт, мы праздновали победу под Москвой, и, честно признаться, у меня кружилась голова, когда Женя поманила пальцем от двери. Мы вышли в коридор.
- Сонечка, голубушка, - прошептала разгоряченная Женька, - я выхожу замуж!
- Когда?
- Сейчас, немедленно! И прошу тебя, милая, - ее лицо светилось ликованием, наивностью, чистотой. - Прошу тебя!
- Что ты просишь? - не поняла я.
- Ну пойти, - смущаясь, сказала Женя. - Погуляй, понимаешь!
- Одумайся! - зашептала возмущенно я. - Ты видишь его один день, мыслимо ли, может, у него и семья есть.
- Все равно, все равно, все равно! - смеялась Женя, качая головой. Ты же веришь в необыкновенную любовь! С первого взгляда!
- Ты пьяна, одумайся! - Я пыталась взять Женю за руку, отвести хотя бы на кухню, уговорить там, в синей предутренней тишине, но она вырвалась, хихикнув, юркнула в дверь, выскочила оттуда с моей шубейкой, кинула ею в меня, воскликнула тихонько:
- Вот увидишь, все будет хорошо, и он любит меня!
Я вышла на мороз, прислонилась к водосточной трубе, разревелась белугой, размазала слезы по лицу и пошла по Москве, Несколько раз меня останавливали патрули - в городе действовал комендантский час, слава богу, что у меня был пропуск - мы с Женькой служили медсестрами в госпитале.
Какая же она, какая, возмущенно судила я. Еще вчера мы не знали, как нам жить без мамы и без отца, и вдруг в такое время - замуж, точно в воду с обрыва.
Я будто споткнулась: может, от отчаяния. Но разве любят от отчаяния? Нет. С Женькой что-то случилось серьезное. Это как стихийное бедствие.
Обиженная сестрой, ее глупой выходкой, эгоизмом и, главное, тем, что такое важное решение она приняла без меня, я вернулась лишь к вечеру, после работы, выяснив в госпитале, что сестра срочно получила отгул.
Меня встретили как царицу - поцелуями, лаской, вниманием.
- Вы нас извините, - взял слово Андрей, добродушно, открыто улыбаясь, - но я ведь завтра возвращаюсь в часть.
Ну вот! Меня просто перевернуло. И я пошла на абордаж.
- Вы женаты?
- Нет! - Андрей смеялся до слез, а я сгорала от стыда, уговаривая себя: между прочим, это еще ничего не значит.
Андрей подсел ко мне ближе, взял за руку, посерьезнел сразу и произнес:
- Соня, вы старшая сестра и должны решить нашу судьбу, я безумно люблю Женю!
Я повернулась к летчику, разглядывала его глаза, пыталась выискать хоть льдинку лжи, но он был строг и серьезен.
- Чем поклясться? - проговорил Андрей задумчиво. - Хорошо. Памятью погибшей матери. Верите?
Что я могла ответить? Кивнула.
Женя и Андрей зарегистрировались в тот же день, и он уехал.
Андрей воевал под Москвой, пользовался геройскими привилегиями, порой появлялся в нашей коммуналке. Есть выражение - носит жену на руках. Андрей носил Женю на руках в буквальном смысле слова до самых последних дней. Больше я не встречала такого в жизни, даже не слыхала - они не сказали друг другу резкого слова.
В октябре родился мальчик. Узнав, что жена в больнице, Андрей вырвался в Москву и забрался по водосточной трубе на второй этаж роддома, прошел по карнизу к палате, где лежала Женя, и кинул ей, сильно испугав, букет кленовых листьев. Я стояла внизу, ахала и охала, а когда в окне появилась Женька, которой еще ни в коем случае нельзя было вставать, заплакала. От страха за сестру, за Андрея, от радости за них.
Андрей повел меня из роддома домой, вытащил бутылку шампанского, сказал серьезно:
- Сонечка, а теперь - за твое счастье!
За твое! Знал бы он, чем обернется мое счастье, хороший, добрый, верный Андрей, человек, рожденный для необыкновенной любви.
Я не раз потом думала: он вышел из сказки, на минуточку выбежал в жизнь, разбился о нее и исчез, совсем неготовый быть здесь, среди обыкновенных людей, сказочный герой, живущий по идеальным меркам.
Он погиб не на войне, хотя война была в разгаре. Через год, когда Женя ждала второго ребенка, Андрей приехал проститься - его переводили на другой фронт, по дороге домой заступился за старуху, у которой шпана отнимала сумочку, его ударили ножом, и он умер в сквере у метро, недалеко от дома, и, на беду, первой об этом узнала Женя.
Когда я пришла с работы, сестра сидела на столе, в зимнем пальто, болтала ногами и напевала:
- Я ма-а-аленькая балерина...
Мне показалось, она тронулась: искусанные в кровь, запекшиеся губы, желтое лицо - горе мгновенно перевернуло ее, сделало непохожей. Но Женя заговорила со мной осмысленно, только чересчур оживленно.
Потом были похороны, почетный салют из винтовок, к нам подходили военные, говорили обязательные слова, но я понимала - все еще впереди.
Женя сжалась, ушла в себя, не говорила даже со мной, только трогала округлявшийся живот, качала головой, и я - уже я - кусала губы. Скоро после похорон Женя вернулась домой совершенно пьяная - ее натужно выворачивало, и я всю ночь провозилась с ней, ставя компрессы, подставляя таз, страдая от одной мысли об ужасном пути, который она может выбрать.
Утром, уходя на работу, возле двери, Женя сказала, успокаивая меня:
- Нет, это не для меня.
Она так постарела, что, когда я привела ее в роддом, врач долго присматривался к седой Жене - я чувствовала, что у него на языке вертится укор - такая старая, и ребенок, - но терпения хватило, и когда стали заполнять графу "возраст" в больничных бумагах, он так и вскинулся на Женю, переспросив с неверием:
- Двадцать один?
Мы внесли домой кулек с новорожденной девочкой, как тяжкий приговор непойманного бандита и безмерной любви. Было уже известно - родовая травма, Жене предлагали оставить девочку в роддоме, требовалось лишь подписать бумажку, но она отказалась.
Снова нас стало четверо.
Я думала, новое горе утишит старое, вдохнет в Женю жизнь, заставит заботиться о детях, но все оказалось напрасным. Сестра страдала от безмерной любви.
Дети интересовали ее лишь физически - сыт, одет, и ладно, и мне пришлось стать матерью еще при Жене. Я купала девочку, водила мальчика в ясли...
А сестра изредка повторяла:
- Я больше не могу! Не могу!
В то утро она оставалась дома, еще была в декретном отпуске, и когда я с мальчиком отправилась к двери, она задержала меня.
Никогда не забуду этот миг.
Женя точно пришла в себя, прижалась ко мне, погладила по голове, заглянула в глаза и прошептала:
- Ничего не получается, понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158