Она вбежала в комнату, схватилась за мое плечо. Будто выстрелила в меня:
- Анечка исчезла!
22
Я проклинала свое вишневое макси с желтыми цветами. Оно путалось в ногах, мешало идти, а мы бежали.
Я наклонилась и задрала подол. Видок, наверное, ничего себе!
Сначала мы двигались в сторону центра, время от времени останавливаясь и голосуя мчавшимся машинам. Черта с два! Никто даже не притормаживал. Я попробовала забраться в троллейбус, какие-то подвыпившие парни, пошучивая, втиснули меня на подножку - дверь у троллейбуса не закрывалась, но Евдокию Петровну никто не подсадил, она не привлекла внимания парней, и мне пришлось спрыгнуть на ходу.
Я упала, больно ушибла колено, задрала подол и увидела лопнувший капрон и ссадину. Весело начинался новогодний вечер!
Время исчезало, безжалостно таяло, как ледышка, принесенная в тепло. Стыдно признаться, но я думала о времени, прежде всего о нем. А потом об Ане.
Это была нелепость, какое-то недоразумение. Заблудилась, город-то незнакомый, и сейчас в детской комнате милиции играет куклами. Первым делом, конечно, надо туда. И позвонить, позвонить!
Я подбежала к первому автомату, набрала две цифры. Аппарат молчал. До следующего пришлось бежать целый квартал, в который раз выслушивая подробности от Евдокии Петровны.
Анечка исчезла в сумерках. Попросилась на улицу. Ребята лепили там снежную бабу. Захватила морковку для носа бабе, ушла и пропала.
Евдокия Петровна обежала соседских детей. Все видели Анечку, она принесла морковку, и это запомнилось. Но потом исчезла.
- Я думала, она ушла в интернат, - пояснила Евдокия Петровна, - а там никого не оказалось, и дежурная дала ваш адрес.
Объяснение казалось мне глупым, просто-таки идиотским, позвони тотчас в милицию, и тебе немедля вернут ребенка. Детей у нас, слава богу, не воруют. Любой взрослый, увидев девочку, которая заблудилась, передаст ее милиции.
Евдокия Петровна как-то быстро переменилась в моем представлении. Прежде казалась мягкой и приветливой, а теперь все это обернулось безволием и глупостью.
"Как можно отдавать детей таким людям", - мелькнуло во мне. Точно это не я отдавала.
Я даже замедлила шаг. Взяла под руку Евдокию Петровну. Стало совестно. Боюсь опоздать на вечер и спешу ради этого вынести преждевременный приговор хорошему человеку!
Впервые за этот вечер я вгляделась в Евдокию Петровну. Лицо заплакано, постарело. Одинокий добрый человек. Анечке, конечно же, нет никаких причин сбегать от нее, это отпадает. Какая-то случайность, вот и все.
Пробуя успокоить женщину, я сказала ей, как Анечка, побывав в поликлинике, целый день показывала свой рот ребятам, и это было очень забавно. Не постеснялась и директора, вот детская непосредственность!
Врачиха слабо улыбнулась, но тут же принялась плакать.
- Больше не дадите мне Анечку?
- Сначала давайте найдем! - как можно мягче ответила я.
Автомат, который мы разыскали, отозвался удивительно довольным голосом. Будто человек только что сытно пообедал:
- Дежурный по городу майор Галушка слушает!
Милиционер с вкусной фамилией записал все нужные данные - Анечки, мои, Евдокии Петровны, пояснил, что детская комната пуста, и обещал объявить немедленный розыск.
- Позвоните через час! - предложил он.
- Звоню с автомата, - ответила я. - И мы очень волнуемся.
- Ну что же делать? - ответил Галушка. - Тогда приезжайте сюда.
Он оказался кряжистым, полнотелым, похожим на опиленный дубок, приветливым человеком. Сразу узнал Евдокию Петровну.
- Не помните? Как мне зуб драли? И плохо стало! Еще нашатырем отхаживали.
Такому крепышу, и плохо? Но Евдокии Петровне не до воспоминаний.
- Теперь вот мне нехорошо.
- Да ничего страшного не должно быть! - успокоил майор. Снова принялся выспрашивать подробности. Пояснил: - Уже ищут. Дана команда по рации всем патрульным машинам. Найдут!
Надо бы сообщить директору, подумала я, припоминая школьный телефон. Позвонить дежурному, узнать номер директора и... преподнести подарок к Новому году. Ничего себе сюрпризик!
Я представила Аполлошу - его лопоухое, добродушное лицо, и меня точно озарило: вот он стоит за моей спиной и говорит расфуфыренной матери Анечки Невзоровой про милицию.
- Послушайте, - волнуясь, сказала я Галушке, - у нее ведь есть мать, она лишена родительских прав и приходила однажды к школе. Любовь Петровна Невзорова.
- Попробуем, - кивнул майор.
Щелкнул селектор, раздались голоса, майор назвал имя Аниной матери. Повисла тишина.
Галушка включил радио. Оттуда слышались приглушенные, какие-то неясные звуки. Господи! Это же Красная площадь! Сейчас начнут бить куранты. Новый год, а мы...
- Поздравляю, дорогие женщины! - сказал, улыбаясь, майор, но я слышала его слова точно через стену.
Новый год я встречаю в милиции. Это, собственно, ничего. Только ведь у меня не простой Новый год.
Я припомнила, как бежала из парикмахерской, катилась по льду, думала, что нынче Виктор скажет мне что-то и моя жизнь изменится. Совсем! Может, и скажет, верней, сказал бы, но ведь меня же нет! Стало жарко. Выходит, я пропустила свой день? Пропустила собственное счастье?
Я спрятала лицо в руки, и слезы - точно плотину прорвало! покатились из меня.
- Надеждочка! Георгиевна! - Евдокия Петровна поняла слезы по-своему. - Ну не плачьте, голубушка, она найдется, как же так, непременно найдется!
- Товарищ майор, - послышалось по селектору. - Таких в городе трое. Совпадают фамилия, имя и отчество. Одной сорок восемь лет. - Галушка выразительно посмотрел на меня. Я помотала головой. - Второй - тридцать. Третьей - четырнадцать.
- Скорей всего вторая, - проговорил Галушка. - Давай-ка адрес.
Перед тем как уйти, я попросила позволения позвонить. Набрала номер Виктора. Телефон молчал, но в тишине, среди длинных гудков, где-то играла музыка. Это барахлила связь, а мне показалось, будто Виктор веселится под эту музыку и забыл обо мне.
Мы сели в милицейскую "Волгу", майор, сославшись на необычность случая, поехал с нами.
В самом центре города, окруженная силикатными домами, стояла двухэтажная деревянная развалюха. Внизу свет потушен, зато наверху - аж стекла звенят! - гремит сумасшедшая электронная музыка - такого агрегата вполне хватило бы на пол-улицы.
Из-за грохота стук наш не слышали, Галушке пришлось толкнуть дверь рукой. В крохотной комнатке, половину которой занимал полированный шкаф, топтались две парочки. Увидев милицию, они разомкнулись, и в одной женщине я узнала ЛРП, Невзорову.
Она что-то говорила, но музыка рвала барабанные перепонки, и никто ничего не слышал. Галушка шагнул к системе - зарубежная стереофоническая! - нажал кнопку. От резкого перепада в ушах звенело, и голос Невзоровой доносился как бы издалека.
- Нет такой статьи, - кричала она, - чтобы матери не давали на праздники собственного ребенка, а спроваживали чужим!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158