А мать моя в гостях.
– Она все знает, Айше? – Омар Хайям и сам не понимал, зачем задает этот вопрос.
– Она сказала мне: вот настоящий мужчина, ибо трусит. – И снова рассмеялась все тем же смехом исфаханских колокольчиков. – А я решилась и почти не трушу.
Хаким снова повторил:
– Я очень счастлив. – А сам подумал: «Кто научил ее этим словам?»
Она налила вина. И они выпили: медленно, наслаждаясь вкусом его и ароматом, глядя друг на друга долгим, долгим взглядом и ведя разговор глазами.
И он сказал про себя: «Аллах, чем отблагодарить тебя? За все грехи мои и прегрешения, за богохульные мысли и стихи ты снова посылаешь подарок, воистину достойный самого правоверного из правоверных!» Подумал – и тут же опроверг себя: кто бы мог одарить этим лучшим из подарков, если бы не нужда – жестокая нужда, которая пригнала сюда из Турана трудолюбивую мать прекрасной Айше?
Хаким впал в задумчивость. Ему хотелось найти правильный ответ на волновавший вопрос. И как всегда, и на этот раз помогла женщина.
Айше сказала:
– Ты все думаешь о своих светилах и небосводе?
– Почему ты так решила? – удивился он.
– А о чем же еще? По-моему, только они в твоем сердце.
– Ты уверена? – задорно спросил он. И скинул с себя верхнюю одежду. Скинул и бросил ее в угол. Прямо на землю. И чалму свою кинул куда-то.
– Сними и ты, – попросил он ее.
Она ответила:
– Не сейчас.
И он покорился ей, схватил за руку и сказал:
– Объясни мне, Айше. Не сердись, но объясни. Почему я особенно счастлив нынче, этой ночью, здесь, у тебя? Может, этим я обязан твоей ворожбе?
– Возможно, – сказала Айше.
– Нет! – сказал хаким. – Если ты и ворожишь, то только глазами и телом… Только бедрами и ногами… Походкой своей и статью, умением разговаривать и обольщать жемчугом зубов и кораллом губ. Исфаханские поэты, у которых я заимствую эти недостойные тебя слова, могут сказать еще лучше. А я не умею… Я не знаю, что будет завтра, – продолжал хаким, – но сегодня я счастлив.
– А разве мало этого? – сказала Айше.
– О Айше! – воскликнул Омар Хайям. – Ты мудрее меня. Я просто волопас по сравнению с тобою! Налей и выпьем, Айше. Я хочу, чтобы заходила земля подо мною и светила небесные закружились в немыслимом хороводе!
Айше была мила и покорна, помня наказ своей матушки. Но независимо от советов доброй матушки она сердцем стремилась к этому очень привлекательному мужчине. Айше сказала:
– Эта ночь принадлежит нам, и ты вправе распорядиться ею по своему усмотрению.
– Аллах! – воскликнул Омар Хайям, восторгаясь умом молодой Айше. – Или ты действительно столь мудра, как мне кажешься, или ты весьма опытна и коварна!
На что Айше, это создание великой природы, ответила с величайшей рассудительностью:
– Скоро ты сам убедишься во всем. Отдалить или приблизить это время зависит только и только от тебя.
И снова поразился Омар Хайям ее воспитанности и женственности. И воскликнул, высоко подымая чашу:
– Да будет вечно такой моя Айше, какою представляется она нынче, этой лунной ночью, этой счастливейшей ночью в моей жизни!
Так говорил хаким и пил вино, любуясь Айше и не решаясь сорвать с нее шелковое одеяние. Он поднял кувшин, полюбовался им и сказал:
– Айше, я думаю, что и он некогда был меджнуном. Я вижу его глаза. Я вижу его губы, которые шептали нежные слова. А может быть, это была очаровательная девица? И она любила? И была любима?.. Пока гончар не превратил ее в этот кувшин.
У Айше расширились глаза, она прижала руки к груди, как бы обороняясь от чего-то дурного.
– О! Какие страшные речи ты ведешь, – прошептала она в страхе.
Хаким опустил кувшин наземь, чуть не разбив его. И вдруг содрогнулась земля. Вдруг раздался великий шум. Словно несчастный кувшин вызвал этот шум во всей вселенной…
И хаким и Айше замерли. А шум все продолжался. Он доносился откуда-то из-за реки. И в ночной тишине отзывался громоподобно.
– Что это? – испуганно проговорила Айше.
Омар Хайям прислушался. Нет, что-то творилось там, за дверью, в большом мире. Но что?
Шум то нарастал, то утихал, чтобы с новой силой громыхнуть в ночном Исфахане. Это был не гром. И не землетрясение. Это было нечто похуже: многоголосый шум толпы, шум несметного количества людей. Так может шуметь только вдруг разъярившаяся, одновременно выкрикнувшая проклятье тысячная толпа… Но что же это происходит под ночным небом?
– Я боюсь, – сказала Айше.
Он подумал: «Может быть, прорвало плотину на реке и волны бушуют совсем рядом?..»
– Неужели конец света? – сказала Айше дрожащим голосом.
Он подумал: «Может быть, налетел ветер пустыни?» Он сказал ей:
– Я все сейчас узнаю.
И отпер дверь. И снова оказался во власти голубых лучей. И сощурился – уж больно ярко светила луна!
На небе все было спокойно. Бесстрастно сияли светила. Небо зеленело подобно сочному лугу, который на берегах Зайендеруда. А на земле?
Омар Хайям оделся, вышел на улицу. Вдали за рекою пылал пожар. Огромное пламя, очень красивое на фоне зеленого неба, рвалось кверху. И оттуда доносился шум, похожий на шум океанского прибоя. Хаким определил, что наверняка горит в той стороне, где расположен дворец. Но не совсем в той: значительно правее дворца. И вдруг хакима охватывает страшная догадка: не дом ли это главного визиря Низам ал-Мулка? Не оттуда ли доносятся крики?
Улица начала оживать: сонные люди выбегали, что-то кричали, кого-то звали, кому-то отвечали…
– А вон еще! – выкрикнул кто-то высоким голосом.
И хаким увидел еще одно пламя поменьше того, которое за рекою.
Омар Хайям бросился к реке, чтобы получше разглядеть, где это занялся еще один пожар? И схватился за голову: неужели горит обсерватория?
Надо торопиться! Надо бежать в город и выяснить, что же происходит, откуда огонь и кто рычит многоголосым рыком?..
– Айше, – сказал он девушке, вернувшись в хижину, – что-то странное творится в Исфахане, Мне надо идти.
– И я с тобою, – решительно заявила она.
– Нет! – Хаким обнял ее. – Я полагаю, что здесь тебе будет лучше. Ну куда ты пойдешь в эту ночь? А я все разузнаю и вернусь.
Айше не противоречила. Поднесла ему чашу со словами:
– Я верю в твое счастье.
– Я тоже, Айше.
Омар Хайям выпил. Поцеловал Айше. А у самого перед глазами огонь, а у самого в ушах непонятные крики.
Вдруг кто-то постучался в дверь и громко позвал:
– Мой господин! Мой господин!
Это был голос привратника, голос Ахмада. Только один он знал, где искать хакима нынче ночью…
Омар Хайям вышел на зов и прикрыл за собою дверь.
– О господин! – чуть ли не плача, сказал Ахмад. – Несчастье, большое несчастье!
Хаким вдруг словно окаменел. Он подумал: «Жизнь человеческая на волоске, а меч смерти работает без устали. Что волосок против стали?» Хаким скрестил руки. И, устремив взгляд в звездное небо, сказал очень спокойно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Она все знает, Айше? – Омар Хайям и сам не понимал, зачем задает этот вопрос.
– Она сказала мне: вот настоящий мужчина, ибо трусит. – И снова рассмеялась все тем же смехом исфаханских колокольчиков. – А я решилась и почти не трушу.
Хаким снова повторил:
– Я очень счастлив. – А сам подумал: «Кто научил ее этим словам?»
Она налила вина. И они выпили: медленно, наслаждаясь вкусом его и ароматом, глядя друг на друга долгим, долгим взглядом и ведя разговор глазами.
И он сказал про себя: «Аллах, чем отблагодарить тебя? За все грехи мои и прегрешения, за богохульные мысли и стихи ты снова посылаешь подарок, воистину достойный самого правоверного из правоверных!» Подумал – и тут же опроверг себя: кто бы мог одарить этим лучшим из подарков, если бы не нужда – жестокая нужда, которая пригнала сюда из Турана трудолюбивую мать прекрасной Айше?
Хаким впал в задумчивость. Ему хотелось найти правильный ответ на волновавший вопрос. И как всегда, и на этот раз помогла женщина.
Айше сказала:
– Ты все думаешь о своих светилах и небосводе?
– Почему ты так решила? – удивился он.
– А о чем же еще? По-моему, только они в твоем сердце.
– Ты уверена? – задорно спросил он. И скинул с себя верхнюю одежду. Скинул и бросил ее в угол. Прямо на землю. И чалму свою кинул куда-то.
– Сними и ты, – попросил он ее.
Она ответила:
– Не сейчас.
И он покорился ей, схватил за руку и сказал:
– Объясни мне, Айше. Не сердись, но объясни. Почему я особенно счастлив нынче, этой ночью, здесь, у тебя? Может, этим я обязан твоей ворожбе?
– Возможно, – сказала Айше.
– Нет! – сказал хаким. – Если ты и ворожишь, то только глазами и телом… Только бедрами и ногами… Походкой своей и статью, умением разговаривать и обольщать жемчугом зубов и кораллом губ. Исфаханские поэты, у которых я заимствую эти недостойные тебя слова, могут сказать еще лучше. А я не умею… Я не знаю, что будет завтра, – продолжал хаким, – но сегодня я счастлив.
– А разве мало этого? – сказала Айше.
– О Айше! – воскликнул Омар Хайям. – Ты мудрее меня. Я просто волопас по сравнению с тобою! Налей и выпьем, Айше. Я хочу, чтобы заходила земля подо мною и светила небесные закружились в немыслимом хороводе!
Айше была мила и покорна, помня наказ своей матушки. Но независимо от советов доброй матушки она сердцем стремилась к этому очень привлекательному мужчине. Айше сказала:
– Эта ночь принадлежит нам, и ты вправе распорядиться ею по своему усмотрению.
– Аллах! – воскликнул Омар Хайям, восторгаясь умом молодой Айше. – Или ты действительно столь мудра, как мне кажешься, или ты весьма опытна и коварна!
На что Айше, это создание великой природы, ответила с величайшей рассудительностью:
– Скоро ты сам убедишься во всем. Отдалить или приблизить это время зависит только и только от тебя.
И снова поразился Омар Хайям ее воспитанности и женственности. И воскликнул, высоко подымая чашу:
– Да будет вечно такой моя Айше, какою представляется она нынче, этой лунной ночью, этой счастливейшей ночью в моей жизни!
Так говорил хаким и пил вино, любуясь Айше и не решаясь сорвать с нее шелковое одеяние. Он поднял кувшин, полюбовался им и сказал:
– Айше, я думаю, что и он некогда был меджнуном. Я вижу его глаза. Я вижу его губы, которые шептали нежные слова. А может быть, это была очаровательная девица? И она любила? И была любима?.. Пока гончар не превратил ее в этот кувшин.
У Айше расширились глаза, она прижала руки к груди, как бы обороняясь от чего-то дурного.
– О! Какие страшные речи ты ведешь, – прошептала она в страхе.
Хаким опустил кувшин наземь, чуть не разбив его. И вдруг содрогнулась земля. Вдруг раздался великий шум. Словно несчастный кувшин вызвал этот шум во всей вселенной…
И хаким и Айше замерли. А шум все продолжался. Он доносился откуда-то из-за реки. И в ночной тишине отзывался громоподобно.
– Что это? – испуганно проговорила Айше.
Омар Хайям прислушался. Нет, что-то творилось там, за дверью, в большом мире. Но что?
Шум то нарастал, то утихал, чтобы с новой силой громыхнуть в ночном Исфахане. Это был не гром. И не землетрясение. Это было нечто похуже: многоголосый шум толпы, шум несметного количества людей. Так может шуметь только вдруг разъярившаяся, одновременно выкрикнувшая проклятье тысячная толпа… Но что же это происходит под ночным небом?
– Я боюсь, – сказала Айше.
Он подумал: «Может быть, прорвало плотину на реке и волны бушуют совсем рядом?..»
– Неужели конец света? – сказала Айше дрожащим голосом.
Он подумал: «Может быть, налетел ветер пустыни?» Он сказал ей:
– Я все сейчас узнаю.
И отпер дверь. И снова оказался во власти голубых лучей. И сощурился – уж больно ярко светила луна!
На небе все было спокойно. Бесстрастно сияли светила. Небо зеленело подобно сочному лугу, который на берегах Зайендеруда. А на земле?
Омар Хайям оделся, вышел на улицу. Вдали за рекою пылал пожар. Огромное пламя, очень красивое на фоне зеленого неба, рвалось кверху. И оттуда доносился шум, похожий на шум океанского прибоя. Хаким определил, что наверняка горит в той стороне, где расположен дворец. Но не совсем в той: значительно правее дворца. И вдруг хакима охватывает страшная догадка: не дом ли это главного визиря Низам ал-Мулка? Не оттуда ли доносятся крики?
Улица начала оживать: сонные люди выбегали, что-то кричали, кого-то звали, кому-то отвечали…
– А вон еще! – выкрикнул кто-то высоким голосом.
И хаким увидел еще одно пламя поменьше того, которое за рекою.
Омар Хайям бросился к реке, чтобы получше разглядеть, где это занялся еще один пожар? И схватился за голову: неужели горит обсерватория?
Надо торопиться! Надо бежать в город и выяснить, что же происходит, откуда огонь и кто рычит многоголосым рыком?..
– Айше, – сказал он девушке, вернувшись в хижину, – что-то странное творится в Исфахане, Мне надо идти.
– И я с тобою, – решительно заявила она.
– Нет! – Хаким обнял ее. – Я полагаю, что здесь тебе будет лучше. Ну куда ты пойдешь в эту ночь? А я все разузнаю и вернусь.
Айше не противоречила. Поднесла ему чашу со словами:
– Я верю в твое счастье.
– Я тоже, Айше.
Омар Хайям выпил. Поцеловал Айше. А у самого перед глазами огонь, а у самого в ушах непонятные крики.
Вдруг кто-то постучался в дверь и громко позвал:
– Мой господин! Мой господин!
Это был голос привратника, голос Ахмада. Только один он знал, где искать хакима нынче ночью…
Омар Хайям вышел на зов и прикрыл за собою дверь.
– О господин! – чуть ли не плача, сказал Ахмад. – Несчастье, большое несчастье!
Хаким вдруг словно окаменел. Он подумал: «Жизнь человеческая на волоске, а меч смерти работает без устали. Что волосок против стали?» Хаким скрестил руки. И, устремив взгляд в звездное небо, сказал очень спокойно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54