– Всем спать. Душ. Секс по-быстренькому. И спать.
– Подожди… – сказал я шепотом. – А что я на работе скажу? Они же спросят?
– Об этом я позаботилась. – Она протянула мне бумажку.
– Что это?
– Я отсканировала свой бланк в компьютер, вписала твое имя и распечатала заново. Если издалека показывать – никто ничего не заподозрит, гарантирую.
– Еще чего! – возмутился я. – Долли Чикен?! Я?! Ни за что!
– Глупые мужские комплексы, – обиженно произнесла Лизонька и порвала бумажку на клочки. – Хотела же как лучше. Тогда сам думай, Рамирес. Скажи, что ты канадский теннисист Джонни Уокер.
– А кто это?
– Понятия не имею. Пусть ищут в интернете.
– А если такого нет? – засомневался я.
– В мировых рекордсменах, может, нет, а в сельском фитнес-клубе, может, и был, поди докажи. Самое главное – не проболтайся ни единой живой душе, кем ты был на самом деле. Понял, гражданин Рамирес?
– Понял. Чего уж тут не понять… – проворчал я и поплелся в душ.
Не спалось. Я машинально посмотрел на часы и перевернулся на другой бок. Понял, что не запомнил, который час, пришлось смотреть снова. Через три часа вставать на работу. И тут меня прошибло!
– Лизонька… – сказал я шепотом. – Лизонька! Ты спишь? Спишь?!
– М-м-м-м… уже нет… – медленно ответила Лиза и пошевелилась.
– Лизонька, прости меня… Я так тебя обидел…
– А? – удивилась Лиза.
– Ты сказала, что меня… То есть Рамиреса… Что его любили девушки… А я ответил, что его любили… любили дуры… Лизонька! Я ж не это имел в виду! Не это! Я не имел в виду, что ты… Что я… Ты можешь подумать… Я вовсе не имел в виду, что ты дура!
– Да я и не думала так.
– Я ж видел, как ты обиделась и сказала, что я люблю дур…
– Да успокойся ты, никто на тебя не обижается. Ты меня дурой считаешь?
– Нет, конечно!!!
– Ну и все, спи, солнышко.
– Но ведь…
– Никаких «но».
– Я просто хотел сказать, что…
– Стоп. Почему ты все время со мной споришь?
– Я не спорю…
– Споришь!
– Не спорю!
– А я говорю, споришь!
– Не спорю! Не спорю! Не спорю!
– А сейчас ты что делаешь?
– Ой… – Я замолчал.
– Я тебя люблю, – сказала Лизонька и зевнула. – Спи давай. Чмоки.
И я действительно сразу заснул.
Генка еще раз подозрительно глянул на меня, изломал в пальцах зубочистку, кинул на тарелку и взял следующую. Обед заканчивался, сотрудники шаркали стульями и расходились по кабинетам.
– Вообще это марка виски, – сказал он задумчиво.
– Ух… – огорчился я. – То-то я думаю, откуда мне это слово знакомо? Джонни Уокер…
– Хотя на спортсмена ты с виду похож, – продолжал он.
– А то ж! – кивнул я торопливо. – Восемь лет легкой атлетикой занимался. И в армии два года играл в футбол.
– В канадской? – удивился Генка.
– Да я про себя рассказываю!
– Ага… – Генка прищурился. – В армии ты, конечно, играл… Но душа-то у тебя не спортсмена, как мне кажется. – Генка цыкнул зубом. – Душа-то бессмертна, ее не спрячешь. А я тебя не первый день знаю… Джонни Уокер, говоришь?
Я приуныл. А затем оглянулся вокруг и прошептал:
– Никому не скажешь?
– Никому… – удивился Генка.
– Да! Я не Джонни Уокер! Только это страшная тайна! Я крупный мафиози!
– Правда? – изумился Генка. – Вот сразу бы так! А то придумал какую-то глупость, думал, я поверю?
– Да! Я дон Рамирес-Марио-Хуан Гальега!
– Гляну в интернете, – кивнул Генка.
– Только никому не слова! – Я еще раз оглянулся и добавил: – Глянуть можешь. Но только следы подчисть, чтобы даже ссылок на твоем компьютере не осталось! Чтоб ни одна живая душа в этом мире не знала!
– Само собой, – кивнул Генка. – Что ж я, не понимаю, что ли…
В пятницу, когда рабочий день закончился, меня вдруг вызвал в кабинет сам Виктор Николаевич.
– Садитесь, Андрей, – кивнул он на кожаное кресло. – Садитесь. Как у нас дела? Как с «Глобусом»? Утряслось?
– Утряслось, Виктор Николаевич. Они акт составили, Рамзаев подписал, и таможня дала добро.
– Хорошо-о-о… – протянул Виктор Николаевич и цепко глянул на меня. – А вы, Андрей, говорят, на кармическое исследование ходили? И как?
Я почувствовал, что похолодела спина.
– Так…
– И кто? – Виктор Николаевич смотрел не мигая на кончик моего носа.
– Канадский теннисист Уокер…
– Уокер… – Виктор Николаевич помолчал. – Андрей, я вот что хочу вам сказать: мы с вами проработали полтора года. И никаких проблем у нас с вами не было…
– Да, но…
– Подождите… – Он плавно взмахнул рукой. – Я еще не закончил. Я очень – подчеркиваю: очень – хотел бы надеяться, что и дальше у нас проблем не будет…
– Конечно, Виктор Николаевич… – Я поднял глаза и снова наткнулся на его неподвижный взгляд.
– Да. – Виктор Николаевич беззвучно пошевелил губами, словно разминая их. – Всякие там подделки ведомостей… Провокации всякие… Интриги… Кражи… Ложь… Подсиживание… Вот не надо этого. Не надо, Андрей, очень прошу. Очень надеюсь. Зачем это нам с вами?
– Что вы!!! – Я подпрыгнул в кресле. – Я сроду даже и не…
– Я знаю. Знаю. Просто на всякий пожарный. Вы же хороший человек, порядочный работник, верно? Давайте так и дальше будем. Это все, что я хотел сказать. Вы свободны.
Океан сегодня гудел особенно сильно. Примерно так же он гудел, когда я впервые здесь очнулся. Как я сюда попал – этого я не помнил. Последнее, что сохранила память, – визг тормозов на весь двор за моей спиной и чья-то ручища, изо всей силы сжимающая лицо. А потом – комната из белого известняка, крохотное окошко, до которого не допрыгнуть, соленый воздух и шум океана совсем близко – казалось, в окошко под потолком вот-вот хлестнет волна, дробясь сквозь чугунную решетку, и упадет на дощатый пол и белые стены. Известняк, впрочем, был крепкий – в первую неделю я пытался его ковырять, затем бросил это занятие.
За железной дверью скрипнули половицы, прогремел ключ, и на пороге возникли два негра. Они молча кивнули. Я встал и вышел в коридор. Помню, на второй неделе я попробовал наброситься на них и одного даже повалил. Но меня стукнули по голове, а когда я очнулся – вывели во двор, допросили и впервые побили до крови бамбуковой палкой.
Как обычно, негры вывели меня на знакомый дворик, где в шезлонге сидел этот проклятый старикан с красной кожей, неприятным взглядом и огромным бриллиантом на груди. Рядом, как обычно, стоял пузатый переводчик. Но только сегодня в шезлонгах рядом со стариканом расселись два незнакомых толстяка в богатых костюмах. За их спинами стояли такие же толстые телохранители – за эти две недели я уже научился отличать телохранителей от главарей. Главари смотрели на меня с большим интересом – как старикан в первый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Подожди… – сказал я шепотом. – А что я на работе скажу? Они же спросят?
– Об этом я позаботилась. – Она протянула мне бумажку.
– Что это?
– Я отсканировала свой бланк в компьютер, вписала твое имя и распечатала заново. Если издалека показывать – никто ничего не заподозрит, гарантирую.
– Еще чего! – возмутился я. – Долли Чикен?! Я?! Ни за что!
– Глупые мужские комплексы, – обиженно произнесла Лизонька и порвала бумажку на клочки. – Хотела же как лучше. Тогда сам думай, Рамирес. Скажи, что ты канадский теннисист Джонни Уокер.
– А кто это?
– Понятия не имею. Пусть ищут в интернете.
– А если такого нет? – засомневался я.
– В мировых рекордсменах, может, нет, а в сельском фитнес-клубе, может, и был, поди докажи. Самое главное – не проболтайся ни единой живой душе, кем ты был на самом деле. Понял, гражданин Рамирес?
– Понял. Чего уж тут не понять… – проворчал я и поплелся в душ.
Не спалось. Я машинально посмотрел на часы и перевернулся на другой бок. Понял, что не запомнил, который час, пришлось смотреть снова. Через три часа вставать на работу. И тут меня прошибло!
– Лизонька… – сказал я шепотом. – Лизонька! Ты спишь? Спишь?!
– М-м-м-м… уже нет… – медленно ответила Лиза и пошевелилась.
– Лизонька, прости меня… Я так тебя обидел…
– А? – удивилась Лиза.
– Ты сказала, что меня… То есть Рамиреса… Что его любили девушки… А я ответил, что его любили… любили дуры… Лизонька! Я ж не это имел в виду! Не это! Я не имел в виду, что ты… Что я… Ты можешь подумать… Я вовсе не имел в виду, что ты дура!
– Да я и не думала так.
– Я ж видел, как ты обиделась и сказала, что я люблю дур…
– Да успокойся ты, никто на тебя не обижается. Ты меня дурой считаешь?
– Нет, конечно!!!
– Ну и все, спи, солнышко.
– Но ведь…
– Никаких «но».
– Я просто хотел сказать, что…
– Стоп. Почему ты все время со мной споришь?
– Я не спорю…
– Споришь!
– Не спорю!
– А я говорю, споришь!
– Не спорю! Не спорю! Не спорю!
– А сейчас ты что делаешь?
– Ой… – Я замолчал.
– Я тебя люблю, – сказала Лизонька и зевнула. – Спи давай. Чмоки.
И я действительно сразу заснул.
Генка еще раз подозрительно глянул на меня, изломал в пальцах зубочистку, кинул на тарелку и взял следующую. Обед заканчивался, сотрудники шаркали стульями и расходились по кабинетам.
– Вообще это марка виски, – сказал он задумчиво.
– Ух… – огорчился я. – То-то я думаю, откуда мне это слово знакомо? Джонни Уокер…
– Хотя на спортсмена ты с виду похож, – продолжал он.
– А то ж! – кивнул я торопливо. – Восемь лет легкой атлетикой занимался. И в армии два года играл в футбол.
– В канадской? – удивился Генка.
– Да я про себя рассказываю!
– Ага… – Генка прищурился. – В армии ты, конечно, играл… Но душа-то у тебя не спортсмена, как мне кажется. – Генка цыкнул зубом. – Душа-то бессмертна, ее не спрячешь. А я тебя не первый день знаю… Джонни Уокер, говоришь?
Я приуныл. А затем оглянулся вокруг и прошептал:
– Никому не скажешь?
– Никому… – удивился Генка.
– Да! Я не Джонни Уокер! Только это страшная тайна! Я крупный мафиози!
– Правда? – изумился Генка. – Вот сразу бы так! А то придумал какую-то глупость, думал, я поверю?
– Да! Я дон Рамирес-Марио-Хуан Гальега!
– Гляну в интернете, – кивнул Генка.
– Только никому не слова! – Я еще раз оглянулся и добавил: – Глянуть можешь. Но только следы подчисть, чтобы даже ссылок на твоем компьютере не осталось! Чтоб ни одна живая душа в этом мире не знала!
– Само собой, – кивнул Генка. – Что ж я, не понимаю, что ли…
В пятницу, когда рабочий день закончился, меня вдруг вызвал в кабинет сам Виктор Николаевич.
– Садитесь, Андрей, – кивнул он на кожаное кресло. – Садитесь. Как у нас дела? Как с «Глобусом»? Утряслось?
– Утряслось, Виктор Николаевич. Они акт составили, Рамзаев подписал, и таможня дала добро.
– Хорошо-о-о… – протянул Виктор Николаевич и цепко глянул на меня. – А вы, Андрей, говорят, на кармическое исследование ходили? И как?
Я почувствовал, что похолодела спина.
– Так…
– И кто? – Виктор Николаевич смотрел не мигая на кончик моего носа.
– Канадский теннисист Уокер…
– Уокер… – Виктор Николаевич помолчал. – Андрей, я вот что хочу вам сказать: мы с вами проработали полтора года. И никаких проблем у нас с вами не было…
– Да, но…
– Подождите… – Он плавно взмахнул рукой. – Я еще не закончил. Я очень – подчеркиваю: очень – хотел бы надеяться, что и дальше у нас проблем не будет…
– Конечно, Виктор Николаевич… – Я поднял глаза и снова наткнулся на его неподвижный взгляд.
– Да. – Виктор Николаевич беззвучно пошевелил губами, словно разминая их. – Всякие там подделки ведомостей… Провокации всякие… Интриги… Кражи… Ложь… Подсиживание… Вот не надо этого. Не надо, Андрей, очень прошу. Очень надеюсь. Зачем это нам с вами?
– Что вы!!! – Я подпрыгнул в кресле. – Я сроду даже и не…
– Я знаю. Знаю. Просто на всякий пожарный. Вы же хороший человек, порядочный работник, верно? Давайте так и дальше будем. Это все, что я хотел сказать. Вы свободны.
Океан сегодня гудел особенно сильно. Примерно так же он гудел, когда я впервые здесь очнулся. Как я сюда попал – этого я не помнил. Последнее, что сохранила память, – визг тормозов на весь двор за моей спиной и чья-то ручища, изо всей силы сжимающая лицо. А потом – комната из белого известняка, крохотное окошко, до которого не допрыгнуть, соленый воздух и шум океана совсем близко – казалось, в окошко под потолком вот-вот хлестнет волна, дробясь сквозь чугунную решетку, и упадет на дощатый пол и белые стены. Известняк, впрочем, был крепкий – в первую неделю я пытался его ковырять, затем бросил это занятие.
За железной дверью скрипнули половицы, прогремел ключ, и на пороге возникли два негра. Они молча кивнули. Я встал и вышел в коридор. Помню, на второй неделе я попробовал наброситься на них и одного даже повалил. Но меня стукнули по голове, а когда я очнулся – вывели во двор, допросили и впервые побили до крови бамбуковой палкой.
Как обычно, негры вывели меня на знакомый дворик, где в шезлонге сидел этот проклятый старикан с красной кожей, неприятным взглядом и огромным бриллиантом на груди. Рядом, как обычно, стоял пузатый переводчик. Но только сегодня в шезлонгах рядом со стариканом расселись два незнакомых толстяка в богатых костюмах. За их спинами стояли такие же толстые телохранители – за эти две недели я уже научился отличать телохранителей от главарей. Главари смотрели на меня с большим интересом – как старикан в первый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93