Елена спала, разметав ручки, и во сне улыбалась. Жюли взглядом показала лорду Гренвилю на ребенка. Все было сказано этим взглядом.
"Мужа мы можем бросить, даже если он любит нас. Мужчина - существо сильное, он найдет себе утешение. Мы можем презирать законы света. Но как может мать оставить ребенка!"
Все эти мысли и множество других, еще более трогательных, отразились в ее взгляде.
- Мы увезем ее с собой,- шепотом сказал Артур.- Как я буду ее любить!..
- Мама!- промолвила Елена просыпаясь.
Жюли залилась слезами. Лорд Гренвиль сел и, скрестив руки на груди, застыл в мрачном молчании.
"Мама!" Этот милый, этот наивный возглас пробудил в душе Жюли столько благородных чувств, столько непреодолимой нежности, что властный голос материнства на мгновение победил любовь. Жюли забыла о том, что она женщина, она стала только матерью. Лорд Гренвиль не мог долго противиться, слезы Жюли обезоружили его. Вдруг где-то с грохотом распахнулась дверь, и окрик: "Жюли, ты у себя?" - раскатами грома отдался в сердцах влюбленных. Вернулся маркиз. Не успела Жюли взять себя в руки, как генерал направился из своего кабинета в спальню жены. Комнаты были смежные. По счастию, Жюли сделала знак лорду Гренвилю, он бросился в умывальную, и маркиза стремительно захлопнула за ним дверь.
- Ну-с, женушка, вот и я; поохотиться не удалось. Я ложусь спать.
- Спокойной ночи,- ответила она,- я тоже собираюсь лечь. Оставьте меня.
- Сегодня вы не очень ласковы. Повинуюсь вам, маркиза.
Генерал вернулся к себе, Жюли проводила его до двери, соединяющей их комнаты, затворила ее и поспешила освободить лорда Гренвиля. Она обрела присутствие духа и подумала, что визит врача, лечившего ее, вполне естествен; она могла просто-напросто оставить лорда в гостиной, когда шла укладывать дочку; она решила сказать Артуру, чтобы он бесшумно пробрался туда, но, приоткрыв дверь умывальной комнаты, она пронзительно вскрикнула: лорду Гренвилю створкой двери прищемило и раздавило пальцы.
- Что там такое случилось?- спросил ее муж.
- Ничего, ничего,- ответила она,- я укололась булавкой.
Дверь в комнату генерала вдруг снова распахнулась. Маркиза подумала, что муж пришел, тревожась о ней, и проклинала его внимание, в котором не было ничего от сердца. Она поспешила опять затворить дверь умывальной комнаты, и лорд Гренвиль не успел высвободить руку. В самом деле, генерал появился снова; но маркиза ошиблась: его привело сюда беспокойство о собственной персоне.
- Одолжи-ка мне фуляр! Болван Шарль оставил меня без головного платка. В первые дни нашего брака ты входила во все мои дела, во все мелочи с такой заботливостью, что даже надоедала. Эх, не долго длился медовый месяц ни для меня, ни для моих галстуков! Теперь я во власти слуг, и они издеваются надо мной.
- Вот вам фуляр. Вы не заходили в гостиную?
- Нет.
- Вы застали бы там лорда Гренвиля.
- Разве он в Париже?
- Как видите.
- Что ж, схожу туда... Это милейший человек...
- Да он, должно быть, уже уехал!- воскликнула Жюли.
Маркиз стоял посреди комнаты и повязывал голову фуляром, самодовольно глядясь в зеркало.
- Не знаю, куда запропастились слуги,- сказал он.- Я три раза звонил Шарлю, а его все нет. Вы, что же, обходитесь без горничной? Позвоните-ка ей, пусть мне принесут на ночь еще одно одеяло.
- Полина ушла со двора,- сухо ответила маркиза.
- В полночь? - воскликнул генерал.
- Я отпустила ее в театр.
- Странно!- заметил муж раздеваясь.- Я как будто видел ее, когда поднимался по лестнице.
- Ну, значит, она вернулась,- сказала Жюли, притворяясь, будто все это ей наскучило.
Чтобы не возбудить подозрения у мужа, она потянула за шнурок звонка, но потянула чуть-чуть.
Не все события той ночи хорошо известны; однако все они, очевидно, были так же просты, так же ужасны, как и те будничные семейные дела, которые им предшествовали. На следующий день маркиза д'Эглемон слегла.
- Что у тебя стряслось, отчего все толкуют о твоей жене? - спросил г-н де Ронкероль у г-на д'Эглемона несколько дней спустя после этой ночи, полной трагических событий.
- Послушайся меня, не женись,- ответил д'Эглемон.- Вспыхнул полог кровати, на которой спала Елена; мою жену это так потрясло, что она расхворалась, по словам врача, на целый год. Женишься на красотке - она дурнеет; женишься на девушке, пышущей здоровьем,- она чахнет; считаешь ее страстной, а она холодна; бывает, что с виду она холодна, на самом же деле пылает такими страстями, что сгубит тебя или обесчестит. Кроткая девица становится строптивой, зато уж строптивая никогда не станет кроткой; девочка, которую ты принимал за глупенькое и слабое существо, обнаруживает перед тобою железную волю, дьявольский ум. Надоела мне супружеская лямка!
- А может быть, жена?
- Да нет, где уж там... Кстати, не хочешь ли пойти в церковь Фомы Аквинского на отпевание лорда Гренвиля?
- Странное развлечение! А известно ли,- прибавил Ронкероль,- от чего он умер?
- Его камердинер утверждает, будто лорд просидел на чьем-то балконе целую ночь напролет, чтобы спасти честь своей любовницы, а ведь все эти дни стоял лютый холод.
- Такое самопожертвование должно бы вызвать в нашем кругу, кругу людей бывалых, уважение; но лорд Гренвиль был молод и к тому же... англичанин. Англичане вечно чудят.
- Что там толковать,- отвечал д'Эглемон,- эдакие героические поступки зависят от женщины, которая вдохновляет на них, и уж, разумеется, не из- за моей жены погиб бедняга Гренвиль.
II
НЕВЕДОМЫЕ МУКИ
От небольшой реки Луены до Сены простирается широкая равнина, которая граничит с лесом Фонтенебло и городами Морэ, Немуром и Монтро. В этом засушливом крае лишь кое-где увидишь редкие холмы, порою среди полей попадаются рощицы - пристанище для дичи: земля в серых и желтоватых полосах, убегающих вдаль,- в этом своеобразие просторов Солони, Боса и Берри. Посреди этой равнины, между Морэ и Монтро, перед глазами путника предстает старинный замок, именуемый замком Сен-Ланж, и местность вокруг него являет взору картину, не лишенную величия и торжественности. Красивые дороги, обсаженные вязами, рвы, длинные крепостные валы, обширные сады, просторные барские дома, на сооружение которых пошли доходы от откупов, незаконные поборы и узаконенные взятки или крупные дворянские состояния, которым ныне нанес сокрушительные удары Гражданский кодекс9. Если художнику или мечтателю доведется забрести на дороги с глубокими выбоинами или в заболоченные низины, затрудняющие подступы к поместью, то он думает: по чьей же прихоти возник этот поэтический замок среди необозримых пажитей, среди пустошей, покрытых мелом, мергелем и песком, в местах, где угасает радость, где все неминуемо наводит на вас тоску, где душу вечно гнетет мертвая тишина и унылые дали, красоты мрачные, но благодетельные для страдальцев, которые не ищут утешения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
"Мужа мы можем бросить, даже если он любит нас. Мужчина - существо сильное, он найдет себе утешение. Мы можем презирать законы света. Но как может мать оставить ребенка!"
Все эти мысли и множество других, еще более трогательных, отразились в ее взгляде.
- Мы увезем ее с собой,- шепотом сказал Артур.- Как я буду ее любить!..
- Мама!- промолвила Елена просыпаясь.
Жюли залилась слезами. Лорд Гренвиль сел и, скрестив руки на груди, застыл в мрачном молчании.
"Мама!" Этот милый, этот наивный возглас пробудил в душе Жюли столько благородных чувств, столько непреодолимой нежности, что властный голос материнства на мгновение победил любовь. Жюли забыла о том, что она женщина, она стала только матерью. Лорд Гренвиль не мог долго противиться, слезы Жюли обезоружили его. Вдруг где-то с грохотом распахнулась дверь, и окрик: "Жюли, ты у себя?" - раскатами грома отдался в сердцах влюбленных. Вернулся маркиз. Не успела Жюли взять себя в руки, как генерал направился из своего кабинета в спальню жены. Комнаты были смежные. По счастию, Жюли сделала знак лорду Гренвилю, он бросился в умывальную, и маркиза стремительно захлопнула за ним дверь.
- Ну-с, женушка, вот и я; поохотиться не удалось. Я ложусь спать.
- Спокойной ночи,- ответила она,- я тоже собираюсь лечь. Оставьте меня.
- Сегодня вы не очень ласковы. Повинуюсь вам, маркиза.
Генерал вернулся к себе, Жюли проводила его до двери, соединяющей их комнаты, затворила ее и поспешила освободить лорда Гренвиля. Она обрела присутствие духа и подумала, что визит врача, лечившего ее, вполне естествен; она могла просто-напросто оставить лорда в гостиной, когда шла укладывать дочку; она решила сказать Артуру, чтобы он бесшумно пробрался туда, но, приоткрыв дверь умывальной комнаты, она пронзительно вскрикнула: лорду Гренвилю створкой двери прищемило и раздавило пальцы.
- Что там такое случилось?- спросил ее муж.
- Ничего, ничего,- ответила она,- я укололась булавкой.
Дверь в комнату генерала вдруг снова распахнулась. Маркиза подумала, что муж пришел, тревожась о ней, и проклинала его внимание, в котором не было ничего от сердца. Она поспешила опять затворить дверь умывальной комнаты, и лорд Гренвиль не успел высвободить руку. В самом деле, генерал появился снова; но маркиза ошиблась: его привело сюда беспокойство о собственной персоне.
- Одолжи-ка мне фуляр! Болван Шарль оставил меня без головного платка. В первые дни нашего брака ты входила во все мои дела, во все мелочи с такой заботливостью, что даже надоедала. Эх, не долго длился медовый месяц ни для меня, ни для моих галстуков! Теперь я во власти слуг, и они издеваются надо мной.
- Вот вам фуляр. Вы не заходили в гостиную?
- Нет.
- Вы застали бы там лорда Гренвиля.
- Разве он в Париже?
- Как видите.
- Что ж, схожу туда... Это милейший человек...
- Да он, должно быть, уже уехал!- воскликнула Жюли.
Маркиз стоял посреди комнаты и повязывал голову фуляром, самодовольно глядясь в зеркало.
- Не знаю, куда запропастились слуги,- сказал он.- Я три раза звонил Шарлю, а его все нет. Вы, что же, обходитесь без горничной? Позвоните-ка ей, пусть мне принесут на ночь еще одно одеяло.
- Полина ушла со двора,- сухо ответила маркиза.
- В полночь? - воскликнул генерал.
- Я отпустила ее в театр.
- Странно!- заметил муж раздеваясь.- Я как будто видел ее, когда поднимался по лестнице.
- Ну, значит, она вернулась,- сказала Жюли, притворяясь, будто все это ей наскучило.
Чтобы не возбудить подозрения у мужа, она потянула за шнурок звонка, но потянула чуть-чуть.
Не все события той ночи хорошо известны; однако все они, очевидно, были так же просты, так же ужасны, как и те будничные семейные дела, которые им предшествовали. На следующий день маркиза д'Эглемон слегла.
- Что у тебя стряслось, отчего все толкуют о твоей жене? - спросил г-н де Ронкероль у г-на д'Эглемона несколько дней спустя после этой ночи, полной трагических событий.
- Послушайся меня, не женись,- ответил д'Эглемон.- Вспыхнул полог кровати, на которой спала Елена; мою жену это так потрясло, что она расхворалась, по словам врача, на целый год. Женишься на красотке - она дурнеет; женишься на девушке, пышущей здоровьем,- она чахнет; считаешь ее страстной, а она холодна; бывает, что с виду она холодна, на самом же деле пылает такими страстями, что сгубит тебя или обесчестит. Кроткая девица становится строптивой, зато уж строптивая никогда не станет кроткой; девочка, которую ты принимал за глупенькое и слабое существо, обнаруживает перед тобою железную волю, дьявольский ум. Надоела мне супружеская лямка!
- А может быть, жена?
- Да нет, где уж там... Кстати, не хочешь ли пойти в церковь Фомы Аквинского на отпевание лорда Гренвиля?
- Странное развлечение! А известно ли,- прибавил Ронкероль,- от чего он умер?
- Его камердинер утверждает, будто лорд просидел на чьем-то балконе целую ночь напролет, чтобы спасти честь своей любовницы, а ведь все эти дни стоял лютый холод.
- Такое самопожертвование должно бы вызвать в нашем кругу, кругу людей бывалых, уважение; но лорд Гренвиль был молод и к тому же... англичанин. Англичане вечно чудят.
- Что там толковать,- отвечал д'Эглемон,- эдакие героические поступки зависят от женщины, которая вдохновляет на них, и уж, разумеется, не из- за моей жены погиб бедняга Гренвиль.
II
НЕВЕДОМЫЕ МУКИ
От небольшой реки Луены до Сены простирается широкая равнина, которая граничит с лесом Фонтенебло и городами Морэ, Немуром и Монтро. В этом засушливом крае лишь кое-где увидишь редкие холмы, порою среди полей попадаются рощицы - пристанище для дичи: земля в серых и желтоватых полосах, убегающих вдаль,- в этом своеобразие просторов Солони, Боса и Берри. Посреди этой равнины, между Морэ и Монтро, перед глазами путника предстает старинный замок, именуемый замком Сен-Ланж, и местность вокруг него являет взору картину, не лишенную величия и торжественности. Красивые дороги, обсаженные вязами, рвы, длинные крепостные валы, обширные сады, просторные барские дома, на сооружение которых пошли доходы от откупов, незаконные поборы и узаконенные взятки или крупные дворянские состояния, которым ныне нанес сокрушительные удары Гражданский кодекс9. Если художнику или мечтателю доведется забрести на дороги с глубокими выбоинами или в заболоченные низины, затрудняющие подступы к поместью, то он думает: по чьей же прихоти возник этот поэтический замок среди необозримых пажитей, среди пустошей, покрытых мелом, мергелем и песком, в местах, где угасает радость, где все неминуемо наводит на вас тоску, где душу вечно гнетет мертвая тишина и унылые дали, красоты мрачные, но благодетельные для страдальцев, которые не ищут утешения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61