Монстра гоняли по всей его карьере в «Рославе» и по жизни до «Рослава», его терзали вопросами о родственниках и знакомых, его изводили каверзными закидонами по поводу личной жизни, но самое главное — это был Романов. Из Монстра выжимали все, что он знал о Бобе, о его семье, о его характере, о его привычках, о его знакомых, о его родственниках, о его деньгах, о его тайных склонностях... Все слова Монстра фиксировал диктофон, и хотя фраза «Все сказанное может быть обращено против вас» не была произнесена вслух, она витала в воздухе, и это было понятно даже такому олуху, как Монстр.
Где-то часов в десять вечера Монстр улучил минуту, когда у вопрошающих кончилась кассета в диктофоне, и они отвлеклись на ее замену.
— А что стряслось-то? — спросил Монстр, невинно тараща большие серые глаза. — С чего такой сыр-бор?
— Это не «сыр-бор», — презрительно покосился на Монстра один из двоих. — Это...
Он так и не произнес следующего слова, потому что кассета встала на место и допрос продолжился. Но некоторое время спустя Монстр все же получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. В половине двенадцатого в кабинет Дарчиева вошел тот самый нервный мужик из СБ. Он подозвал к себе двоих, что допрашивали Монстра, и все трое некоторое время разговаривали на пониженных тонах, причем нервный то и дело поглядывал в сторону Монстра, а тот старался этих взглядов не замечать или по крайней мере не показывать, что его эти взгляды пугают.
Разговор тех троих завершился внезапно — нервный оттолкнул своего собеседника, шагнул к Монстру и ухватил его пятерней за челюсть. Монстр очень удивился — такого с ним еще никто не делал.
— Слушай, ты, придурок, — прошипел нервный. — Если я узнаю, что ты был в курсе... Я тебя сотру в порошок, понял?! Мокрого места от тебя не останется! А я узнаю — я точно узнаю. Думай, мразь!!!
И Монстр подумал. Он подумал о том, что это очень хорошо — что он не в курсе. О чем бы ни шла речь, но он не в курсе. Совершенно точно. Тём не менее Монстру все равно было страшно. И ему вдруг захотелось в туалет.
Допрос продолжался еще некоторое время, потом Монстру дали поспать пару часов. И принялись за него вновь.
В субботу после обеда, еще не будучи полностью уверенным, что кошмар закончился, Монстр вышел из здания корпорации. Ему хотелось спать, у него болела спина от многочасового сидения на табурете, и еще у него слегка тряслись пальцы — потому что он помнил обещание того нервного мужика, которого, как Монстр потом узнал, звали Челюсть.
Монстр забрался в свой джип, захлопнул дверцу и минут пятнадцать просто сидел не двигаясь. Он пытался ощутить себя в безопасности, но получалось плохо. Даже похожий на танк джип не давал ему чувства уверенности, не давал покоя. Монстр включил радио, побродил по волнам в поисках чего-нибудь успокаивающего, но в эфире грохотала одна сплошная жизнерадостность, в которую Монстру почему-то не верилось. Он выключил радио, подождал, пока пальцы перестанут дрожать, а потом поехал домой.
Переступив порог квартиры, Монстр немедленно рванул к холодильнику, достал бутылку коньяка и, не отвлекаясь на поиск рюмки, сделал пару больших глотков. После чего лег в постель, свернулся калачиком и проспал одиннадцать часов. Затем Монстр встал, проверил, заперта ли входная дверь, и вернулся в постель.
Все воскресенье он просидел дома, никуда не выходя, глядя в телевизор и периодически наведываясь к холодильнику, чтобы достать очередную лепешку пиццы с грибами и разогреть ее в микроволновке. Монстру совершенно не хотелось набрать номер романовской квартиры или же подняться на лифте и позвонить в дверь. Ему не хотелось выяснить, что же случилось с Бобом Романовым. Ему не хотелось быть в курсе, потому что за это его обещали стереть в порошок. И Монстр предпочитал отсиживаться за запертой дверью в компании пиццы, пива и спортивного спутникового канала.
В понедельник он приехал на работу, но оказалось, что все компьютеры в их отделе демонтированы. Дарчиева на месте не было, и Монстр оказался в положении вынужденного бездельника. Никто ничего ему так и не объяснил, а сам Монстр по-прежнему боялся задавать вопросы.
Проболтавшись в офисе до пяти часов, все еще растерянный, но уже не столь запуганный Монстр поехал домой. На этот раз он не сразу шмыгнул в квартиру, а посмотрел с улицы на окна романовской квартиры. Там горел свет. Выходит, Борис был дома? Но тогда почему он не приехал на работу? Впрочем, Дарчиев тоже обретался непонятно где... Все это было странно и непонятно, но Монстр хорошо помнил предупреждение неврастеника из СБ, а потому загнал свое любопытство в глубокий темный подвал и запер там на большой навесной замок.
Дарчиев появился на работе во вторник после обеда, застав утомленного бездельем Монстра за разгадыванием кроссворда.
— Да сиди ты, — махнул он рукой в ответ на поспешное вскакивание с табурета и попытку засунуть газету с кроссвордом в стол. Монстр послушался и сел, разглядывая начальника, который вроде был тем же самым человеком, что и в пятницу утром, даже одет в тот же самый костюм — но это был явно кто-то другой.
Дарчиев стянул с шеи галстук, швырнул его на пол, достал пачку «Парламента» и закурил, присев на край стола.
Раньше он никогда не делал этого в офисе. Во всяком случае, Монстр такого не наблюдал.
— Все правильно, — сказал Дарчиев, обращаясь неизвестно к кому. — Все абсолютно правильно и логично...
Монстр на всякий случай затих и сидел за столом смирно, словно ученик за партой перед строгим учителем. Дарчиев был странен не только в словах и поступках, он и выглядел теперь странновато — не так, как обычно. Обычно он не являлся на работу в мятом пиджаке, небритым, с мешками под глазами, с растрепанными волосами и с отсутствующим взглядом, таким, какой был у него сейчас.
Впрочем, на фоне разгромленного и наполовину опустошенного офиса Дарчиев выглядел довольно гармонично — так же гармонично, как раньше он смотрелся на фоне четко работающего, технически прекрасно оснащенного механизма, каким был его, Дарчиева, отдел. Теперь же что-то сломалось — и в отделе, и в самом Владимире Ашотовиче.
— Все логично, — повторил задумчивый Дарчиев, пребывавший мыслями где-то в ином, более обустроенном и совершенном месте. — Если один раз — это случайность, если два раза — закономерность. А в данном случае, — он кивнул, соглашаясь со своими мыслями, — в данном случае это закономерная ошибка, ставшая закономерным преступлением...
При слове «преступление» Монстру стало не по себе. Дарчиев печально взглянул на подчиненного и развел руками:
— Вот так, мой дорогой...
— Что? — не сдержался Монстр.
— Это уже второй случай, — сказал Дарчиев. — Поэтому они сказали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Где-то часов в десять вечера Монстр улучил минуту, когда у вопрошающих кончилась кассета в диктофоне, и они отвлеклись на ее замену.
— А что стряслось-то? — спросил Монстр, невинно тараща большие серые глаза. — С чего такой сыр-бор?
— Это не «сыр-бор», — презрительно покосился на Монстра один из двоих. — Это...
Он так и не произнес следующего слова, потому что кассета встала на место и допрос продолжился. Но некоторое время спустя Монстр все же получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. В половине двенадцатого в кабинет Дарчиева вошел тот самый нервный мужик из СБ. Он подозвал к себе двоих, что допрашивали Монстра, и все трое некоторое время разговаривали на пониженных тонах, причем нервный то и дело поглядывал в сторону Монстра, а тот старался этих взглядов не замечать или по крайней мере не показывать, что его эти взгляды пугают.
Разговор тех троих завершился внезапно — нервный оттолкнул своего собеседника, шагнул к Монстру и ухватил его пятерней за челюсть. Монстр очень удивился — такого с ним еще никто не делал.
— Слушай, ты, придурок, — прошипел нервный. — Если я узнаю, что ты был в курсе... Я тебя сотру в порошок, понял?! Мокрого места от тебя не останется! А я узнаю — я точно узнаю. Думай, мразь!!!
И Монстр подумал. Он подумал о том, что это очень хорошо — что он не в курсе. О чем бы ни шла речь, но он не в курсе. Совершенно точно. Тём не менее Монстру все равно было страшно. И ему вдруг захотелось в туалет.
Допрос продолжался еще некоторое время, потом Монстру дали поспать пару часов. И принялись за него вновь.
В субботу после обеда, еще не будучи полностью уверенным, что кошмар закончился, Монстр вышел из здания корпорации. Ему хотелось спать, у него болела спина от многочасового сидения на табурете, и еще у него слегка тряслись пальцы — потому что он помнил обещание того нервного мужика, которого, как Монстр потом узнал, звали Челюсть.
Монстр забрался в свой джип, захлопнул дверцу и минут пятнадцать просто сидел не двигаясь. Он пытался ощутить себя в безопасности, но получалось плохо. Даже похожий на танк джип не давал ему чувства уверенности, не давал покоя. Монстр включил радио, побродил по волнам в поисках чего-нибудь успокаивающего, но в эфире грохотала одна сплошная жизнерадостность, в которую Монстру почему-то не верилось. Он выключил радио, подождал, пока пальцы перестанут дрожать, а потом поехал домой.
Переступив порог квартиры, Монстр немедленно рванул к холодильнику, достал бутылку коньяка и, не отвлекаясь на поиск рюмки, сделал пару больших глотков. После чего лег в постель, свернулся калачиком и проспал одиннадцать часов. Затем Монстр встал, проверил, заперта ли входная дверь, и вернулся в постель.
Все воскресенье он просидел дома, никуда не выходя, глядя в телевизор и периодически наведываясь к холодильнику, чтобы достать очередную лепешку пиццы с грибами и разогреть ее в микроволновке. Монстру совершенно не хотелось набрать номер романовской квартиры или же подняться на лифте и позвонить в дверь. Ему не хотелось выяснить, что же случилось с Бобом Романовым. Ему не хотелось быть в курсе, потому что за это его обещали стереть в порошок. И Монстр предпочитал отсиживаться за запертой дверью в компании пиццы, пива и спортивного спутникового канала.
В понедельник он приехал на работу, но оказалось, что все компьютеры в их отделе демонтированы. Дарчиева на месте не было, и Монстр оказался в положении вынужденного бездельника. Никто ничего ему так и не объяснил, а сам Монстр по-прежнему боялся задавать вопросы.
Проболтавшись в офисе до пяти часов, все еще растерянный, но уже не столь запуганный Монстр поехал домой. На этот раз он не сразу шмыгнул в квартиру, а посмотрел с улицы на окна романовской квартиры. Там горел свет. Выходит, Борис был дома? Но тогда почему он не приехал на работу? Впрочем, Дарчиев тоже обретался непонятно где... Все это было странно и непонятно, но Монстр хорошо помнил предупреждение неврастеника из СБ, а потому загнал свое любопытство в глубокий темный подвал и запер там на большой навесной замок.
Дарчиев появился на работе во вторник после обеда, застав утомленного бездельем Монстра за разгадыванием кроссворда.
— Да сиди ты, — махнул он рукой в ответ на поспешное вскакивание с табурета и попытку засунуть газету с кроссвордом в стол. Монстр послушался и сел, разглядывая начальника, который вроде был тем же самым человеком, что и в пятницу утром, даже одет в тот же самый костюм — но это был явно кто-то другой.
Дарчиев стянул с шеи галстук, швырнул его на пол, достал пачку «Парламента» и закурил, присев на край стола.
Раньше он никогда не делал этого в офисе. Во всяком случае, Монстр такого не наблюдал.
— Все правильно, — сказал Дарчиев, обращаясь неизвестно к кому. — Все абсолютно правильно и логично...
Монстр на всякий случай затих и сидел за столом смирно, словно ученик за партой перед строгим учителем. Дарчиев был странен не только в словах и поступках, он и выглядел теперь странновато — не так, как обычно. Обычно он не являлся на работу в мятом пиджаке, небритым, с мешками под глазами, с растрепанными волосами и с отсутствующим взглядом, таким, какой был у него сейчас.
Впрочем, на фоне разгромленного и наполовину опустошенного офиса Дарчиев выглядел довольно гармонично — так же гармонично, как раньше он смотрелся на фоне четко работающего, технически прекрасно оснащенного механизма, каким был его, Дарчиева, отдел. Теперь же что-то сломалось — и в отделе, и в самом Владимире Ашотовиче.
— Все логично, — повторил задумчивый Дарчиев, пребывавший мыслями где-то в ином, более обустроенном и совершенном месте. — Если один раз — это случайность, если два раза — закономерность. А в данном случае, — он кивнул, соглашаясь со своими мыслями, — в данном случае это закономерная ошибка, ставшая закономерным преступлением...
При слове «преступление» Монстру стало не по себе. Дарчиев печально взглянул на подчиненного и развел руками:
— Вот так, мой дорогой...
— Что? — не сдержался Монстр.
— Это уже второй случай, — сказал Дарчиев. — Поэтому они сказали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93