Тихо. Спокойно. Но вот сзади донесся далекий треск ружей, неприятно разорвав тишину степи. Смолкнет и опять затрещит.
Раненые волнуются. "Что такое в арьергарде?", "Что такое?" - спрашивают бледные взволнованные лица, приподымаясь с телег.
Обоз тихо движется. Уже середина дня, а бой в арьергарде не прекращается. Напротив, стрельба стала как будто ближе, чаще, настойчивее…
И впереди громыхнуло орудие, вспыхнули дальние разрывы, затрещали ружья и пулеметы.
Авангард столкнулся с большевиками под Лабинской.
Обоз стал. Раненые подымаются с подвод. "Сестра, узнайте, почему обоз стал? Сестра!"-"Разве вы не слышите, под Лабинской бой идет, вот и стал" .
Впереди и сзади трещат выстрелы, ухают орудия.
Обоз волнуется. "Слышите, слышите, приближается, слышите!" - говорит молодому юнкеру с раздробленной рукой капитан с перебитыми ногами. Юнкер прислушивается: "Да, по-моему, близится" . Капитан нервно, беспомощно откинулся на подушку.
Впереди и сзади гудит, раскатываясь, артиллерия. Винтовки и пулеметы слились в перекатывающийся треск. Зловещий гул близится к обозу с ранеными.
Подводы тронулись. "Что такое? Почему едут?" - стонут раненые.
Приказано по три повозки стать - сокращают протяженность обоза. Стало быть, цепи отступают. И тоска сжимает сердце, тянет его глубоко, глубоко в жуткую пропасть…
Из арьергарда идет небольшая часть вооруженных людей. Лица озабоченные, строгие.
"Ну что?", "Как?" - спрашивают с телег раненые.
"Ничего - наседают, отбиваем", - отвечают спокойно идущие.
Они отделились от обоза и пошли влево, цепью по пашне.
Глаза всех зорко следят за ними. Вот они почти скрылись. Донеслось несколько одиночных выстрелов.
Стало быть, и там большевики. Обходят. Охватывают кольцом. Бой с трех сторон. Впереди самый сильный. Там не слышно перерывов - трескотня и гул сплошные.
Обоз стоит на месте несколько часов, и в эти часы тысячи ушей напряженно прислушиваются к гулу, вою, треску - впереди, с боков, сзади; сотни бледных лиц приподымаются с подвод и большими, напряженными, тоскливыми глазами тревожно смотрят в уходящую даль.
Вот впереди особенно ожесточенно затрещали выстрелы, и треск стал постепенно, гулко удаляться, как будто волны уносили его.
"Слышите, слышите - удаляется! Удаляется! " - несется по подводам.
"Обоз вперед! Обоз вперед!" - послышались крики.
Тронули подводы, замахали кнутами возчики.
"Да скорей ты, скорей!" - кричат раненые.
Но верховые не пускают, машут нагайками, выравнивают обоз в одну линию.
Рысью едет обоз по мягкой дороге. Впереди уносится вдаль гул выстрелов, они уже не сплошные, с перерывами.
Ясно: большевики отступили, наши занимают станицу.
Вот уже и Усть-Лабинская. Громыхая, переезжаем железную дорогу, по ней рассыпалась наша цепь лицом к тылу.
"Ну, как?!" - спрашивают с подвод.
"Как видите!" - кричат из цепи, улыбаются, машут.
Некрасовская
По зеленым, крутым холмам над реками Лабой и Кубанью раскинулась Усть-Лабинская белыми хатами. На обрывистых холмах повисли, вьются виноградники, мешаясь с белым цветом вишен, яблонь, груш.
Въехали в станицу. Остановились на улицах. Сестры бегут по хатам, покупают молоко, сметану своим раненым.
Но здесь мы не останавливаемся - едем дальше на Некрасовскую.
Поздний вечер. Подвода за подводой, скрипя, движутся в темноте. Раненые заснули тяжелым, нервным сном. Изредка тряхнет на выбоине телегу, раздадутся стоны… и опять тихо…
Я проснулся. Темно. Тихо ползет подвода - по бокам черные силуэты домов. "Станичник, где мы?" - "В Некрасовскую приехали" ,- отвечает старичок казак.
Стало быть, сейчас отдых… но меня что-то тяжело давит, какое-то тяжелое чувство… да, Сережа… где он? что с ним?
Въехали на круглую площадь. Кучей столпились повозки. Шум. Крик. Распределяют раненых по хатам. В темноте меж телегами ходят сестры. Снуют верховые…
"Да скоро, что ли, дадут хату!" - кричит мой товарищ по подводе.
"Борис Николаич! Где вы?" - отвечает из темноты голос брата.
"Сережа, ты?!" - "Я!" - "Ранен? Куда?" - "В ногу, в ступню, с раздроблением!"
Мы уже в хате. Некоторые прыгают на одной ноге. Другие неподвижно сидят. 3. хлопочет, устраивает ужин. Пришли Варя и Таня, меняют перевязки.
Старуха хозяйка охает, ворчит. "Что ты, бабушка?" - "Ох, да как что? Куда я вас дену? Хата малая, а вы все перестреляны, как птицы какие".
"Ничего, бабушка, уляжемся".
Постелили соломы, шинели, улеглись и заснули.
Наутро хозяйка успокоилась, разговорилась: "всякие я войны видала… помню еще, как черкесов мирили, как на турку ходили…"-"А теперь вот, бабушка, своя на своих пошла".-"Поди ж ты вот, пошла".- "Из-за чего ж это, бабушка?" "Да я ж разве знаю, может, и есть из чего, а может, и нет так все, зря" .
Брат рассказывает нам о бое под Лабинской: "Нас под самой станицей огнем встретили. Мы в атаку пошли, отбросили их. Потом к ним с Тихорецкой эшелон подъехал они опять на нас. Тут вот бой здоровый был. Все-таки погнали их и в станицу ворвались. На улицах стали драться. Они частью к заводу отступили, частью за станицу. Нам было приказано за станицу не идти, а Нежинцев зарвался, повел, ну, которые на завод отступили и очутились у нас в тылу. Тут еще начали говорить, что обоз с ранеными отрезан. Мы бросились на завод - выбили. Они бежать в станицу, а там их Марковский полк штыками встретил, перекололи. Здесь такая путаница была, чуть-чуть друг друга не перестреляли… Из тюрьмы мы много казаков освободили. Часть большевики расстреляли перед уходом, часть не успели".- "А пленных много было?" - "Да не брали… Когда мы погнали их за станицу, видим, один раненого перевязывает… Капитан Ю. раненого застрелил, а другого Ф. и Ш. взяли. Ведут - он им говорит, что мобилизованный, то, другое, а они спорят, кому после расстрела штаны взять (штаны хорошие были). Ф. кричит: смотрите, капитан, у меня совершенно рваные и ничего больше нет! А Ш. уверяет, что его еще хуже… Ну, тут как раз нам приказ на завод идти. Ш. застрелил его, бросил, и штанами не воспользовались".- "Молодец все-таки Корнилов! - перебивает другой раненый.- Еще станицу не заняли, а он уже влетел на станцию с текинцами. Его казаки там на ура подняли, качали".- "А в Кореновской-то он что сделал! - говорит кап. Р.- Собственно, и бой-то мы благодаря ему выиграли. Ведь когда наше дело было совсем дрянь, отступать начали, он цепи остановил, в атаку двинул, а сам с текинцами и двумя орудиями обскакал станицу и такой им огонь с тыла открыл, такую панику на "товарищей" навел, что они опрометью бежать кинулись… "
День мы отдыхаем в Некрасовской. По станице бьет большевистская артиллерия, по улицам во всех направлениях свищут пули - это обстреливают станицу выбитые из Некрасовской и Лабинской большевики, засевшие под ней в перелесках и болотах.
Несколько раз долетал похоронный марш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26