Борька на это время куда-то пропал, потом опять появился. Там у него с его лахудрой, по-моему, не очень-то. У нее есть сын, помладше Лешки, очень избалованный. Сама Борькина новая жена очень деловая, крутая, много работает. Я ее как-то видела: одета хорошо, может произвести впечатление. Непонятно, что она могла найти в моем бывшем муже, он-то как раз не красавец, росту среднего, сам тощий. Зарабатывал он не ахти как, с ним мы перебивались, а новая жена купила ему машину, чтобы он ее на работу возил, а после отъезда Лешки устроила его в банк, он вообще-то хороший программист, соображает в этом деле. Я никогда не расспрашиваю моего бывшего мужа о его личных делах: мы официально развелись, он для меня лишь отец моего ребенка, какое мне дело до его отношений с женой и комплексов вины? У меня своих проблем хватает.
Зазвонил дверной звонок. Я поковыляла открывать. Увидев меня в халате, Борька удивился:
- Ты заболела, что ли?
- Да нет, ничего. Слушай, мне так неудобно. Я тебя с места сорвала, а письмо-то на работе осталось.
Он расстроился, но виду не подал.
- А я уже машину на стоянку поставил, думал, посидим, чаю попьем.
Вот еще, чаем я его буду поить, пусть его жена поит и кормит!
- Извини, у меня и к чаю ничего нет, -стоически держалась я.
- А это ничего, я тут принес, - он протянул мне пакет.
Я заглянула: сыр, ветчина, даже батон и торт шоколадно-вафельный, мой любимый, кокосовый. Ну надо же! Пахло очень вкусно, есть хотелось зверски. И я проявила слабость - согласилась на чай.
- Ну ладно, ставь чайник, я сейчас. Я взяла пузырек перекиси водорода, вату, бинт и удалилась в ванную. Когда я заставила себя взглянуть на свое колено, мне стало плохо. Колготки буквально заскорузли от грязи и крови, все это засохло, стянулось и вид имело ужасный. Я вылила на вату перекиси, стала промокать, но там нужен был не аптечный пузырек, а цистерна. Терпение никогда не входило в число моих добродетелей, я дернула за колготки и, не удержавшись, застонала. Тут же раздался стук в дверь, и Борькин обеспокоенный голос спросил:
- Милка, ты там жива? Что случилось? Открой!
Пришлось открыть. Борька посмотрел на мою коленку и выволок меня на кухню, где было больше света.
- И ты с этим сидела весь день? Что там у вас, аптечки нет?
Если бы он знал, что я с этим не сидела, а шлялась по холоду и грязи, по чужим дворам и подъездам, что бы он, интересно, тогда сказал? Борис усадил меня на стул посредине кухни, разорвал старое полотенце на салфетки, налил в тазик теплой воды и положил мокрую салфетку мне на колено.
- Вот держи, долго надо сидеть, чтобы отмокло. Слушай, тебе же укол надо делать против столбняка.
- Да отстань ты! Укол еще я буду делать, йодом помажь, и все.
- Как тебя угораздило-то?
- Ну, бежала за троллейбусом и упала. Он был такой заботливый, прямо курица-наседка. Меняя салфетку, Борька опустился передо мной на колени, так ему было удобнее.
- Ну вот видишь, Сейчас отойдет и грязи станет меньше.
Халат мешал, тогда он расстегнул нижнюю пуговицу. Мне совершенно не хотелось сидеть перед ним в таком виде, я сделала попытку встать, но он прямо закричал на меня:
- Не дури, сиди на месте, ты что, не понимаешь, инфекция попадет, будет заражение!
Я подчинилась. Он еще долго возился, промывал перекисью, потом нашел в холодильнике синтомициновую мазь, туго забинтовал мою многострадальную коленку и, наконец, отпустил меня с миром. Потом мы пили чай. Мне стало лучше, и я наконец обрела способность соображать.
В голове, как на пленке, замелькали кадры пережитого дня. Страшно жалко стало себя, вспомнила Витьку, Леру, потерянные деньги.
Я вспомнила о перчатке, которая точно валялась там, под тумбочкой, когда я была в Лериной квартире в первый раз. Если допустить, что это была Лерина перчатка, а я в этом почти уверена, то, значит, Лера все-таки побывала в своей квартире, а потом куда-то делась. Во всяком случае, муж ее видел и должен знать, где она. К телефону он не подходит. А если сейчас поехать туда, поговорить с ним спокойно, рассказать про деньги, припугнуть, наконец, то он может дать мне какую-нибудь информацию, тогда будет что завтра рассказать Витьке. Тут я заметила, что Борис стоит в дверях кухни и внимательно на меня смотрит.
- Ты что?
- О чем ты думаешь? У тебя на лице отражается активная работа мысли.
Это он намекает, что думающей единицей в нашей семье всегда был он, а у меня с соображением было не очень. Что ж, может, он и прав, но жизнь заставит и научит всему.
- Послушай, ты не мог бы отвезти меня сейчас в одно место?
- Что? - он прямо глаза вытаращил. - Ты в таком виде куда-то собираешься? Да тебе нужно принять аспирин и ложиться в постель немедленно, колено поберечь. Ты что, совсем с ума сошла, тащиться куда-то на ночь глядя, ведь одиннадцатый час уже!
Что-то слишком уж он всполошился, следовало немедленно поставить его на место. Я заговорила вежливо, но твердо:
- Послушай, я тебе очень благодарна, что ты со мной возился, и за чай спасибо, но позволь уж мне самой решать, что мне сейчас необходимо. Не беспокойся, к хахалю я бы не поперлась с такой коленкой, это по делу, причем очень важному. Мне самой тяжело, поэтому и прошу тебя отвезти.
Он понял мой намек, чтобы не лез не, в свое дело.
- Конечно, раз надо, я отвезу.
Я надела джинсы, куртку с капюшоном, удобные ботинки, которые не скользили, а Борис пока сходил на стоянку и подогнал машину к парадной.
Позвонив из автомата недалеко от Лерино-го дома, я услышала короткие гудки. Это хорошо, что занято, значит, он дома. Однако, заглянув в окна квартиры, я не увидела там света. Попросив Бориса подождать в машине за углом, я задумалась: звонить или не звонить в квартиру. Определенно муж там, но может не открыть дверь и будет сидеть в запертой квартире. Ведь жена пропала, надо в милицию сообщать, а он ни мычит ни телится. Все-таки надо пойти и позвонить, но что-то подсказывало мне подождать. Зайдя во двор Лериного дома, я нашла удобный наблюдательный пункт в тени гаража, откуда нужный подъезд прекрасно просматривался, а я сама оставалась незаметной. Позиция была хорошей во всех отношениях, кроме одного: через несколько минут мне стало страшно холодно. Ботинки были достаточно удобные, но подошва тонковата, и ноги скоро совершенно заледенели. Я притопывала и приплясывала, как извозчик на морозе, и боялась, что такие активные телодвижения делают меня слишком заметной.
Вдруг дверь подъезда, за которой я наблюдала, открылась, и из нее, воровато оглядываясь, вышел человек с огромной клетчатой сумкой. Я замерла, стараясь разглядеть этого человека. Над подъездом горел фонарь, и было отчетливо видно, что, вне всяких сомнений, это был Лерин муж. Почему он так подозрительно оглядывается? И сумку явно еле-еле тащит - у него там что-то совершенно неподъемное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62