Уже по его шагам за дверью я угадала, что Иван Францевич раскололся раньше времени.
— Вам Иван Францевич сказал…
— Да сказал! — проворчал старик. — Я-то что, а вот как пес к твоему коту отнесется! Сама понимаешь, Шторм — собака серьезная, порвет кота, как нечего делать!
Шторм стоял возле хозяина в явной растерянности. Такого в его практике еще не случалось. Пса явно разрывали противоречивые чувства: взглянув на меня, он начинал неуверенно вилять хвостом; переведя глаза на сумку, обнажал желтые клыки и тихо, угрожающе рычал.
Пока я в сомнении раздумывала, что предпринять, Багратион внутри сумки зашевелился, требуя свободы.
Была не была!
Я расстегнула «молнию».
Парфеныч крепко прихватил Шторма за ошейник.
Багратион плавным прыжком выскочил на пол, уселся в самой небрежной позе и принялся вылизывать лапу, делая вид, что до собаки ему нет никакого дела.
Шторм страшно зарычал и рванулся вперед с такой силой, что могучий Парфеныч едва устоял на ногах.
Багратион изогнулся, сгорбил спину и взглянул на кавказца с таким выражением на морде, как будто только сейчас заметил его.
«Это еще что за шавка? — говорил его взгляд. — Она о себе слишком много вообразила! Конечно, если собака будет знать свое место, я ее, так и быть, не трону!»
Несколько бесконечно долгих секунд звери играли в гляделки, и вдруг Шторм потупился и смущенно спрятал морду между лапами. Багратион удовлетворенно мурлыкнул, принял прежнюю расслабленную позу и продолжил прерванное умывание.
— Да… это… однако… — растерянно проговорил Парфеныч и наконец махнул рукой: — Испортили мне собаку… а ведь настоящий охранный пес был, натуральный зверь…
Я поняла, что могу быть спокойна за свое сокровище, никто его не тронет. Сердечно распрощавшись со всеми, я расцеловала кота в обе щеки и удалилась.
Я шла по улице и предвкушала, как послезавтра окунусь в теплое море и буду лежать под ласковым солнышком…
Вдруг ко мне подбежала смуглая женщина в яркой цветастой юбке и красном платке. Схватив меня за руку, она умоляющим голосом воскликнула:
— Дэвушка, красавица, помоги, котик разбился, помирает! Нэ знаю, что дэлать, совсем помирает!
Раньше я никогда не разговаривала с цыганками, опасаясь мошенничества. Впрочем, и они прежде не проявляли ко мне интереса, видимо, понимая, что с меня нечего взять.
Но на этот раз я не смогла остаться равнодушной. У нее умирает кот… Я представила, как переживала бы, если бы что-то случилось с Багратионом, и послушно пошла за ней.
Может, я просто была под гипнозом, во всяком случае, мне даже не пришло в голову усомниться в ее словах. .
Она быстрым шагом вошла в проход между двумя домами, миновала ряд металлических гаражей и свернула в темный угол двора, повторяя:
— Скорее, скорее, красавица! Совсем, совсем помирает!
Оказавшись в глухом и темном закутке, я наконец почувствовала беспокойство и вырвала у нее руку, воскликнув:
— Ну, где же он?
— Вот, — ответила цыганка и добавила, обращаясь уже не ко мне: — Вот, привела!
От кирпичной стены отделилась массивная мужская фигура, в которой я не сразу узнала своего американского дядюшку.
Он протянул цыганке купюру, и ее точно ветром сдуло.
— Что это такое?! — крикнула я в праведном возмущении. — Что вы себе позволяете?!
При этом я попыталась ускользнуть из темного тупика, но американец с неожиданной для его возраста и комплекции ловкостью заступил мне дорогу, и в его руке сверкнул хорошо знакомый мне складной нож с длинным узким лезвием.
— Ты отдавайт мне даймондс… отдавайт мне камни, и я тебя отпускайт! — завел он свою старую песню.
Надо сказать, мне она осточертела еще в Парголове.
— Приличный с виду человек, — попыталась я воззвать к его совести, — гражданин Соединенных Штатов… Ох, как же ты мне надоел!
Я понимала, что мои слова звучат на редкость глупо, не хватало только прибавить: «А еще шляпу надел», но я готова была говорить все, что угодно, лишь бы выиграть время. Хотя что мне это даст — я и сама не знала. В глухом закутке ожидать помощи было неоткуда.
Тем не менее мои слова неожиданно задели его за живое.
— Да, я гражданин Соединенные Штаты! — истерично взвизгнул мой родственничек. — Я законоподслушный налогоплательтчик! Я соблюдайт американский законы! Я гордиться свой страна!
— Ты, «законоподслушный»! — У меня потемнело в глазах от злости. — У себя в Америке ты, значит, соблюдаешь законы, а здесь можешь делать все, что угодно, размахивать ножом, угрожать убийством…
Он никак не отреагировал на мои слова и завел прежнюю песню:
— Отдавайт мне даймондс! Мой бизнес в Соединенные Штаты нуждаться в финансовый вливание! Я как законоподслушный налогоплательтчик обязан заботиться о свой бизнес, и меня ничто не остановить! Это мой неотъемлемый право и мой долг перед страна!
Похоже, этого озверевшего налогоплательщика действительно ничто не могло остановить. Он надвигался на меня неотвратимо, как айсберг на «Титаник», и размахивал своим ножом перед самым моим лицом…
И вдруг мимо пронеслось что-то огромное, косматое, страшное.
Американец отлетел от меня на несколько метров и рухнул спиной на грязную землю. При этом раздался такой грохот, словно рядом со мной обрушился буфет с посудой.
Мой американский родственник, истошно визжа, лежал на земле, а над ним стояла громадная кавказская овчарка и рычала так глухо и грозно, что даже у меня по коже поползли мурашки.
— Шторм… — сказала я наконец, переведя дыхание и справившись со своим голосом, — Шторм, дружочек, как же я тебе рада!
Мой косматый «дружочек» приветливо покосился на меня и даже слегка вильнул хвостом, но тут же повернулся к поверженному «налогоплательщику» и зарычал с новой силой.
— Уберите зверя! — взвыл американец, от страха даже утратив свой немыслимый акцент. — Я гражданин Америки! На меня нельзя рычать!
Шторм не разделял этого мнения и для усиления устрашающего эффекта клацнул огромными желтоватыми зубами перед самым лицом американца.
— Он не только рычать будет, — раздался рядом со мной скрипучий голос Парфеныча, — он сейчас тебе откусит что-нибудь лишнее!
— Что? — в ужасе спросил Эндрью.
— А это уж он сам выберет, — осклабился тот, — раз на раз не приходится. Помню, одному бандиту он… — Парфеныч покосился на меня и замолчал, плотоядно ухмыляясь.
— Парфеныч! — Я схватила могучего старика за руку и чуть не заплакала, почувствовав его сильное и уверенное пожатие. — Как я рада, что вы появились! Как вы меня нашли?
— Да вот вышли со Штормом погулять, а он все волнуется, все волнуется, будто что-то чувствует… А потом вырвался да как побежит сюда… Ну, я, понятное дело, за ним…
— Я вас прошу, — заныл американец, тяжело дыша и не сводя расширенных от страха глаз с грозной морды кавказца, — уберите своего зверя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Вам Иван Францевич сказал…
— Да сказал! — проворчал старик. — Я-то что, а вот как пес к твоему коту отнесется! Сама понимаешь, Шторм — собака серьезная, порвет кота, как нечего делать!
Шторм стоял возле хозяина в явной растерянности. Такого в его практике еще не случалось. Пса явно разрывали противоречивые чувства: взглянув на меня, он начинал неуверенно вилять хвостом; переведя глаза на сумку, обнажал желтые клыки и тихо, угрожающе рычал.
Пока я в сомнении раздумывала, что предпринять, Багратион внутри сумки зашевелился, требуя свободы.
Была не была!
Я расстегнула «молнию».
Парфеныч крепко прихватил Шторма за ошейник.
Багратион плавным прыжком выскочил на пол, уселся в самой небрежной позе и принялся вылизывать лапу, делая вид, что до собаки ему нет никакого дела.
Шторм страшно зарычал и рванулся вперед с такой силой, что могучий Парфеныч едва устоял на ногах.
Багратион изогнулся, сгорбил спину и взглянул на кавказца с таким выражением на морде, как будто только сейчас заметил его.
«Это еще что за шавка? — говорил его взгляд. — Она о себе слишком много вообразила! Конечно, если собака будет знать свое место, я ее, так и быть, не трону!»
Несколько бесконечно долгих секунд звери играли в гляделки, и вдруг Шторм потупился и смущенно спрятал морду между лапами. Багратион удовлетворенно мурлыкнул, принял прежнюю расслабленную позу и продолжил прерванное умывание.
— Да… это… однако… — растерянно проговорил Парфеныч и наконец махнул рукой: — Испортили мне собаку… а ведь настоящий охранный пес был, натуральный зверь…
Я поняла, что могу быть спокойна за свое сокровище, никто его не тронет. Сердечно распрощавшись со всеми, я расцеловала кота в обе щеки и удалилась.
Я шла по улице и предвкушала, как послезавтра окунусь в теплое море и буду лежать под ласковым солнышком…
Вдруг ко мне подбежала смуглая женщина в яркой цветастой юбке и красном платке. Схватив меня за руку, она умоляющим голосом воскликнула:
— Дэвушка, красавица, помоги, котик разбился, помирает! Нэ знаю, что дэлать, совсем помирает!
Раньше я никогда не разговаривала с цыганками, опасаясь мошенничества. Впрочем, и они прежде не проявляли ко мне интереса, видимо, понимая, что с меня нечего взять.
Но на этот раз я не смогла остаться равнодушной. У нее умирает кот… Я представила, как переживала бы, если бы что-то случилось с Багратионом, и послушно пошла за ней.
Может, я просто была под гипнозом, во всяком случае, мне даже не пришло в голову усомниться в ее словах. .
Она быстрым шагом вошла в проход между двумя домами, миновала ряд металлических гаражей и свернула в темный угол двора, повторяя:
— Скорее, скорее, красавица! Совсем, совсем помирает!
Оказавшись в глухом и темном закутке, я наконец почувствовала беспокойство и вырвала у нее руку, воскликнув:
— Ну, где же он?
— Вот, — ответила цыганка и добавила, обращаясь уже не ко мне: — Вот, привела!
От кирпичной стены отделилась массивная мужская фигура, в которой я не сразу узнала своего американского дядюшку.
Он протянул цыганке купюру, и ее точно ветром сдуло.
— Что это такое?! — крикнула я в праведном возмущении. — Что вы себе позволяете?!
При этом я попыталась ускользнуть из темного тупика, но американец с неожиданной для его возраста и комплекции ловкостью заступил мне дорогу, и в его руке сверкнул хорошо знакомый мне складной нож с длинным узким лезвием.
— Ты отдавайт мне даймондс… отдавайт мне камни, и я тебя отпускайт! — завел он свою старую песню.
Надо сказать, мне она осточертела еще в Парголове.
— Приличный с виду человек, — попыталась я воззвать к его совести, — гражданин Соединенных Штатов… Ох, как же ты мне надоел!
Я понимала, что мои слова звучат на редкость глупо, не хватало только прибавить: «А еще шляпу надел», но я готова была говорить все, что угодно, лишь бы выиграть время. Хотя что мне это даст — я и сама не знала. В глухом закутке ожидать помощи было неоткуда.
Тем не менее мои слова неожиданно задели его за живое.
— Да, я гражданин Соединенные Штаты! — истерично взвизгнул мой родственничек. — Я законоподслушный налогоплательтчик! Я соблюдайт американский законы! Я гордиться свой страна!
— Ты, «законоподслушный»! — У меня потемнело в глазах от злости. — У себя в Америке ты, значит, соблюдаешь законы, а здесь можешь делать все, что угодно, размахивать ножом, угрожать убийством…
Он никак не отреагировал на мои слова и завел прежнюю песню:
— Отдавайт мне даймондс! Мой бизнес в Соединенные Штаты нуждаться в финансовый вливание! Я как законоподслушный налогоплательтчик обязан заботиться о свой бизнес, и меня ничто не остановить! Это мой неотъемлемый право и мой долг перед страна!
Похоже, этого озверевшего налогоплательщика действительно ничто не могло остановить. Он надвигался на меня неотвратимо, как айсберг на «Титаник», и размахивал своим ножом перед самым моим лицом…
И вдруг мимо пронеслось что-то огромное, косматое, страшное.
Американец отлетел от меня на несколько метров и рухнул спиной на грязную землю. При этом раздался такой грохот, словно рядом со мной обрушился буфет с посудой.
Мой американский родственник, истошно визжа, лежал на земле, а над ним стояла громадная кавказская овчарка и рычала так глухо и грозно, что даже у меня по коже поползли мурашки.
— Шторм… — сказала я наконец, переведя дыхание и справившись со своим голосом, — Шторм, дружочек, как же я тебе рада!
Мой косматый «дружочек» приветливо покосился на меня и даже слегка вильнул хвостом, но тут же повернулся к поверженному «налогоплательщику» и зарычал с новой силой.
— Уберите зверя! — взвыл американец, от страха даже утратив свой немыслимый акцент. — Я гражданин Америки! На меня нельзя рычать!
Шторм не разделял этого мнения и для усиления устрашающего эффекта клацнул огромными желтоватыми зубами перед самым лицом американца.
— Он не только рычать будет, — раздался рядом со мной скрипучий голос Парфеныча, — он сейчас тебе откусит что-нибудь лишнее!
— Что? — в ужасе спросил Эндрью.
— А это уж он сам выберет, — осклабился тот, — раз на раз не приходится. Помню, одному бандиту он… — Парфеныч покосился на меня и замолчал, плотоядно ухмыляясь.
— Парфеныч! — Я схватила могучего старика за руку и чуть не заплакала, почувствовав его сильное и уверенное пожатие. — Как я рада, что вы появились! Как вы меня нашли?
— Да вот вышли со Штормом погулять, а он все волнуется, все волнуется, будто что-то чувствует… А потом вырвался да как побежит сюда… Ну, я, понятное дело, за ним…
— Я вас прошу, — заныл американец, тяжело дыша и не сводя расширенных от страха глаз с грозной морды кавказца, — уберите своего зверя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69