Она бросилась наперерез и схватила злодейку за рукав. Та резко дернулась вперед, рукав затрещал и оторвался. Галина победно замахала им в воздухе, как захваченным в бою трофеем.
– Щас я тебя порву, как тузик грелку! – пообещала она и снова бросилась вперед.
На этот раз белобрысая дрянь решила использовать боевой опыт Галины и бросила в нее фарфоровую статуэтку йоркширского терьера. Галина уклонилась, и несчастная фарфоровая собачка вдребезги разбилась об изголовье кровати, осыпав шелковое покрывало мелкой белой пылью. Из-под кровати послышался жалобный стон Энни, и снова никто не отреагировал.
– Ты еще швыряться вздумала?! – еще больше разъярилась Галина и сделала огромный прыжок. При этом она преодолела разделявшее их с соперницей пространство и почти ухватила ее, но та в последнюю секунду откатилась в сторону, так что Галина вместо ее руки схватила туго набитую черную матерчатую сумку. Она дернула сумку на себя. Белобрысая завизжала тонко и противно, как бензопила, напоровшаяся на гвоздь. Галина чуть не оглохла от этого визга, но не разжала рук, сжимавших черную сумку. Однако тощая девица воспользовалась ее заминкой и прорвалась к двери. Галина метнулась следом за ней… но в дверном проеме возникла долговязая мужская фигура.
– Стой, стрелять буду! – рявкнул незнакомец, и в его руке действительно появился самый настоящий пистолет.
– Караул, убивают! – не очень громко произнесла Галина Евгеньевна и от неожиданности села на пол.
Два многострадальных капитана, Ананасов и Гудронов, шли по Староневскому проспекту, увлеченные важным разговором.
– А я тебе говорю, что это была Танька Ваучер! – в шестой или седьмой раз повторял другу и напарнику капитан Ананасов. – Вот что хочешь тебе дам на отсечение! Я ее писклявый голос ни за что ни с каким другим не перепутаю!
– Да я с тобой и не спорю, – пытался успокоить его Гудронов. – Но ты же видишь, Питиримыч, – последняя ниточка оборвалась! Так что давай лучше «змеиным делом» заниматься, а то с нас Кузьма Остапыч последнюю голову снимет!
– Последнюю? – Ананасов удивленно взглянул на напарника. – Это мою, что ли?
Они проходили мимо известного в районе питейного заведения под выразительным названием «Под мухой». Действительно, вывеску этого заведения украшало яркое изображение огромной светящейся мухи, кокетливо присевшей на край граненого стакана.
– Питиримыч, глянь! – Гудронов вдруг встал как вкопанный, уставившись на витрину пивной.
– Ты что, Сеня? – строго проговорил Ананасов. – Мы же с тобой приняли обдуманное и ответственное решение – завязать! Ты ведь знаешь, Сеня, поговорку: «Давши слово – держись!» И мы ведь с тобой уже убедились, какая от этого решения конкретная польза… и потом, Сеня, я тебя сколько раз просил – не называй меня этим устаревшим отчеством! Ты знаешь, как я его не люблю!
– Прости, Питиримыч! – Гудронов ткнул рукой в сторону пивной: – Но ты только глянь!
– С этого все и начинается… – хмуро ворчал Ананасов. – Сначала посмотришь, потом понюхаешь, а потом не удержишься и опрокинешь стаканчик…
Тем не менее он повернулся к витрине и удивленно уставился на прижавшегося к ней изнутри человека.
Это был Федор Росомахин собственной персоной. Он смотрел сквозь витрину пивной и делал милиционерам лицом и руками какие-то загадочные знаки.
Два капитана переглянулись и, тяжело вздохнув, вошли в питейное заведение.
– Хорошо, что я вас увидал! – забормотал Росомахин, поочередно заглядывая в глаза милиционерам. – А то я прям не знал, как быть… телефон-то свой вы мне оставили на всякий случай, да я его потерял… а тут как раз такой случай и подоспел…
– Какой еще случай? – процедил Ананасов, нервно оглядываясь по сторонам. Окружающие люди беззастенчиво употребляли крепкие спиртные напитки, и им не было никакого дела до двух капитанов, которые находились в завязке.
– Такой случай, что видел я ее! – прошептал Росомахин, перегнувшись через стол.
– Кого – ее? – переспросил Ананасов, нервно облизнувшись.
– Главное дело, что я с ними хотел по-хорошему! – горячо забормотал Федор, сверкая глазами. – Хотел по-хорошему, по-соседски! А они ко мне без всякого уважения… вместо того чтобы угостить по-доброму, а после поговорить, к примеру, об жизни, они меня шуганули, как кота помойного… и еще дверью усугубили…
– Слушай, Росомахин, ты уж переходи к делу! – занервничал уже и Гудронов. – Нам с другом здесь знаешь как тяжело находиться? Мы здесь испытываем невыносимые моральные и физические мучения! Короче, о ком это ты базаришь?
– Так я как раз о самом о деле! – Росомахин придвинулся еще ближе. – Дверью она меня шандарахнула и вообще убить пообещала!
– Кто? – устало осведомился Ананасов. Он уже жалел, что отреагировал на призывы Федора.
– Дак она же! Про которую ты расспрашивал! Кудрявая, беленькая, из себя невидная, и голосок такой визгливый… как будто, натурально, ножиком по стеклу вжикает…
– Танька Ваучер! – мгновенно оживился Ананасов и переглянулся с Гудроновым. – И где ж ты ее видел?
– Где видел – там ее уж нету, – зачастил Росомахин, сообразив, что не годится наводить милицию на собственное жилище. – А вот я вам скажу, куда она сейчас намылилась… между прочим, по части этого… квартирного грабежа!
– Ну, говори быстрее! – взмолился Ананасов.
– Ой, чего-то во рту у меня пересохло… – заныл Федор. – И рад бы сказать, да язык не ворочается… да и память опять же освежить требуется…
– Вот гад! – восхитился Гудронов. – До чего ж человек интерес свой блюдет! Это просто даже удивительно!
– Сколько? – строго осведомился Ананасов.
– Сто пятьдесят в самый раз будет. – Росомахин скромно потупился. – Я свою норму знаю. Если больше – так и правда могу ненароком в забывчивость впасть…
– Ладно, черт с тобой! Будет тебе сто пятьдесят! – Ананасов отошел к стойке и вскоре вернулся, неся в руке полный стакан и скрипя зубами от переполняющих душу чувств. – Пей уж, урод! – выдохнул он, придвинув Росомахину водку.
– Непременно! – Федор засиял как медный самовар, поднял стакан, поднес его к губам, влил в себя и крякнул от наслаждения. – Хорошо пошла! – проговорил он через секунду и вытер рукавом слезы умиления.
– Слушай, ты нас долго мучить будешь? – Ананасов заскрипел зубами. – Ты наше терпение не испытывай, оно не железное! Щас загребем тебя и запрем на пару дней в «обезьянник»…
– Это зачем же, начальники? – забеспокоился Росомахин. – В «обезьянник» не надо, я не мартышка какая-нибудь…
– Тогда говори быстро, что обещал.
– Насчет чего? – Федор часто заморгал глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Щас я тебя порву, как тузик грелку! – пообещала она и снова бросилась вперед.
На этот раз белобрысая дрянь решила использовать боевой опыт Галины и бросила в нее фарфоровую статуэтку йоркширского терьера. Галина уклонилась, и несчастная фарфоровая собачка вдребезги разбилась об изголовье кровати, осыпав шелковое покрывало мелкой белой пылью. Из-под кровати послышался жалобный стон Энни, и снова никто не отреагировал.
– Ты еще швыряться вздумала?! – еще больше разъярилась Галина и сделала огромный прыжок. При этом она преодолела разделявшее их с соперницей пространство и почти ухватила ее, но та в последнюю секунду откатилась в сторону, так что Галина вместо ее руки схватила туго набитую черную матерчатую сумку. Она дернула сумку на себя. Белобрысая завизжала тонко и противно, как бензопила, напоровшаяся на гвоздь. Галина чуть не оглохла от этого визга, но не разжала рук, сжимавших черную сумку. Однако тощая девица воспользовалась ее заминкой и прорвалась к двери. Галина метнулась следом за ней… но в дверном проеме возникла долговязая мужская фигура.
– Стой, стрелять буду! – рявкнул незнакомец, и в его руке действительно появился самый настоящий пистолет.
– Караул, убивают! – не очень громко произнесла Галина Евгеньевна и от неожиданности села на пол.
Два многострадальных капитана, Ананасов и Гудронов, шли по Староневскому проспекту, увлеченные важным разговором.
– А я тебе говорю, что это была Танька Ваучер! – в шестой или седьмой раз повторял другу и напарнику капитан Ананасов. – Вот что хочешь тебе дам на отсечение! Я ее писклявый голос ни за что ни с каким другим не перепутаю!
– Да я с тобой и не спорю, – пытался успокоить его Гудронов. – Но ты же видишь, Питиримыч, – последняя ниточка оборвалась! Так что давай лучше «змеиным делом» заниматься, а то с нас Кузьма Остапыч последнюю голову снимет!
– Последнюю? – Ананасов удивленно взглянул на напарника. – Это мою, что ли?
Они проходили мимо известного в районе питейного заведения под выразительным названием «Под мухой». Действительно, вывеску этого заведения украшало яркое изображение огромной светящейся мухи, кокетливо присевшей на край граненого стакана.
– Питиримыч, глянь! – Гудронов вдруг встал как вкопанный, уставившись на витрину пивной.
– Ты что, Сеня? – строго проговорил Ананасов. – Мы же с тобой приняли обдуманное и ответственное решение – завязать! Ты ведь знаешь, Сеня, поговорку: «Давши слово – держись!» И мы ведь с тобой уже убедились, какая от этого решения конкретная польза… и потом, Сеня, я тебя сколько раз просил – не называй меня этим устаревшим отчеством! Ты знаешь, как я его не люблю!
– Прости, Питиримыч! – Гудронов ткнул рукой в сторону пивной: – Но ты только глянь!
– С этого все и начинается… – хмуро ворчал Ананасов. – Сначала посмотришь, потом понюхаешь, а потом не удержишься и опрокинешь стаканчик…
Тем не менее он повернулся к витрине и удивленно уставился на прижавшегося к ней изнутри человека.
Это был Федор Росомахин собственной персоной. Он смотрел сквозь витрину пивной и делал милиционерам лицом и руками какие-то загадочные знаки.
Два капитана переглянулись и, тяжело вздохнув, вошли в питейное заведение.
– Хорошо, что я вас увидал! – забормотал Росомахин, поочередно заглядывая в глаза милиционерам. – А то я прям не знал, как быть… телефон-то свой вы мне оставили на всякий случай, да я его потерял… а тут как раз такой случай и подоспел…
– Какой еще случай? – процедил Ананасов, нервно оглядываясь по сторонам. Окружающие люди беззастенчиво употребляли крепкие спиртные напитки, и им не было никакого дела до двух капитанов, которые находились в завязке.
– Такой случай, что видел я ее! – прошептал Росомахин, перегнувшись через стол.
– Кого – ее? – переспросил Ананасов, нервно облизнувшись.
– Главное дело, что я с ними хотел по-хорошему! – горячо забормотал Федор, сверкая глазами. – Хотел по-хорошему, по-соседски! А они ко мне без всякого уважения… вместо того чтобы угостить по-доброму, а после поговорить, к примеру, об жизни, они меня шуганули, как кота помойного… и еще дверью усугубили…
– Слушай, Росомахин, ты уж переходи к делу! – занервничал уже и Гудронов. – Нам с другом здесь знаешь как тяжело находиться? Мы здесь испытываем невыносимые моральные и физические мучения! Короче, о ком это ты базаришь?
– Так я как раз о самом о деле! – Росомахин придвинулся еще ближе. – Дверью она меня шандарахнула и вообще убить пообещала!
– Кто? – устало осведомился Ананасов. Он уже жалел, что отреагировал на призывы Федора.
– Дак она же! Про которую ты расспрашивал! Кудрявая, беленькая, из себя невидная, и голосок такой визгливый… как будто, натурально, ножиком по стеклу вжикает…
– Танька Ваучер! – мгновенно оживился Ананасов и переглянулся с Гудроновым. – И где ж ты ее видел?
– Где видел – там ее уж нету, – зачастил Росомахин, сообразив, что не годится наводить милицию на собственное жилище. – А вот я вам скажу, куда она сейчас намылилась… между прочим, по части этого… квартирного грабежа!
– Ну, говори быстрее! – взмолился Ананасов.
– Ой, чего-то во рту у меня пересохло… – заныл Федор. – И рад бы сказать, да язык не ворочается… да и память опять же освежить требуется…
– Вот гад! – восхитился Гудронов. – До чего ж человек интерес свой блюдет! Это просто даже удивительно!
– Сколько? – строго осведомился Ананасов.
– Сто пятьдесят в самый раз будет. – Росомахин скромно потупился. – Я свою норму знаю. Если больше – так и правда могу ненароком в забывчивость впасть…
– Ладно, черт с тобой! Будет тебе сто пятьдесят! – Ананасов отошел к стойке и вскоре вернулся, неся в руке полный стакан и скрипя зубами от переполняющих душу чувств. – Пей уж, урод! – выдохнул он, придвинув Росомахину водку.
– Непременно! – Федор засиял как медный самовар, поднял стакан, поднес его к губам, влил в себя и крякнул от наслаждения. – Хорошо пошла! – проговорил он через секунду и вытер рукавом слезы умиления.
– Слушай, ты нас долго мучить будешь? – Ананасов заскрипел зубами. – Ты наше терпение не испытывай, оно не железное! Щас загребем тебя и запрем на пару дней в «обезьянник»…
– Это зачем же, начальники? – забеспокоился Росомахин. – В «обезьянник» не надо, я не мартышка какая-нибудь…
– Тогда говори быстро, что обещал.
– Насчет чего? – Федор часто заморгал глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64