Уверенные в своей победе, индейцы издали вопль торжества еще до начала боя.
У Лайта не было времени выстрелить. Тогда, отступив на шаг, он взмахнул прикладом и ударил одного из воинов в лицо. Послышался хруст костей, и из разбитого носа индейца хлынула кровь. Крича от боли, тот упал на спину.
Мэгги с быстротой кошки вскочила на ноги и успела нагнуться и увернуться от удара томагавком, который попытался нанести ей второй делавар. Индеец был слишком близко, и молодая женщина пырнула его ножом. Тут же она бросилась на землю и откатилась в сторону. Делавар промедлил всего лишь секунду, но этого времени хватило на то, чтобы Лайт перевернул свое ружье и выстрелил. На груди воина расцвело кровавое пятно. Он покачнулся и рухнул навзничь.
Второй воин, продолжая вопить от боли, бросился бежать. Лайт отшвырнул ружье и кинулся следом. Догнать раненого не составило труда. Следопыт вонзил нож ему в спину. Удар был точен. Наклонившись над мертвым, Лайт вытащил нож и побежал обратно к Мэгги.
На поляне не было никого, кроме мертвого индейца. У Лайта от ужаса перехватило дыхание.
Его бесценное сокровище пропало!
– Мэгги! – Отчаянный крик вырвался из глубины его сердца. – Мэг-ги!
Схватив ружье, полуослепленный страхом и недобрыми предчувствиями, он помчался через кустарник в ту сторону, где они оставили своих лошадей.
Там, уперев руки в бока, стояла Мэгги и смотрела вслед двум индейцам, удалявшимся на их лошадях.
– Они забрали наших лошадей, Лайт! Ну, как тебе это нравится?
– К черту этих проклятущих лошадей! – Следующие его слова были смесью французского и языка осейджей. Он произнес их очень сердито, схватив Мэгги за плечи и встряхивая ее. А потом он притянул ее за плечи и яростно обнял. – Mon Dieu, ch?rie! Ты меня напугала. Прошу тебя, девочка моя, всегда оставайся там, где я тебе велю!
Мэгги прижалась к мужу. Потом подняла голову, посмотрела ему в глаза и тяжко вздохнула:
– Если бы я осталась, то меня бы уже не было – как лошадей!
– Mon Dieu, это правда, мое сокровище. Лайт снова привлек к себе жену.
– Что мы будем делать без лошадей? – печально произнесла Мэгги.
– Не знаю. Я надеялся встретить народ моей матери и обменять их. – Лайт был раздосадован. – Чтобы ехать через прерию, нам понадобятся лошади покрепче.
– Мы справимся, Лайт. Не тревожься, – успокоила его жена.
– Хорошо, что мы не успели навьючить лошадей, – хмыкнул он. – Хоть какая-то радость.
– И что теперь, Лайт?
– Мы посмотрим, что за люди в той плоскодонке. В конце концов их всего трое, а одному Богу известно, сколько делаваров мы можем встретить между этим местом и поворотом реки.
Еще вчера вечером Эли Нильсен знал, что выше по течению перед ним идет человек и что он путешествует налегке. Только одинокий путник мог обработать тушу лани именно так: взять столько, сколько можно съесть, прежде чем мясо испортится, а остальное бросить в реку. Заметив убитое животное, Нильсен, Дешанель и немец по фамилии Крюгер гнали плоскодонку вверх по реке, пока не стемнело.
На рассвете Нильсен взялся за рулевое весло, а Отто Крюгер (возможно, лучший плотник на территории Миссисипи, но и самый неприятный по характеру) и Поль Дешанель, друг Эли, работали шестами.
– Ты думаешь, это он? – спросил Поль, с усилием вытаскивая свой шест из илистого дна.
– Возможно. Пикет сказал, что он уехал из Сент-Чарльза неделю назад.
– Если это он, mon ami, то ты увидишь его еще до ночи. Конечно, если делаварам не вздумается напасть на нас… или на него.
– Я был уверен, что он двинется вдоль берега. Пикет ничего не сказал, но путь к Обрывам вдоль реки самый удобный.
– Черт, Пикет не говорил, что твой Лайтбоди идет к Обрывам.
– Осторожный парень. Поль только хмыкнул.
– Охотники, который ехаль по реке тфа тня назат, не фидель никакой пелый лютей, – произнес немец.
– Они могли принять его за индейца.
– Ну да… – Поль снял с головы меховую шапку. – А разве он не индеец?
– Он тикарь?
Крюгер повернул свою лысую голову. У немца была такая толстая шея, что Поля всегда удивляло, как он умудрялся двигать ею.
Эли смотрел в бинокль.
– Если у него есть хоть капля ума, то он постарается обойти делаваров подальше, – проворчал Поль, налегая на шест. – Но если он безмозглый и пошел напролом – ходить ему без шевелюры. Хуже делаваров только наш Крюгер.
– Если он хочет достигнуть Обрывов до наступления зимы, то он идет вдоль реки.
Эли снова поднес бинокль к глазам.
– Кто знает, mon ami, почему француз поступает так, а не иначе. – Поль ухмыльнулся. – А француз с кровью осейджей… – он покрутил пальцем у виска, – сумасшедший мартовский заяц. Да-да-да, Эли, и не спорь. Этот Лайтбоди не дает тебе покоя уже пять лет!
Нильсен спорить не стал. Не мог он рассказать своему другу и то, зачем ему нужен метис. Когда-нибудь он это сделает, но не сейчас.
Неужели прошло всего пять лет, с тех пор как Слоун Кэррол прислал ему весточку о том, что хочет обсудить с ним одно дело? То, что Кэррол рассказал Эли, потрясло молодого человека до глубины души. Спустя несколько месяцев после визита к Кэрролам его гордость получила еще один удар. Дочь Слоуна, Ора, сказала ему, что уезжает в фамильный дом отца, чтобы учиться музыке. Молодая леди не подозревала, что ночами он не спал, мечтая о ней, и что приезжал к Кэрролам, только чтобы увидеть ее. Пять лет назад он был таким юным и неопытным, что не замечал, что Ора обращается с ним с той же вежливостью, какую проявляла ко всем знакомым отца.
Эли Нильсен слышал, как много прибыли можно получить, перевозя грузы вверх по Миссисипи. Это была одна из причин, по которой он оставил долину Огайо, спустился по реке Огайо до Миссисипи и по ней поднялся до Сент-Луиса. Там Эли купил ружья, порох, инструменты, одеяла и табак, намереваясь доставить их вверх по реке – возможно, до поселения Прери-дю-Шьен. Но потом… Потом он свернул на Миссури.
Оказывается, Батист Лайтбоди был хорошо известным проводником. Его очень расхваливал Зеб Пайк. Однако метис мало с кем общался. Слоун назвал только двух близких ему людей: Джефферсона Пикета и Уилла Мердока. Эти сведения привели Нильсена к Джефферсону Пикету, а теперь – сюда, в эту глушь.
В здешних местах Эли чувствовал себя заново родившимся. Он никогда не пожалеет об этой поездке, каким бы ни был ее результат. Он намеревался провести оставшуюся жизнь в этих краях, за великой рекой.
Стаи спугнутых птиц взлетели из тростников, когда к ним приблизилась плоскодонка. На песчаном берегу енот выпустил свой обед – рака – и бросился в кусты. Да, в этих лесах невозможно ни к чему подкрасться незамеченным. Животные сразу поднимут тревогу.
Эли внимательно осматривал берег, а его спутники молча работали шестами. После того как Поль и Эли купили в Сент-Луисе плоскодонку у Крюгера, тот присоединился к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
У Лайта не было времени выстрелить. Тогда, отступив на шаг, он взмахнул прикладом и ударил одного из воинов в лицо. Послышался хруст костей, и из разбитого носа индейца хлынула кровь. Крича от боли, тот упал на спину.
Мэгги с быстротой кошки вскочила на ноги и успела нагнуться и увернуться от удара томагавком, который попытался нанести ей второй делавар. Индеец был слишком близко, и молодая женщина пырнула его ножом. Тут же она бросилась на землю и откатилась в сторону. Делавар промедлил всего лишь секунду, но этого времени хватило на то, чтобы Лайт перевернул свое ружье и выстрелил. На груди воина расцвело кровавое пятно. Он покачнулся и рухнул навзничь.
Второй воин, продолжая вопить от боли, бросился бежать. Лайт отшвырнул ружье и кинулся следом. Догнать раненого не составило труда. Следопыт вонзил нож ему в спину. Удар был точен. Наклонившись над мертвым, Лайт вытащил нож и побежал обратно к Мэгги.
На поляне не было никого, кроме мертвого индейца. У Лайта от ужаса перехватило дыхание.
Его бесценное сокровище пропало!
– Мэгги! – Отчаянный крик вырвался из глубины его сердца. – Мэг-ги!
Схватив ружье, полуослепленный страхом и недобрыми предчувствиями, он помчался через кустарник в ту сторону, где они оставили своих лошадей.
Там, уперев руки в бока, стояла Мэгги и смотрела вслед двум индейцам, удалявшимся на их лошадях.
– Они забрали наших лошадей, Лайт! Ну, как тебе это нравится?
– К черту этих проклятущих лошадей! – Следующие его слова были смесью французского и языка осейджей. Он произнес их очень сердито, схватив Мэгги за плечи и встряхивая ее. А потом он притянул ее за плечи и яростно обнял. – Mon Dieu, ch?rie! Ты меня напугала. Прошу тебя, девочка моя, всегда оставайся там, где я тебе велю!
Мэгги прижалась к мужу. Потом подняла голову, посмотрела ему в глаза и тяжко вздохнула:
– Если бы я осталась, то меня бы уже не было – как лошадей!
– Mon Dieu, это правда, мое сокровище. Лайт снова привлек к себе жену.
– Что мы будем делать без лошадей? – печально произнесла Мэгги.
– Не знаю. Я надеялся встретить народ моей матери и обменять их. – Лайт был раздосадован. – Чтобы ехать через прерию, нам понадобятся лошади покрепче.
– Мы справимся, Лайт. Не тревожься, – успокоила его жена.
– Хорошо, что мы не успели навьючить лошадей, – хмыкнул он. – Хоть какая-то радость.
– И что теперь, Лайт?
– Мы посмотрим, что за люди в той плоскодонке. В конце концов их всего трое, а одному Богу известно, сколько делаваров мы можем встретить между этим местом и поворотом реки.
Еще вчера вечером Эли Нильсен знал, что выше по течению перед ним идет человек и что он путешествует налегке. Только одинокий путник мог обработать тушу лани именно так: взять столько, сколько можно съесть, прежде чем мясо испортится, а остальное бросить в реку. Заметив убитое животное, Нильсен, Дешанель и немец по фамилии Крюгер гнали плоскодонку вверх по реке, пока не стемнело.
На рассвете Нильсен взялся за рулевое весло, а Отто Крюгер (возможно, лучший плотник на территории Миссисипи, но и самый неприятный по характеру) и Поль Дешанель, друг Эли, работали шестами.
– Ты думаешь, это он? – спросил Поль, с усилием вытаскивая свой шест из илистого дна.
– Возможно. Пикет сказал, что он уехал из Сент-Чарльза неделю назад.
– Если это он, mon ami, то ты увидишь его еще до ночи. Конечно, если делаварам не вздумается напасть на нас… или на него.
– Я был уверен, что он двинется вдоль берега. Пикет ничего не сказал, но путь к Обрывам вдоль реки самый удобный.
– Черт, Пикет не говорил, что твой Лайтбоди идет к Обрывам.
– Осторожный парень. Поль только хмыкнул.
– Охотники, который ехаль по реке тфа тня назат, не фидель никакой пелый лютей, – произнес немец.
– Они могли принять его за индейца.
– Ну да… – Поль снял с головы меховую шапку. – А разве он не индеец?
– Он тикарь?
Крюгер повернул свою лысую голову. У немца была такая толстая шея, что Поля всегда удивляло, как он умудрялся двигать ею.
Эли смотрел в бинокль.
– Если у него есть хоть капля ума, то он постарается обойти делаваров подальше, – проворчал Поль, налегая на шест. – Но если он безмозглый и пошел напролом – ходить ему без шевелюры. Хуже делаваров только наш Крюгер.
– Если он хочет достигнуть Обрывов до наступления зимы, то он идет вдоль реки.
Эли снова поднес бинокль к глазам.
– Кто знает, mon ami, почему француз поступает так, а не иначе. – Поль ухмыльнулся. – А француз с кровью осейджей… – он покрутил пальцем у виска, – сумасшедший мартовский заяц. Да-да-да, Эли, и не спорь. Этот Лайтбоди не дает тебе покоя уже пять лет!
Нильсен спорить не стал. Не мог он рассказать своему другу и то, зачем ему нужен метис. Когда-нибудь он это сделает, но не сейчас.
Неужели прошло всего пять лет, с тех пор как Слоун Кэррол прислал ему весточку о том, что хочет обсудить с ним одно дело? То, что Кэррол рассказал Эли, потрясло молодого человека до глубины души. Спустя несколько месяцев после визита к Кэрролам его гордость получила еще один удар. Дочь Слоуна, Ора, сказала ему, что уезжает в фамильный дом отца, чтобы учиться музыке. Молодая леди не подозревала, что ночами он не спал, мечтая о ней, и что приезжал к Кэрролам, только чтобы увидеть ее. Пять лет назад он был таким юным и неопытным, что не замечал, что Ора обращается с ним с той же вежливостью, какую проявляла ко всем знакомым отца.
Эли Нильсен слышал, как много прибыли можно получить, перевозя грузы вверх по Миссисипи. Это была одна из причин, по которой он оставил долину Огайо, спустился по реке Огайо до Миссисипи и по ней поднялся до Сент-Луиса. Там Эли купил ружья, порох, инструменты, одеяла и табак, намереваясь доставить их вверх по реке – возможно, до поселения Прери-дю-Шьен. Но потом… Потом он свернул на Миссури.
Оказывается, Батист Лайтбоди был хорошо известным проводником. Его очень расхваливал Зеб Пайк. Однако метис мало с кем общался. Слоун назвал только двух близких ему людей: Джефферсона Пикета и Уилла Мердока. Эти сведения привели Нильсена к Джефферсону Пикету, а теперь – сюда, в эту глушь.
В здешних местах Эли чувствовал себя заново родившимся. Он никогда не пожалеет об этой поездке, каким бы ни был ее результат. Он намеревался провести оставшуюся жизнь в этих краях, за великой рекой.
Стаи спугнутых птиц взлетели из тростников, когда к ним приблизилась плоскодонка. На песчаном берегу енот выпустил свой обед – рака – и бросился в кусты. Да, в этих лесах невозможно ни к чему подкрасться незамеченным. Животные сразу поднимут тревогу.
Эли внимательно осматривал берег, а его спутники молча работали шестами. После того как Поль и Эли купили в Сент-Луисе плоскодонку у Крюгера, тот присоединился к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61