Будь я мужчиной, я бы в нее влюбилась.
Картрайт сел, зажав трубку между зубами. Он поставил локти на стол и взъерошил волосы на висках. Собственно говоря (в философическом смысле слова), он был просто смущен; в подобных случаях практичные тетушки настоятельно рекомендуют крепкий мясной бульон. В другое время он бы сам изумился своей откровенности.
– Ах, Тилли! Как странно устроен мир!
– Это уж точно. Но что же ты намерен делать?
– Делать?
– Да, Билл Картрайт! Вот как тебе нужно поступить. Воспользуйся моей подсказкой. Иди прямо к ней и обними ее.
– Вот так, да?
– Конечно. Поведи себя как первобытный человек. – Тилли вдруг посерьезнела и широко распахнула глаза. – Но предупреждаю тебя, милый. Первым делом тебе придется сделать следующее: избавься от своих зарослей.
– Каких еще зарослей?
– Вот от этих. От твоей… растительности на лице, – неприязненно выговорила Тилли. Она выпустила мощную струю дыма, нервно передернула широкими плечами и затушила окурок в пепельнице. – Иначе она просто даст тебе пощечину. Ты что, вчера родился? Неужели ты считаешь, что женщинам приятно, когда их колют конским волосом из матраса?
На Тилли снизошло вдохновение. Она смотрела куда-то вдаль, словно в глазок кинокамеры; жизнь казалась ей театральной кассой. Она склонилась к нему поближе:
– Ш-ш-ш! Слушай. У меня в комнате есть маникюрные ножницы. Я незаметно притащу их тебе, а потом тихонько уберусь отсюда. Подрежь бороду покороче, а потом сбрей ее в закутке. Я знаю, у тебя там есть бритва и все, что полагается, потому что, когда ты забываешь фонарик, ты ночуешь здесь, на диване. Долой растительность! И тогда – ты готов. Просто иди в соседний кабинет и… – Она торжественно показала на дверь.
– Ты хочешь, чтобы я…
– Ш-ш-ш!
– Ладно, хорошо. Но сейчас уже поздно, Тилли. Она скоро уйдет.
– Нет, не уйдет. Она самозабвенно трудится и очень злится. У нее есть бутылка молока и печенье; она заявила, что будет работать полночи. И потом… – Тилли вдруг замолчала и внимательно посмотрела на Картрайта. Глаза ее раскрылись еще шире. – Билл Картрайт, где твой боевой дух? Что с тобой стряслось? Пока я здесь, ты ни разу не заговорил ни о чем возвышенном! Ах ты, старый влюбленный сом! Ты боишься!
– Ш-ш-ш! – прошипел Картрайт.
– Скажешь, нет?
– Конечно нет, – возразил он, уверенный в том, что ничего не боится. – Если ты будешь так любезна заткнуть свой хорошенький ротик на пять секунд и позволишь мне вставить хоть слово, я постараюсь объяснить тебе мою позицию.
– Ну вот, так уже больше похоже на тебя, – обрадовалась Тилли. – Вперед, детка! Я слушаю.
Он положил трубку в пепельницу.
– Во-первых, Тилли, я кое-что заметил. Мне, конечно, не по себе, но не сильно. А вот с тобой явно что-то творится.
– Со мной?!
– Да. И мне очень интересно, с чего ты внезапно сделалась свахой. Нет, не подумай плохого, я тебе очень признателен. Но почему? Если точнее, что у тебя на уме?
– Ладно, ты сам напросился! – прошептала Тилли. Она некоторое время помолчала, собираясь с мыслями; лампа светила на нее сверху, и она казалась какой-то укороченной. Ее пухлые ручки сжались в кулаки; кожа на запястьях натянулась и блестела. Она повертела обручальное кольцо, сверкнувшее при свете лампы. – Моника славная девочка, Билл, – сказала она. – И если ты о ней не позаботишься, никто о ней не позаботится. Она боится, Билл.
– Боится? Но чего?
– Сдается мне, – Тилли посмотрела ему прямо в глаза, – кто-то собирается убить ее – возможно, уже сегодня.
Глава 7
ЗЛОДЕЙСКАЯ РОЛЬ СВЕТОМАСКИРОВОЧНОГО ЗАНАВЕСА
1
Все вернулось.
Нет пророка в своем отечестве! Над его предсказаниями потешались и Хаккетт, и Фиск. Билл Картрайт припомнил все свои опасения, отошедшие на второй план после начала войны; он вспоминал улики, которые никто не желал замечать, версии, которые никто не желал слушать. Он воспроизвел в памяти свою беседу со старшим инспектором Хамфри Мастерсом, которая состоялась в Лондоне две недели назад. Мастерс вежливо убеждал его: возможно, это все-таки была чья-то грубая и глупая шутка. Преступно сейчас беспокоить такими мелочами сэра Генри Мерривейла. И не следует засорять пустяковыми письмами и без того перегруженное почтовое ведомство.
Однако самую важную улику он по-прежнему хранил в нижнем ящике письменного стола.
– Откуда ты знаешь? – громко осведомился Картрайт у Тилли. Голос его эхом отразился от крашенных белой краской стен.
– Ш-ш-ш! По крайней мере, я так думаю.
– Но откуда ты знаешь?
– Ей приходят анонимные письма. На той неделе она получила два. А может, и больше – я просто не знаю.
Картрайт крепко схватил Тилли за руку повыше локтя и потащил в закуток, отделенный от рабочего кабинета стенкой. Здесь было маленькое окошко, которое не нуждалось в светомаскировочных шторах, так как его замазали снаружи черной краской. В закутке царил творческий беспорядок, поскольку Билл, как и Тилли, литрами поглощал кофе во время работы; но сейчас не было времени извиняться за кавардак. Закрыв дверь, он включил свет.
– А теперь, – сказал он, – перестань шептать и объясни, что ты имеешь в виду.
Тилли, видимо, испугалась серьезности, прозвучавшей в его голосе. Однако она дерзко выпятила подбородок.
– Прочти-ка, – заявила она. – Ну, смелее! Читай!
Тилли вытащила из кармана пиджака смятую половинку листа бумаги розоватого цвета – такую можно купить в универмаге Вулворта – и швырнула Картрайту. На листке темно-синими чернилами было написано:
«Привет, Ясноглазка! Я еще с тобой не покончил. Скоро папу и тетю Флосси ждет приятный сюрприз. С серной кислотой не вышло; но у меня для тебя припасено еще кое-что. В следующий раз тебе не удастся отскочить».
Каждое слово записки дышало злобой. Но Картрайт увидел именно то, что и ожидал увидеть.
Перед его мысленным взором предстала доска объявлений у входа в студийный павильон номер три; на доске мелом были нацарапаны слова. Фотокопия надписи лежала в нижнем ящике его стола. Насколько он мог судить без подробного сравнительного анализа, почерк автора записки и почерк, которым было написано объявление на доске, оказались идентичны.
Уильяму Картрайту стало нехорошо.
– Говоришь, она все время получает такие вот письма?
– По крайней мере, два. Одно пришло сегодня утром.
– Что в нем было?
– Не знаю, милый. Она их мне не показывала.
– Тогда как ты раздобыла эту записку?
– Украла, – сообщила ему Тилли, нимало не смущаясь. – Мне показалось, пора что-то предпринять.
– Ты ее украла?
– Да, из ее спальни. Я не могла прочитать письмо, которое она получила сегодня, только мельком его проглядела. В нем шла речь о «сегодняшней ночи». Маленькой Тилли показалось, что это слишком.
Картрайту стало трудно дышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Картрайт сел, зажав трубку между зубами. Он поставил локти на стол и взъерошил волосы на висках. Собственно говоря (в философическом смысле слова), он был просто смущен; в подобных случаях практичные тетушки настоятельно рекомендуют крепкий мясной бульон. В другое время он бы сам изумился своей откровенности.
– Ах, Тилли! Как странно устроен мир!
– Это уж точно. Но что же ты намерен делать?
– Делать?
– Да, Билл Картрайт! Вот как тебе нужно поступить. Воспользуйся моей подсказкой. Иди прямо к ней и обними ее.
– Вот так, да?
– Конечно. Поведи себя как первобытный человек. – Тилли вдруг посерьезнела и широко распахнула глаза. – Но предупреждаю тебя, милый. Первым делом тебе придется сделать следующее: избавься от своих зарослей.
– Каких еще зарослей?
– Вот от этих. От твоей… растительности на лице, – неприязненно выговорила Тилли. Она выпустила мощную струю дыма, нервно передернула широкими плечами и затушила окурок в пепельнице. – Иначе она просто даст тебе пощечину. Ты что, вчера родился? Неужели ты считаешь, что женщинам приятно, когда их колют конским волосом из матраса?
На Тилли снизошло вдохновение. Она смотрела куда-то вдаль, словно в глазок кинокамеры; жизнь казалась ей театральной кассой. Она склонилась к нему поближе:
– Ш-ш-ш! Слушай. У меня в комнате есть маникюрные ножницы. Я незаметно притащу их тебе, а потом тихонько уберусь отсюда. Подрежь бороду покороче, а потом сбрей ее в закутке. Я знаю, у тебя там есть бритва и все, что полагается, потому что, когда ты забываешь фонарик, ты ночуешь здесь, на диване. Долой растительность! И тогда – ты готов. Просто иди в соседний кабинет и… – Она торжественно показала на дверь.
– Ты хочешь, чтобы я…
– Ш-ш-ш!
– Ладно, хорошо. Но сейчас уже поздно, Тилли. Она скоро уйдет.
– Нет, не уйдет. Она самозабвенно трудится и очень злится. У нее есть бутылка молока и печенье; она заявила, что будет работать полночи. И потом… – Тилли вдруг замолчала и внимательно посмотрела на Картрайта. Глаза ее раскрылись еще шире. – Билл Картрайт, где твой боевой дух? Что с тобой стряслось? Пока я здесь, ты ни разу не заговорил ни о чем возвышенном! Ах ты, старый влюбленный сом! Ты боишься!
– Ш-ш-ш! – прошипел Картрайт.
– Скажешь, нет?
– Конечно нет, – возразил он, уверенный в том, что ничего не боится. – Если ты будешь так любезна заткнуть свой хорошенький ротик на пять секунд и позволишь мне вставить хоть слово, я постараюсь объяснить тебе мою позицию.
– Ну вот, так уже больше похоже на тебя, – обрадовалась Тилли. – Вперед, детка! Я слушаю.
Он положил трубку в пепельницу.
– Во-первых, Тилли, я кое-что заметил. Мне, конечно, не по себе, но не сильно. А вот с тобой явно что-то творится.
– Со мной?!
– Да. И мне очень интересно, с чего ты внезапно сделалась свахой. Нет, не подумай плохого, я тебе очень признателен. Но почему? Если точнее, что у тебя на уме?
– Ладно, ты сам напросился! – прошептала Тилли. Она некоторое время помолчала, собираясь с мыслями; лампа светила на нее сверху, и она казалась какой-то укороченной. Ее пухлые ручки сжались в кулаки; кожа на запястьях натянулась и блестела. Она повертела обручальное кольцо, сверкнувшее при свете лампы. – Моника славная девочка, Билл, – сказала она. – И если ты о ней не позаботишься, никто о ней не позаботится. Она боится, Билл.
– Боится? Но чего?
– Сдается мне, – Тилли посмотрела ему прямо в глаза, – кто-то собирается убить ее – возможно, уже сегодня.
Глава 7
ЗЛОДЕЙСКАЯ РОЛЬ СВЕТОМАСКИРОВОЧНОГО ЗАНАВЕСА
1
Все вернулось.
Нет пророка в своем отечестве! Над его предсказаниями потешались и Хаккетт, и Фиск. Билл Картрайт припомнил все свои опасения, отошедшие на второй план после начала войны; он вспоминал улики, которые никто не желал замечать, версии, которые никто не желал слушать. Он воспроизвел в памяти свою беседу со старшим инспектором Хамфри Мастерсом, которая состоялась в Лондоне две недели назад. Мастерс вежливо убеждал его: возможно, это все-таки была чья-то грубая и глупая шутка. Преступно сейчас беспокоить такими мелочами сэра Генри Мерривейла. И не следует засорять пустяковыми письмами и без того перегруженное почтовое ведомство.
Однако самую важную улику он по-прежнему хранил в нижнем ящике письменного стола.
– Откуда ты знаешь? – громко осведомился Картрайт у Тилли. Голос его эхом отразился от крашенных белой краской стен.
– Ш-ш-ш! По крайней мере, я так думаю.
– Но откуда ты знаешь?
– Ей приходят анонимные письма. На той неделе она получила два. А может, и больше – я просто не знаю.
Картрайт крепко схватил Тилли за руку повыше локтя и потащил в закуток, отделенный от рабочего кабинета стенкой. Здесь было маленькое окошко, которое не нуждалось в светомаскировочных шторах, так как его замазали снаружи черной краской. В закутке царил творческий беспорядок, поскольку Билл, как и Тилли, литрами поглощал кофе во время работы; но сейчас не было времени извиняться за кавардак. Закрыв дверь, он включил свет.
– А теперь, – сказал он, – перестань шептать и объясни, что ты имеешь в виду.
Тилли, видимо, испугалась серьезности, прозвучавшей в его голосе. Однако она дерзко выпятила подбородок.
– Прочти-ка, – заявила она. – Ну, смелее! Читай!
Тилли вытащила из кармана пиджака смятую половинку листа бумаги розоватого цвета – такую можно купить в универмаге Вулворта – и швырнула Картрайту. На листке темно-синими чернилами было написано:
«Привет, Ясноглазка! Я еще с тобой не покончил. Скоро папу и тетю Флосси ждет приятный сюрприз. С серной кислотой не вышло; но у меня для тебя припасено еще кое-что. В следующий раз тебе не удастся отскочить».
Каждое слово записки дышало злобой. Но Картрайт увидел именно то, что и ожидал увидеть.
Перед его мысленным взором предстала доска объявлений у входа в студийный павильон номер три; на доске мелом были нацарапаны слова. Фотокопия надписи лежала в нижнем ящике его стола. Насколько он мог судить без подробного сравнительного анализа, почерк автора записки и почерк, которым было написано объявление на доске, оказались идентичны.
Уильяму Картрайту стало нехорошо.
– Говоришь, она все время получает такие вот письма?
– По крайней мере, два. Одно пришло сегодня утром.
– Что в нем было?
– Не знаю, милый. Она их мне не показывала.
– Тогда как ты раздобыла эту записку?
– Украла, – сообщила ему Тилли, нимало не смущаясь. – Мне показалось, пора что-то предпринять.
– Ты ее украла?
– Да, из ее спальни. Я не могла прочитать письмо, которое она получила сегодня, только мельком его проглядела. В нем шла речь о «сегодняшней ночи». Маленькой Тилли показалось, что это слишком.
Картрайту стало трудно дышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52