– Доставили вы мне хлопот, – проворчал великий человек, роясь в ворохе бумаг на столе. – Я получил ваше странное письмецо. А еще – то, что вы называете копией улики. Послушайте-ка меня. – Голос его слегка изменился. – Что у вас в голове?
Билл глубоко вздохнул.
– У меня в голове, – начал он, – убийство. На киностудии «Пайнем» за последние три недели совершено два покушения, причем одно из них настолько бессмысленное, что похоже на дело рук маньяка. И оба направлены против одного и того же лица. Девушки по имени Моника Стэнтон.
– Угу. Ну и что?
– У нее в целом мире нет ни одного врага. Я не могу придумать ни одного объяснения тому, почему кто-то хочет ее убить. Я хочу, чтобы вы выяснили, почему убийца покушается на нее, и добыли доказательства, которые отправят подлеца туда, куда ему и положено. Сам я не в состоянии уличить мерзавца. Он либо феноменально умен, либо ему феноменально везет. Он в открытую пишет своей рукой указание на грифельной доске, оставляет свой почерк в двух письмах – и тем не менее, его невозможно выследить. Он в открытую кричит через окно – но все же никто из нас не может с уверенностью опознать его голос. А хуже всего то, что я практически уверен: я знаю, кто он.
– Угу. И кто же он, по-вашему?
– Один тип по имени Курт фон Гагерн.
– Понятно. Основания?
– Но, сэр… Я же написал…
– Хм, да. Но сейчас забудьте про письмо. Просто расскажите, какие у вас основания так полагать.
Билл понял: пробил его час.
– Если позволите, сэр, я бы хотел начать с первого несчастного случая, который имел место ровно три недели назад. Снимали эпизод фильма под названием «Шпионы на море». Действие разворачивалось в каюте роскошного лайнера. Говард Фиск (очевидно, по чистой случайности) опрокинул графин с водой, который стоял на прикроватном столике. Оказалось, что в графине не вода, а серная кислота. Считается, что обстановка каюты воспроизведена по фотографиям интерьеров немецкого лайнера «Брунгильда»; за сооружением декораций следил Гагерн, который славится приверженностью к реализму и точностью в мелочах… Сэр Генри, вы когда-нибудь путешествовали на борту трансатлантического лайнера?
– Конечно, сынок. А что?
– Так вот, – заявил Картрайт. – Вы когда-нибудь видели, чтобы в каютах таких лайнеров на прикроватном столике стоял стеклянный графин? – Помолчав, он продолжал: – По-моему, вряд ли. В роскошные апартаменты и каюты первого класса ставят сосуды для воды двух видов. Одни изготовлены из очень прочного, тяжелого стекла; их тщательно, чтобы не упали, закрепляют на полочке над раковиной. Кроме того, охлажденную питьевую воду хранят в термосах. Причина очевидна. Поставить в каюте океанского лайнера на прикроватный столик обычный графин из тонкого стекла, такой как дома, – совершенное безумие. При первой же качке он разобьется вдребезги. Ни одна уважающая себя пароходная компания такого не допустит. Ни одна пароходная компания такого и не допускала. Гагерн, который утверждает, что пересекал Атлантику несчетное количество раз, должен знать подобные вещи! Но даже если он не обратил внимания на такие мелочи, у него ведь были фотографии «Брунгильды»! Нет. Я уверен, что графин из тонкого стекла был поставлен туда нарочно – и именно на шаткий столик, который так легко толкнуть; и он специально позаботился о том, чтобы столик толкнули!
Почитайте, что говорит о происшествии Говард Фиск! Говард говорит: «Мы беседовали с Гагерном. Я расхаживал туда-сюда и жестикулировал; когда я развернулся, он крикнул: «Осторожнее!» Я задел прикроватный столик, и тот перевернулся…» – и так далее. Снова Гагерн, видите?
Говард Фиск славится своей неуклюжестью. Если бы мне понадобилось во время разговора заставить его что-нибудь опрокинуть – весит-то он немало, – готов поспорить, мне бы удалось провернуть дело так, что ни Фиск и ни кто другой даже не заподозрили, что все проделано специально. Вот что случилось, сэр. Кислоту в графин налил Гагерн! Вот что самое главное. Готов поклясться жизнью, кислота – его рук дело. Но вот хоть убей, не пойму, зачем ему это надо!
3
Затянувшись, Картрайт заметил, что его трубка потухла.
Писатель страдал в Военном министерстве, как Моника Стэнтон на киностудии. Обстановка настолько сильно на него повлияла, что он совершенно позабыл о времени. Он говорил и говорил, опустив голову и не давая себя перебить. Ему казалось, что свои идеи он излагает красиво и доступно. Больше всего на свете ему хотелось произвести на своих слушателей благоприятное впечатление.
Г.М. внимательно слушал его. Игроки в покер, которые собираются в клубе «Диоген», считают, что пытаться по лицу Г.М. угадать, какая у него карта, – занятие неблагодарное.
– Так… понятно, – заявил он наконец, закидывая руки за крупную лысую голову. – Все выглядит логично. Знаете, вы мне слегка напоминаете Мастерса. Что там дальше?
– Первое покушение на Монику Стэнтон.
– Продолжайте!
– Я прислал вам ее показания в сокращенном виде. Потом вы прочтете, что она говорит. За несколько минут до того, как к ней подошел мальчик-посыльный и передал, что мистер Хаккетт ждет ее в павильоне тысяча восемьсот восемьдесят два, она сидела возле съемочной площадки и разговаривала с Фрэнсис Флер. Они неплохо поладили; только дамы приступили к доверительной беседе, как вдруг Ф.Ф. как будто что-то заметила. Она прервала разговор, вскочила, торопливо извинилась и убежала. Я спрашиваю: почему? Кстати, известно ли вам что-нибудь о Фрэнсис Флер?
– Хо-хо! – отозвался Г.М., расплываясь в злорадной ухмылке и потирая руки. При этом взгляд великого человека выдавал бродящие в его голове мысли, которые вполне можно было бы назвать похотливыми. Затем Г.М. громко фыркнул. – Видел ее на экране, сынок. Чтоб мне лопнуть, что за женщина! Эй, Кен! – Он повернулся к капитану Блейку. – Помнишь, как мы видели ее в роли Поппеи? Твоя жена тогда страшно разозлилась и ругала ее во время всего фильма и потом еще весь вечер?
– О, это о ней, сэр, – кивнул Билл, – только Ф.Ф. совсем не Поппея.
– Не Поппея?
– Нет. Ф.Ф. требует от жизни немногого. Разве что капельку восхищения и внимания со стороны поклонников. А потом ей нужно, чтобы ее оставили в покое. Она способна терпеливо сидеть много часов, пока техники устанавливают свет или возятся с камерами; она только просит, чтобы с ней кто-нибудь разговаривал. Она никогда ни перед кем не извиняется. Она никогда не вскакивает с места – ради кого бы то ни было. Она ни за кем не бегает.
Картрайт помолчал.
– Нет, бегает – но только за одним человеком. Я имею в виду ее мужа. Он – единственный, кто способен подвигнуть ее на такие действия. Они женаты всего несколько месяцев; уверяю вас, женились они по любви; и они проделывают на публике такое, что очевидцы вздрагивают, а работа прекращается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52