Когда граф Кломортон обратился к ним с просьбой продать Рафаэля и предложил за картину огромную сумму, они согласились. Некий делец по имени Сэмюэль Пэрис взялся вывезти картину из Италии и обратился за помощью к Мантини.
Их план был прост, как все гениальное: Мантини пишет картину поверх холста Рафаэля, и в таком виде она покидает страну. В Англии картину Рафаэля восстанавливают, и она занимает отведенное ей место в коллекции графа. Я предполагаю, что Мантини покрыл картину Рафаэля защитным слоем и при написании нового изображения использовал только краски, легко поддающиеся удалению.
Конечно, я не знаю многих технических подробностей, но уверен: именно так все и было. В архиве Кломортона есть письмо от Пэриса, в котором он заверяет графа, что Мантини писал картину поверх Рафаэля под его личным присмотром. Тем не менее шедевр так и не попал в галерею Кломортона.
На одной из стадий дело сорвалось, не знаю уж, намеренно или случайно. По всей видимости, картину подменили; ди Парма получили деньги за Рафаэля, но в Англию была доставлена подделка, под верхним слоем которой не оказалось Рафаэля. Когда вскрылся обман, граф не выдержал удара и умер. Больше в семье об этом деле не упоминалось.
Итак, мы имеем: картина Рафаэля действительно была скрыта под изображением Мантини — это видел Пэрис; она так и не попала в Англию, но в то же время исчезла из коллекции ди Парма. И еще: в переписи имущества ди Парма от 1728 года называется картина Мантини, в то время как четырьмя годами ранее о ней нет ни слова.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что картина Рафаэля осталась в Италии, скрытая под изображением Мантини. Правда, непонятно, почему ди Парма не восстановили произведение мастера. Как бы там ни было, Мантини остался в коллекции и, очевидно, ценился в семье столь мало, что в шестидесятые годы девятнадцатого века она подарила картину церкви Святой Варвары в качестве надалтарного изображения.
Впервые я увидел эту картину год назад, когда только начинал работать над диссертацией. Затем, узнав, что под ней может скрываться Рафаэль, я вернулся проверить свою догадку, но картина исчезла. Какой-то проходимец увел ее у меня из-под носа».
Досада арестованного, пробивавшаяся даже сквозь официальный стиль протокола, была понятна Боттандо. Мало того, что от парня ускользнула возможность сделать величайшее открытие в мире искусства, так еще и арестовали как какого-нибудь бродягу. Конечно, если допустить, что это действительно величайшее открытие. В любом случае, если картина исчезла, нужно этим делом заняться. Боттандо никогда не упускал случая прогуляться по Риму, поэтому спустился на второй этаж, позвал Флавию, и вместе они отправились к церкви Святой Варвары.
«Одним из преимуществ нашей работы, — размышлял Боттандо дорогой, — является возможность жить в Риме». Он родился в маленьком городке, но, прожив в Риме тридцать лет, считал себя настоящим римлянином. Прежде он служил в Милане и был недоволен не столько работой, сколько самим городом — считал его бездушным и бесцветным.
Но в один прекрасный день Боттандо получил новое назначение — его пригласили в Рим возглавить управление по борьбе с кражами произведений искусства, которые на тот момент стали настоящим бедствием для Италии. Образованию управления предшествовала пропажа двенадцати знаменитых полотен из лучшего — и теоретически лучше всего охраняемого — музея страны. Полицейские, как обычно, не знали, с какого конца подступиться к расследованию. У них не было связей в мире искусства, они не знали потенциальных заказчиков и не имели никаких зацепок для начала поиска.
В стране, где любовь к искусству — черта национального характера, дело грозило перерасти в политический скандал. Небольшие партии в правящей коалиции стали выступать с речами о защите национального наследия от алчных иностранцев, стремясь этим пошатнуть ряды более многочисленной партии христианских демократов. В какой-то момент даже показалось, что социалисты выйдут из коалиции, правительство подаст в отставку и благодаря любви к искусству страна возьмет новый политический курс.
Но ничего этого не случилось. Полиция углядела в ситуации возможность разрастись до размеров своего вечного соперника — карабинерии и предложила объявить борьбу с кражами произведений искусства общенациональной задачей. Министр внутренних дел поддержал предложение, организовал новое управление и на должность начальника пригласил Боттандо, который в то время вел неравную и заранее проигранную борьбу с преступниками в белых воротничках, заправлявшими в финансовых кругах Милана.
Перевод в Рим стал одним из самых радостных событий в карьере Боттандо. Все вечера напролет он бродил по улицам древнего города, любуясь достопримечательностями, посещал величественные развалины Императорского форума, наслаждался тишиной и умиротворением средневековых храмов, восхищался экстравагантными памятниками барокко. Он мог бродить, сколько хотел, и благословлял свой статус холостяка, даривший ему такую свободу.
Вот и сейчас, шагая рядом с Флавией, Боттандо постоянно смотрел по сторонам и повел ее к церкви Святой Варвары кружным путем — дело, по которому они шли, было не особенно срочным, и лишние пять минут не имели значения. Стояла ранняя весна, светило утреннее солнце, и просыпающийся Рим, несмотря на дорожные пробки, мусор и шум толпы, казался Боттандо волшебным местом. Желтые здания упирались в чистое голубое небо, из открытых дверей баров и ресторанов неслись изумительные ароматы кофе и готовящейся еды, без умолку болтающие официанты в безупречно чистых рубашках выносили на улицу столики, расстилали на них хрустящие белые скатерти и расставляли миниатюрные вазы с цветами. В поле зрения Боттандо попали несколько туристов, как всегда, утомленных и в своей обычной униформе — мятая одежда и рюкзак за спиной. К счастью, туристов в это время года еще немного, основной наплыв начнется лишь через несколько недель. А пока Рим принадлежал только римлянам, и Боттандо чувствовал себя в нем как в раю.
Их путь к церкви Святой Варвары пролегал через рынок на Кампо-дей-Фьори. С восточной стороны он выходил на виа Джиуббонари — узкую прямую улочку с магазинами, торгующими обувью и одеждой. Она была слишком узкой, чтобы по ней могли ездить машины, но несколько «фиатов» все же сумели протиснуться и теперь медленно ползли, оглушительно сигналя пешеходам и заставляя их передвигаться, прижимаясь к зданиям. Боттандо с Флавией спустились по улице, свернули налево и, обогнув магазин «сэконд-хэнда», оказались перед церковью Святой Варвары.
Это была крошечная церковь, которую не удостоил вниманием даже Боттандо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Их план был прост, как все гениальное: Мантини пишет картину поверх холста Рафаэля, и в таком виде она покидает страну. В Англии картину Рафаэля восстанавливают, и она занимает отведенное ей место в коллекции графа. Я предполагаю, что Мантини покрыл картину Рафаэля защитным слоем и при написании нового изображения использовал только краски, легко поддающиеся удалению.
Конечно, я не знаю многих технических подробностей, но уверен: именно так все и было. В архиве Кломортона есть письмо от Пэриса, в котором он заверяет графа, что Мантини писал картину поверх Рафаэля под его личным присмотром. Тем не менее шедевр так и не попал в галерею Кломортона.
На одной из стадий дело сорвалось, не знаю уж, намеренно или случайно. По всей видимости, картину подменили; ди Парма получили деньги за Рафаэля, но в Англию была доставлена подделка, под верхним слоем которой не оказалось Рафаэля. Когда вскрылся обман, граф не выдержал удара и умер. Больше в семье об этом деле не упоминалось.
Итак, мы имеем: картина Рафаэля действительно была скрыта под изображением Мантини — это видел Пэрис; она так и не попала в Англию, но в то же время исчезла из коллекции ди Парма. И еще: в переписи имущества ди Парма от 1728 года называется картина Мантини, в то время как четырьмя годами ранее о ней нет ни слова.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что картина Рафаэля осталась в Италии, скрытая под изображением Мантини. Правда, непонятно, почему ди Парма не восстановили произведение мастера. Как бы там ни было, Мантини остался в коллекции и, очевидно, ценился в семье столь мало, что в шестидесятые годы девятнадцатого века она подарила картину церкви Святой Варвары в качестве надалтарного изображения.
Впервые я увидел эту картину год назад, когда только начинал работать над диссертацией. Затем, узнав, что под ней может скрываться Рафаэль, я вернулся проверить свою догадку, но картина исчезла. Какой-то проходимец увел ее у меня из-под носа».
Досада арестованного, пробивавшаяся даже сквозь официальный стиль протокола, была понятна Боттандо. Мало того, что от парня ускользнула возможность сделать величайшее открытие в мире искусства, так еще и арестовали как какого-нибудь бродягу. Конечно, если допустить, что это действительно величайшее открытие. В любом случае, если картина исчезла, нужно этим делом заняться. Боттандо никогда не упускал случая прогуляться по Риму, поэтому спустился на второй этаж, позвал Флавию, и вместе они отправились к церкви Святой Варвары.
«Одним из преимуществ нашей работы, — размышлял Боттандо дорогой, — является возможность жить в Риме». Он родился в маленьком городке, но, прожив в Риме тридцать лет, считал себя настоящим римлянином. Прежде он служил в Милане и был недоволен не столько работой, сколько самим городом — считал его бездушным и бесцветным.
Но в один прекрасный день Боттандо получил новое назначение — его пригласили в Рим возглавить управление по борьбе с кражами произведений искусства, которые на тот момент стали настоящим бедствием для Италии. Образованию управления предшествовала пропажа двенадцати знаменитых полотен из лучшего — и теоретически лучше всего охраняемого — музея страны. Полицейские, как обычно, не знали, с какого конца подступиться к расследованию. У них не было связей в мире искусства, они не знали потенциальных заказчиков и не имели никаких зацепок для начала поиска.
В стране, где любовь к искусству — черта национального характера, дело грозило перерасти в политический скандал. Небольшие партии в правящей коалиции стали выступать с речами о защите национального наследия от алчных иностранцев, стремясь этим пошатнуть ряды более многочисленной партии христианских демократов. В какой-то момент даже показалось, что социалисты выйдут из коалиции, правительство подаст в отставку и благодаря любви к искусству страна возьмет новый политический курс.
Но ничего этого не случилось. Полиция углядела в ситуации возможность разрастись до размеров своего вечного соперника — карабинерии и предложила объявить борьбу с кражами произведений искусства общенациональной задачей. Министр внутренних дел поддержал предложение, организовал новое управление и на должность начальника пригласил Боттандо, который в то время вел неравную и заранее проигранную борьбу с преступниками в белых воротничках, заправлявшими в финансовых кругах Милана.
Перевод в Рим стал одним из самых радостных событий в карьере Боттандо. Все вечера напролет он бродил по улицам древнего города, любуясь достопримечательностями, посещал величественные развалины Императорского форума, наслаждался тишиной и умиротворением средневековых храмов, восхищался экстравагантными памятниками барокко. Он мог бродить, сколько хотел, и благословлял свой статус холостяка, даривший ему такую свободу.
Вот и сейчас, шагая рядом с Флавией, Боттандо постоянно смотрел по сторонам и повел ее к церкви Святой Варвары кружным путем — дело, по которому они шли, было не особенно срочным, и лишние пять минут не имели значения. Стояла ранняя весна, светило утреннее солнце, и просыпающийся Рим, несмотря на дорожные пробки, мусор и шум толпы, казался Боттандо волшебным местом. Желтые здания упирались в чистое голубое небо, из открытых дверей баров и ресторанов неслись изумительные ароматы кофе и готовящейся еды, без умолку болтающие официанты в безупречно чистых рубашках выносили на улицу столики, расстилали на них хрустящие белые скатерти и расставляли миниатюрные вазы с цветами. В поле зрения Боттандо попали несколько туристов, как всегда, утомленных и в своей обычной униформе — мятая одежда и рюкзак за спиной. К счастью, туристов в это время года еще немного, основной наплыв начнется лишь через несколько недель. А пока Рим принадлежал только римлянам, и Боттандо чувствовал себя в нем как в раю.
Их путь к церкви Святой Варвары пролегал через рынок на Кампо-дей-Фьори. С восточной стороны он выходил на виа Джиуббонари — узкую прямую улочку с магазинами, торгующими обувью и одеждой. Она была слишком узкой, чтобы по ней могли ездить машины, но несколько «фиатов» все же сумели протиснуться и теперь медленно ползли, оглушительно сигналя пешеходам и заставляя их передвигаться, прижимаясь к зданиям. Боттандо с Флавией спустились по улице, свернули налево и, обогнув магазин «сэконд-хэнда», оказались перед церковью Святой Варвары.
Это была крошечная церковь, которую не удостоил вниманием даже Боттандо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51