либо сделать так, что всем будет еще хуже, либо…
— Что?
— Оставить все как есть. Просто ничего не делай. Забудь обо всем.
Он откинулся на спинку стула и, уставившись в потолок, обдумал ее предложение.
— И еще кое-что, — сказала она. — Наверное, сейчас не самый подходящий момент, но я в любом случае собиралась подарить его тебе на прощание.
Мэри вручила ему коробку. Он снял крышку, развернул оберточную бумагу и увидел вожделенный рисунок. Леонардо да Винчи. То, о чем он так мечтал.
— Думаю, мы можем опустить положенные слова благодарности, — сухо сказала Мэри. — Я заметила, что он нравится тебе, а для меня он ничего не значит. Прими в знак моей привязанности к тебе. К сожалению, он не слишком ценный, и все же я хочу, чтобы ты принял его в благодарность за то удовольствие, которое я получила от общения с тобой в эти дни. Не знаю, веришь ли ты мне теперь. Надеюсь, ты возьмешь его, несмотря ни на что. В качестве извинения за причиненную обиду.
Аргайл грустно посмотрел на нее, потом на рисунок. Проклятие. Из всех возможностей заполучить Леонардо эта хуже всего. «Это просто рок какой-то», — подумал он.
Если бы не было всего этого разговора, он бы сейчас признался Мэри, что рисунок принадлежит кисти великого Леонардо. И они бы дружно выпили за такое везение, и это открытие скрепило бы их дружбу. Он ни за что не принял бы от нее такой подарок, как это сделал бы, например, Уинтертон — великий делец от искусства. Но сейчас? Учитывая обстоятельства, он мог бы и промолчать.
Он взглянул на рисунок еще раз — пыльная рамка, потрескавшееся стекло. Если он продаст его, то обеспечит себе великолепный старт в бизнесе. Господи, да ему уже не понадобится никакой бизнес. Он сможет уйти на покой. О такой удаче мечтает каждый торговец картинами, и уж если она выпала ему, нужно хватать ее обеими руками.
— А если я все-таки пойду в полицию?
— Тогда ты сохранишь самоуважение, но будешь жить с сознанием того, что твоя принципиальность легла тяжким бременем на плечи других людей. В первую очередь — Флавии.
Сделай так, если хочешь: никто тебя не остановит. Во всяком случае, не я. Но если ты сделаешь это, я советую тебе начать присматривать другую невесту — Флавия не простит тебя. Я бы лично ни за что не простила. Ты сказал ей, что ради спасения Боттандо она должна поступиться своими принципами, и она послушалась тебя. А разве ты не готов сделать то же самое ради нее?
Но что бы ты ни решил, — сказала она, глядя на него тяжелым осуждающим взглядом, — делай это побыстрее. Нерешительность и щепетильность — самые худшие твои качества. И как бы ты ни поступил, рисунок оставь себе.
— Я больше не хочу его.
Она взяла рисунок, достала зажигалку и поднесла к бумаге.
— Я тоже. Он достанется тебе или никому.
— Я возьму его. Конечно, возьму, — быстро сказал Аргайл.
— Хорошо. Не знаю, почему это так важно для меня. Но это так.
Она пожала плечами, словно удивляясь себе, затем составила стаканы и бутылку на поднос. Аргайл мрачно смотрел на огонь в камине. За последние десять дней все как один говорили ему, что он должен стать решительнее. В принципе сам он никогда не считал себя слабой личностью, но всеобщее мнение сводилось именно к этому. Конечно, кто она такая, чтобы читать ему нотации? Убийца. Но как ни крути, в нерешительности ее никак не обвинишь.
И в одном она была точно права. На этот раз он должен сделать свой выбор быстро. Он опять посмотрел на рисунок — сокровище, о котором он даже мечтать не смел. Музей Морсби даст за него целое состояние. Однако этот прекрасный рисунок напоминал ему об ошибках, которые он натворил за последние дни. Странно, что он думает сейчас о рисунке, а не о Форстере. Что делать? Послушаться Мэри? Он еще раз прокрутил в голове возможный ход событий. Флавия, безусловно, поверит ему. Полиция возобновит расследование. Но к тому времени Веласкес бесследно исчезнет, и ни одна живая душа в поселке не скажет ни слова. Следствие опять зайдет в тупик.
А какие последствия для близких ему людей? Боттандо придется оставить свой пост, Флавия вообще может попасть под суд. Веласкеса английская полиция скорее всего не вернет… Нет, Мэри кругом права.
А что делать с Леонардо? Неужели он позволит уничтожить его только потому, что проиграл? Кому от этого станет легче? Но если он возьмет его, то опять пойдет на компромисс. Ничего себе подарок.
— Ну, — сказала она, — что ты надумал?
— Скажите мне только одну вещь. Вы говорите, что украли тридцать одну картину?
— Тридцать одну, включая Фра Анджелико. Но она не в счет.
— И среди них те девятнадцать, которые назвал Флавии Уинтертон?
— Да. Новые хозяева этих картин не контактировали с нами напрямую и потому не смогут выдать нас. Остальные пока отлеживаются в надежном месте, ожидая своей очереди. Я думаю, Флавия поняла это, когда беседовала с Уинтертоном.
Она права, он все равно ничего не может сделать. Продолжая терзаться сомнениями, Аргайл попытался сделать решительное лицо. Он встал и взял рисунок. Этим жестом он ответил на все вопросы, и Мэри мгновенно его поняла.
— Хорошо, — серьезно сказала она. — Надеюсь, ты не поймешь меня превратно, если я скажу, что ты сделал правильный выбор. Ну а теперь, когда ты сбросил груз с души, почему бы тебе не сделать ей предложение?
Аргайл грустно улыбнулся и молча направился к двери.
— Джонатан.
Он обернулся и посмотрел на нее.
— Мне действительно очень жаль.
Он кивнул и вышел.
Через несколько минут Уэллер-Хаус скрылся из виду. Аргайл вел машину в сторону шоссе. Дальше его путь лежал в Лондон и затем в аэропорт. Он прижался к обочине, чтобы пропустить Джорджа Бартона. Помахав ему рукой, он снова вырулил на середину дороги и оказался на том самом месте, где несколько дней назад метался на дороге, размахивая руками, пытаясь привлечь внимание констебля Хэнсона. Джонатан чувствовал себя ужасно несчастным и никак не мог отвлечься от происшедшего. Каждый раз, когда ему удавалось это сделать, его мгновенно возвращал к действительности проклятый рисунок на соседнем сиденье. Мечта всей его жизни! И надо же, чтобы он попал к нему в руки при таких несчастливых обстоятельствах!
Не отдавая себе отчета в собственных действиях, он вдруг притормозил и свернул на узкую тропинку, затем остановил машину и вышел. «О'кей, — подумал он. — Флавия пошла на обман ради Боттандо, я сделаю то же самое ради нее. Но будь я проклят, если собираюсь стать таким же, как Артур Уинтертон. Чтоб его».
В доме горел свет, и Джессика Форстер открыла ему дверь сразу же, как только он постучал. Джонатан поздоровался. Он вдруг подумал, что они оба оказались пешками в чужой игре. Единственная разница между ними заключалась в том, что Джессика не знала об этом и не испытывала столь горьких сожалений, как Аргайл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Что?
— Оставить все как есть. Просто ничего не делай. Забудь обо всем.
Он откинулся на спинку стула и, уставившись в потолок, обдумал ее предложение.
— И еще кое-что, — сказала она. — Наверное, сейчас не самый подходящий момент, но я в любом случае собиралась подарить его тебе на прощание.
Мэри вручила ему коробку. Он снял крышку, развернул оберточную бумагу и увидел вожделенный рисунок. Леонардо да Винчи. То, о чем он так мечтал.
— Думаю, мы можем опустить положенные слова благодарности, — сухо сказала Мэри. — Я заметила, что он нравится тебе, а для меня он ничего не значит. Прими в знак моей привязанности к тебе. К сожалению, он не слишком ценный, и все же я хочу, чтобы ты принял его в благодарность за то удовольствие, которое я получила от общения с тобой в эти дни. Не знаю, веришь ли ты мне теперь. Надеюсь, ты возьмешь его, несмотря ни на что. В качестве извинения за причиненную обиду.
Аргайл грустно посмотрел на нее, потом на рисунок. Проклятие. Из всех возможностей заполучить Леонардо эта хуже всего. «Это просто рок какой-то», — подумал он.
Если бы не было всего этого разговора, он бы сейчас признался Мэри, что рисунок принадлежит кисти великого Леонардо. И они бы дружно выпили за такое везение, и это открытие скрепило бы их дружбу. Он ни за что не принял бы от нее такой подарок, как это сделал бы, например, Уинтертон — великий делец от искусства. Но сейчас? Учитывая обстоятельства, он мог бы и промолчать.
Он взглянул на рисунок еще раз — пыльная рамка, потрескавшееся стекло. Если он продаст его, то обеспечит себе великолепный старт в бизнесе. Господи, да ему уже не понадобится никакой бизнес. Он сможет уйти на покой. О такой удаче мечтает каждый торговец картинами, и уж если она выпала ему, нужно хватать ее обеими руками.
— А если я все-таки пойду в полицию?
— Тогда ты сохранишь самоуважение, но будешь жить с сознанием того, что твоя принципиальность легла тяжким бременем на плечи других людей. В первую очередь — Флавии.
Сделай так, если хочешь: никто тебя не остановит. Во всяком случае, не я. Но если ты сделаешь это, я советую тебе начать присматривать другую невесту — Флавия не простит тебя. Я бы лично ни за что не простила. Ты сказал ей, что ради спасения Боттандо она должна поступиться своими принципами, и она послушалась тебя. А разве ты не готов сделать то же самое ради нее?
Но что бы ты ни решил, — сказала она, глядя на него тяжелым осуждающим взглядом, — делай это побыстрее. Нерешительность и щепетильность — самые худшие твои качества. И как бы ты ни поступил, рисунок оставь себе.
— Я больше не хочу его.
Она взяла рисунок, достала зажигалку и поднесла к бумаге.
— Я тоже. Он достанется тебе или никому.
— Я возьму его. Конечно, возьму, — быстро сказал Аргайл.
— Хорошо. Не знаю, почему это так важно для меня. Но это так.
Она пожала плечами, словно удивляясь себе, затем составила стаканы и бутылку на поднос. Аргайл мрачно смотрел на огонь в камине. За последние десять дней все как один говорили ему, что он должен стать решительнее. В принципе сам он никогда не считал себя слабой личностью, но всеобщее мнение сводилось именно к этому. Конечно, кто она такая, чтобы читать ему нотации? Убийца. Но как ни крути, в нерешительности ее никак не обвинишь.
И в одном она была точно права. На этот раз он должен сделать свой выбор быстро. Он опять посмотрел на рисунок — сокровище, о котором он даже мечтать не смел. Музей Морсби даст за него целое состояние. Однако этот прекрасный рисунок напоминал ему об ошибках, которые он натворил за последние дни. Странно, что он думает сейчас о рисунке, а не о Форстере. Что делать? Послушаться Мэри? Он еще раз прокрутил в голове возможный ход событий. Флавия, безусловно, поверит ему. Полиция возобновит расследование. Но к тому времени Веласкес бесследно исчезнет, и ни одна живая душа в поселке не скажет ни слова. Следствие опять зайдет в тупик.
А какие последствия для близких ему людей? Боттандо придется оставить свой пост, Флавия вообще может попасть под суд. Веласкеса английская полиция скорее всего не вернет… Нет, Мэри кругом права.
А что делать с Леонардо? Неужели он позволит уничтожить его только потому, что проиграл? Кому от этого станет легче? Но если он возьмет его, то опять пойдет на компромисс. Ничего себе подарок.
— Ну, — сказала она, — что ты надумал?
— Скажите мне только одну вещь. Вы говорите, что украли тридцать одну картину?
— Тридцать одну, включая Фра Анджелико. Но она не в счет.
— И среди них те девятнадцать, которые назвал Флавии Уинтертон?
— Да. Новые хозяева этих картин не контактировали с нами напрямую и потому не смогут выдать нас. Остальные пока отлеживаются в надежном месте, ожидая своей очереди. Я думаю, Флавия поняла это, когда беседовала с Уинтертоном.
Она права, он все равно ничего не может сделать. Продолжая терзаться сомнениями, Аргайл попытался сделать решительное лицо. Он встал и взял рисунок. Этим жестом он ответил на все вопросы, и Мэри мгновенно его поняла.
— Хорошо, — серьезно сказала она. — Надеюсь, ты не поймешь меня превратно, если я скажу, что ты сделал правильный выбор. Ну а теперь, когда ты сбросил груз с души, почему бы тебе не сделать ей предложение?
Аргайл грустно улыбнулся и молча направился к двери.
— Джонатан.
Он обернулся и посмотрел на нее.
— Мне действительно очень жаль.
Он кивнул и вышел.
Через несколько минут Уэллер-Хаус скрылся из виду. Аргайл вел машину в сторону шоссе. Дальше его путь лежал в Лондон и затем в аэропорт. Он прижался к обочине, чтобы пропустить Джорджа Бартона. Помахав ему рукой, он снова вырулил на середину дороги и оказался на том самом месте, где несколько дней назад метался на дороге, размахивая руками, пытаясь привлечь внимание констебля Хэнсона. Джонатан чувствовал себя ужасно несчастным и никак не мог отвлечься от происшедшего. Каждый раз, когда ему удавалось это сделать, его мгновенно возвращал к действительности проклятый рисунок на соседнем сиденье. Мечта всей его жизни! И надо же, чтобы он попал к нему в руки при таких несчастливых обстоятельствах!
Не отдавая себе отчета в собственных действиях, он вдруг притормозил и свернул на узкую тропинку, затем остановил машину и вышел. «О'кей, — подумал он. — Флавия пошла на обман ради Боттандо, я сделаю то же самое ради нее. Но будь я проклят, если собираюсь стать таким же, как Артур Уинтертон. Чтоб его».
В доме горел свет, и Джессика Форстер открыла ему дверь сразу же, как только он постучал. Джонатан поздоровался. Он вдруг подумал, что они оба оказались пешками в чужой игре. Единственная разница между ними заключалась в том, что Джессика не знала об этом и не испытывала столь горьких сожалений, как Аргайл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59