– Это был бы конец для Маунтклеменса во всех отношениях.
Они молча посмотрели друг на друга, потом Квиллер нарушил паузу:
– У него был сложный характер.
– Да, – пробормотала Зоя.
– Он действительно разбирался в искусстве?
– У него были прекрасные знания. И между прочим, в его отзывах не было фальши. Всё, что он хвалил в галерее Ламбретов, было достойно похвалы – картины, графика, джанк-скульптура Нино.
– А как же Скрано?
– Его концепция неприлична, но техника безупречна. Его работы имеют классическую красоту.
– Всё, что я вижу в них, – это нагромождение треугольников.
– О, но пропорции, замысел, глубина – и всё это в точной геометрической структуре! Великолепно! Немыслимо великолепно!
– А твои собственные картины? – резко спросил Квиллер. – Так ли они хороши, как говорил о них Маунтклеменс?
– Нет. Но они станут такими. Грязные тона, которые я использовала, выражали хаос в моей душе, но сейчас всё закончилось. – Зоя хладнокровно улыбнулась Квиллеру. – Я не знаю, кто убил Маунтклеменса, но это самое лучшее, что могло случиться. Злоба промелькнула в её глазах. – Я не думаю, что есть какие–либо сомнения относительно того, кто убил моего мужа. В тот вечер Эрл остался в офисе, чтобы поработать с книгами… Я думаю, он ждал Маунтклеменса.
– Но полиция говорит, что Маунтклеменс улетел в Нью-Йорк в три часа дня.
– А я думаю, что он поехал в Нью-Йорк в большом автомобиле, который был припаркован в аллее. – Зоя резко встала, собираясь уходить. – Но теперь, когда его нет, никто ничего не докажет.
Квиллер поднялся, и Зоя протянула ему руку в мягкой кожаной перчатке. Она сделала это почти весело.
– Я должна поторопиться. У меня назначена встреча в Пенниманской школе. Они берут меня на работу. – Зоя ослепительно улыбнулась и вышла из офиса летящей походкой.
Квиллер посмотрел ей вслед и подумал, что сейчас она свободна и счастлива… Но кто освободил её?
За свою следующую мысль он возненавидел сам себя: если это была Батчи, интересно, в какой степени идея принадлежит ей?
Какое-то время Профессиональная Подозрительность спорила в нем с Личной Симпатией.
Последняя утверждала: «Зоя прекрасная женщина, она не способна на такое злодеяние. И несомненно, человек порядочный!» На что Профессиональная Подозрительность отвечала: «Она достаточно энергична, чтобы взвалить убийство мужа на критика теперь, когда тот умер и не может себя защитить. Она продолжает выдавать информацию по кусочкам» всегда тщательно продуманную, которая делает Маунтклеменса мерзавцем».
«Но она такая мягкая, привлекательная, талантливая, интеллигентная! И этот голос – как бархат!»
«Она умная женщина. Два человека убиты… и она срывает банк! Было бы интересно знать, кто задумал все эти маневры. Батчи могла сделать грязную работу, но она недостаточно умна для того, чтобы разработать план. И кто дал ей ключ от задней двери галереи? И подсказал мысль осквернить фигуру женщины, чтобы бросить подозрение на сексуально озабоченного мужчину? Зоя даже не заинтересована в Батчи. Она просто использует её».
«Но глаза Зои! Такие глубокие и честные…»
«Ты не можешь доверять женщине только за красивые глаза. Остановись и подумай, что могло случиться в ночь убийства Маунтклеменса. Зоя позвонила ему, назначила свидание и предупредила, что она прокрадется через безлюдную аллею к воротам, ведущим во внутренний дворик. Вероятно, она делала так всегда. Она постучит, Маунтклеменс выйдет и откроет ворота. Но на этот раз вместо Зои перед воротами стояла Батчи с коротким, широким и острым лезвием».
«Но Зоя такая прелестная женщина! И этот мягкий голос! И эти коленки!»
«Квиллер, ты дурак. Ты не помнишь, как она пригласила тебя поужинать в ночь убийства Маунтклеменса?»
Когда вечером Квиллер приехал домой, разговор с самим собой был продолжен.
«Ты поддался на уловку этой беспомощной женщины и позволил сделать из себя посмешище. Помнишь, как она кусала губы, вздыхала, называла тебя „таким понимающим“? Всё это время она играла в свою игру, мучительными откровениями и прозрачными намёками создавая себе алиби… А ты заметил отвратительный блеск в её глазах сегодня? Это был тот же беспощадный взгляд, что и у нарисованного кота на картине в галерее Ламбретов. Художники всегда рисуют самих себя. Ты разгадал её».
Квиллер долго сидел, глубоко погрузившись в мягкое кресло и потягивая трубку.
Наконец Коко нарушил тяжёлое молчание.
– Извини, старина, – сказал Квиллер. – я не очень-то настроен общаться сегодня.
Он выпрямился и спросил себя: «Что это за большой автомобиль, на котором, по словам Зои, Маунтклеменс ездил в Нью-Йорк? Чей он?»
А Коко заговорил снова, на этот раз из коридора. Его речь была мелодичной последовательностью звуков. Квиллер вышел в холл и обнаружил, что Коко резвится на лестнице. Стройные лапы кота, напоминающие длинные стебельки нотных знаков, наигрывали мелодии, носясь вверх-вниз по застланным красным ковром ступенькам. Заметив Квиллера, он взбежал вверх и посмотрел вниз, всей своей позой и лёгким подергиванием ушей приглашая последовать за ним.
Квиллер внезапно почувствовал нежность к этому маленькому дружелюбному созданию, которое знало, когда необходимо общение. Коко мог быть более забавным, чем представление в кабаре, и временами лучше, чем успокоительное. Он давал много и требовал мало.
– Хочешь посетить своё старое жилище? – Квиллер поднялся за Коко и отпер дверь квартиры критика.
Издав восхищённую трель, кот вошёл и обследовал квартиру, обнюхав каждый угол.
– Приятных запахов. Коко! Скоро приедет эта женщина из Милуоки, продаст дом и возьмёт тебя с собой, будешь кататься как сыр в масло.
Коко как будто понял и прокомментировал это высказывание следующим образом: он прервал свой обход и лёг на спину, облизывая себя.
– Я делаю вывод, что ты предпочел бы жить со мной.
Коко иноходью помчался по направлению к кухне, прыгнул на своё старое место на холодильнике, не нашёл там подушки, пожаловался и спрыгнул вниз. С надеждой он обследовал угол, где обычно стояла его тарелка и мисочка с водой. Там ничего не было. Он мягко запрыгнул на кухонную плиту, где горелки дразнили его слабым запахом сваренного на прошлой неделе бульона. Отсюда Коко изящно перебежал к разделочной доске, движимый воспоминаниями о жарком, котлетах и домашней птице, обнюхал шкаф с ножами и сбил одно лезвие с магнитного бруска.
– Осторожно! – воскликнул Квиллер. – Ты можешь поранить лапу. – И повесил нож назад, на магнит.
Когда он выравнивал его относительно трёх других ножей, усы подали ему сигнал, и Квиллер почувствовал внезапное желание спуститься вниз, во двор.
Он пошёл в кладовую за фонариком. Интересно, почему Маунтклеменс спускался по пожарной лестнице без него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46