– Во, какой хитрый «мусор»! – передернул Силин необъятными плечами. – Ты гляди, а? Нет у меня никого и ничего!
– Плохо. Значит, и передачу некому принести?
Томин вытянул из пакета шубу, черный каракуль упруго развернулся, расправился, заблестел по-дорогому.
– Кому ж вы тогда шубы брали? Самому вроде маловаты будут?
– Показаний не даю. Сказал – все. Точка. Силин.
Ну и шут с ним. Не больно нужны его показания, раз взят с поличным.
Однако чем-то же надо заняться пока что? Вон Зинаида уже отстрелялась со следами на пустыре.
– Замерила, сфотографировала?
– Да. Тот «Москвич» приезжал часа два назад. Как обут задержанный?
– Полуботинки на коже, стоптаны наружу, мысок тупой, размер этак сорок пятый, – не раздумывая ответил он.
– Таких следов там нет. Но Силин мог шагнуть из машины прямо на шлак.
– Сколько стояла машина?
– Недолго. Скажем, десять минут. Сними с него обувь. Причем бережно, дабы не отрясти прах с его ног. Прах мне нужен для экспертизы.
– А как я отправлю его в камеру? Босиком?
– Раздобудь обувку у здешних.
– Зинуля, – Томин сделал умильную физиономию, – давай проявим особую оперативность!
– Ну?
Он выложил просьбу. Пока Силину в милиции откатают пальцы, да пошлют в дактокартотеку, да пришлют ответ… Словом, у Зинули в следственном чемодане все есть. И пусть она возьмет свою лупу и за десять минут – по минуте на пальчик – выведет формулу отпечатков. Она же все эти узоры, петли, завиточки знает по номерам!
– Ну, допустим, раз тебе не терпится. А дальше?
– Дальше я немного посуечусь, авось толк выйдет.
Откатать пальцы поручили одному из сотрудников милиции, которые все равно стояли без дела, и Кибрит, устроившись на ящике, считала витки и спирали, а Томин гладил оглушительно мурлыкавшую кошку и созерцал невежливого верзилу сквозь частые переплеты застекленной перегородки. Не ожидал он засыпаться. И вдруг ту-ту и опять тюрьма, и горит полночная звезда. Телефон находился подле него в конторе. Не годится. Надо связаться из оперативной машины.
По радиотелефону Томин передал в картотеку формулу. Да, судимый, ответили ему, отбывал там-то. Еще раз позвонил – дежурному на Петровку. Дежурный заказал «молнию» с начальником колонии. И через полчаса Томин знал, на каком масле Силина изжарить.
Войдя в контору, прежде всего проверил себя. Обувь Силина он описал верно. Присел к столу, где лежали злосчастные шубы. Грубую веревку, которой был завязан мешок, Зина собственноручно перерезала так, чтобы узел сохранился в неприкосновенности. Этот узел ей почему-то приглянулся.
– Ну, Силин, не надумали поговорить? Как, кстати, ваше имя-отчество?
Зыркнул мрачно исподлобья.
– Имя-отчество теперь не понадобится. «Силин, встаньте!», «Силин, сядьте!», «Силин, отвечайте!» – и весь разговор!
– Попрошу вас разуться.
– Это зачем? Если в расход – так вроде еще не заслужил.
– Будем научно изучать ваш жизненный путь. Осторожно, чтобы не осыпалась грязь.
Появился сторож с ботиночной коробкой. Томин вынул оттуда пару теннисных тапочек. Силин через силу пошутил:
– Заживо в белые тапочки. Чудеса!
Обулся, пошевелил пальцами: тапочки были тесноваты. Томин упаковал его грязные ботинки. Извлек бланки протокола.
– Положите-ка вы свой протокольчик обратно в карман.
– Прежде его составить надо. Вы сегодня, как большой начальник. Будете посиживать, а мы вам документы на подпись.
Просто так покалякать Силин не отказывался.
– Значит, без меня дело не идет?
– Какая же свадьба без жениха? Да еще и сваты попрятались.
– Сваты? – Силин понял намек.
– А то нет? На такой свадьбе, да чтобы без сватов?
– Сваты тому нужны, у кого свой котелок не варит!
Тут кстати подвернулась, наверно, не без дела пришедшая Зина.
– Вона! – обрадовался Силин поводу сменить тему. – И невеста пожаловала! На этой желаю жениться! Точка. Силин.
– А как же Галина Петровна, которая ждет вас в Днепропетровске? – выложил свой козырь Томин. – Ведь обещали: отбуду срок – и прямо к тебе! Что вас понесло в Москву, Силин?
С минуту тот молчал, ошеломленный, потом лицо побагровело, он вскочил, стал рваться из рук милиционеров.
– Сволочи! Пусти! Я побегу, давай в меня стреляй! Убивай! Пусти, я побегу!..
Но надежда Томина, что он, сорвавшись, все выложит по принципу – нате меня, ешьте, – не оправдалась.
Было зябко и мутно на безлюдных улицах, наплывал серый туман, когда оперативная машина, проявив галантность, затормозила у Зининого дома. Она знала, что станет сейчас вопреки здравому смыслу пить кофе, а затем ляжет спать. Шурик помаргивал с сиротливым видом – буфет на Петровке еще не работал.
– Если хочешь, подогрею тебе котлету.
– Да ну?!
Съел котлету, вчерашнее пюре, полбанки горчицы и три бублика, которые она выдержала ради гурманства в духовке. После кофе его совсем разморило, готов был притулиться тут же, на кухне.
– Куда Пал Палыч делся? – спросила Зина, выпроваживая его за дверь. – Трубку не снимает.
– Начальство ткнуло ему в зубы отдельное требование.
* * *
Отдельным требованием на юридическом языке называется просьба из отдельного места, предполагающая, что квалифицированный следователь произведет такие-то и такие-то официальные действия и известит о них отправителя. А что там произошло, кто кого и за что – об этом можно не сообщать. Следователю оно, собственно, без разницы.
Знаменскому не раз доводилось рассылать отдельные требования, но когда случалось самому их выполнять, то тяготила неосмысленность прилагаемых усилий.
В камере хранения Рижского вокзала он получил не принадлежащий ему чемодан, который в сопровождении двух граждан отнес к дежурному вокзальной милиции. Там чемодан был вскрыт, Знаменский вынул из него несвежую мужскую рубашку, пару шлепанцев, свитер, бутылку сухого вина и матерчатый кошель с пришитой вместо застежки металлической пуговицей, хранивший 38 рублей и пачку писем.
Тут он позволил себе упростить процедуру, занеся в протокол, что «изъяты письма, которые не развязывались и не листались, а были тут же упакованы и опечатаны сургучной печатью «Отделение милиции Рижского вокзала № 3» в присутствии вышеуказанных понятых». Затем Знаменский опечатал и чемодан, оставив его под расписку дежурному.
А вечером отправился на другой вокзал и проскучал полночи до Калуги. В Калуге сел на местный автобус. Отсчитал шестнадцать остановок, вышел на семнадцатой. Как было велено, двинулся вперед, в трехстах метрах за колодцем повернул в проулок и постучал в покрашенный грязно-синей краской одноэтажный домик. Было раннее утро.
Записал рассказ заспанной женщины, что Яша – ее троюродный брат, где он находится сейчас, она не знает, а костюм, в котором он приезжал на майские дни, она по его просьбе, хоть и с большим опозданием, сдала в райцентре в чистку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17