То ли это признак равнодушия? То ли, напротив, она мне нравится в любом виде? Так или иначе, следова­ло бы замечать. Вон как ей приятна похвала. Зина ее заслуживает тем более, что шьет обычно сама, да и не больно-то на ее зарплату разгуляешься».
Кибрит извлекла и огласила письмо:
– «Товарищ следователь! Неужели вас не тревожит судьба Шутикова? Человек внезапно пропал по неизвест­ной причине, и сразу на него сваливают чужую вину. Необходимо срочно разыскать Константина Шутико­ва… – она приостановилась, – если он еще жив». Этого еще не хватало! – обернулась она к Пал Палычу. – По­чему ты его вовремя не арестовал?!
– Незачем было. Мелкая сошка.
– Нет, вряд ли, – подал голос Томин. – Ну с какой стати с ним что-то случится?
– Десять дней назад был жив, – сказал Знаменский севшим голосом. – Я разговаривал с человеком, кото­рый его видел в Долгопрудном.
Кибрит ужаснулась его тону.
– Павел! – произнесла она. – Павел… Что происхо­дит? Тебе возвращают дело! Исчезает подследственный!
Знаменский промолчал, она села к столу и нервно принялась за письма. На ощупь и на свет определяла качество бумаги, измеряла отступы, поля, расстояние между строками, в лупу сравнивала шрифты.
– В картотеке неопознанных трупов искали по приме­там? – спросил Томин, понизив голос.
– Пока, слава богу, нету.
– Допускаешь, что его действительно?..
– Допускаю. Понимаешь, есть в этой истории нело­гичность. Положить столько сил, столько хитрости, что­бы вызволить Шахова. А, собственно, ради чего? Ну, направят дело на доследование, мы проведем несколько лишних экспертиз, раскопаем новые факты, рано или поздно найдется Шутиков, и сядет Шахов обратно как миленький на ту же скамью. Отсрочка, не больше. Наш противник не идиот, должен понимать… Но вот другой вариант – Шутиков исчезает. Вообще.
– Например, при обстоятельствах, похожих на само­убийство?
– Хотя бы. Это Шахову хороший шанс.
– Пал Палыч, отпечатки выявлять на всех письмах?
– Было бы роскошно, Зиночка, но ведь первое от­правлено много раньше.
– На такой пористой бумаге старые выйдут еще луч­ше новых. Обработаю-ка я их нингидридом…
– И когда будет готово?
– Дождь не пойдет – так через двое суток.
Томин фыркнул.
Кибрит посмотрела на него строго:
– Если повысится влажность, тогда дольше. Предва­рительный вывод об авторе писем интересует?
Вывод, конечно, интересовал.
– Все три письма напечатаны в домашней обстанов­ке, – неторопливо сказала Кибрит, работа ее несколько успокоила. – Машинка «Москва». Старая, давно не чис­тилась. Напечатано одним лицом. Непрофессионально. Лицо это – женщина. Молодая или средних лет.
– Блондинка, брюнетка? – снова не выдержал Томин.
– В официальном заключении я этого не напишу, но думаю, что брюнетка.
– Зинаида, не морочь голову! – воздел он руки.
– Может, пояснишь ход рассуждений? – предложил более осторожный Знаменский.
Кибрит аккуратно завернула письма в чистую бумагу, сняла перчатки.
– Пожалуйста. Буквы, расположенные в левой части клавиатуры, оттиснуты на бумаге чуть бледнее. У профес­сиональных же машинисток сила удара левой и правой руки практически одинакова. Затем – многие знаки как бы сдвоены. Значит, удар по клавише был не вертикальный, а несколько спереди, подушечкой пальца. Так печа­тает женщина с длинными ногтями с маникюром. Не­трудно сделать заключение о возрасте. «Москва» – ма­шинка портативная, в учреждениях ее не держат. Так что, скорее всего, это – тихое надомное производство. Ос­тальное совсем элементарно, даже скучно объяснять.
– Не женщина, а просто – удивительное рядом! Только вот насчет брюнетки…
– Шурик, прими на веру.
– Воспитание не дозволяет! – он старался замотать тягостное впечатление от письма.
– По-моему, у брюнеток обычно и ногти крепче, и удар более порывистый. Я – в лабораторию.
Забрав письма, она ушла.
– Что меня-то пригласил? – осведомился Томин, зная, впрочем, ответ: по поводу анонима и, главное, Шутикова.
– Розыском занимается Петухов. Было бы спокойней, если б ты подключился.
Петухов был сотрудник староватый и не больно шус­трый.
– Закруглю некую меховую операцию – и к твоим услугам, проси меня у начальства, – согласился Томин.

* * *
Меховая операция – это было про Силина. Он так ни в какую и не выдавал сообщников.
– Что я – хуже собаки? Собака и та своих не кусает! Гражданин начальник, ну войдите в мое положение.
– Не хочу, Силин, – ворчал Томин. – Вам и самому не было нужды входить в свое положение.
– Именно, что была нужда! Сколько лет я жизни не видел! Это разве легко переносить? Вышел, деньжонок маленько было, эх, думаю, хоть поллитровочку!.. А там, сами понимаете, другую, третью. Отчумился, гляжу – трешка в кармане. А к Гале ехать надо. Жизнь начинать надо. Как? Чем? Сроду не воровал, решил – ну, один раз, пронеси господи!..
Леонидзе – следователь, которому отдали материал на Силина, тоже ничего от него не добился. Леонидзе был мужик весьма башковитый, но ленивый и хлопотных дел старался не вести. Томин едва подбил его на след­ственный эксперимент в складе.
По прибытии туда Леонидзе велел вынести ему стул из конторки, уселся верхом и начал гонять Силина. Тот показывал, как он якобы действовал, как двигался между стеллажами и контейнерами, пока «шуровал». А Леонидзе следил по хронометру и бесстрастно изрекал:
– Вы должны были выбежать со склада шесть минут назад. Попробуйте еще раз.
Он засекал время. Распугивая кошек, Силин мотался по складу с мешком, Томин – за ним, фиксируя путь, измеряя расстояние между следами.
– Наверстали полторы минуты, – закуривал Леонид­зе. – Осталось четыре с половиной лишних.
– Понимаете, Степан Кондратьевич, – разъяснял Томин, – с того момента, как вы перелезли через забор, и до того, как вас схватили, прошло девять-десять минут.
– Ну?
– По моей просьбе несколько человек перелезали и вышибали плечом дверь. На это уходит максимум две с половиной минуты. От десяти отнять две с половиной – сколько?
– А сколько?
– Семь минут тридцать секунд. За эти семь с секунда­ми вы повредили проводку, увязали шубы и выскочили.
– Ну?
– Ну а сегодня вы возитесь почти вдвое дольше. Хотя и спешите.
– А тогда не спешил?
– Сегодня вы бегаете, а тогда ходили. Когда человек идет, расстояние между следами меньше, чем когда бе­жит. Ваш путь был короче. Вы не то сейчас показываете.
– Слушай, отцепись ты со своей наукой!
– Попрошу все проделать еще раз, – пресек пререка­ния Леонидзе. – Только теперь под мою диктовку. Пройдите здесь, – он указал узкий проход между ящиками, ведущий прямо к шкафу, где висели шубы.
– Зачем я сюда полезу?
– Затем, что это нужно для следствия. Отлично. От­кройте шкаф. Увязывайте шубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17