Взяв мистера Бертона под руку, девушка сказала:
— Милорд, я от всей души благодарна, что вы согласились вести меня к алтарю. Я перед вами в неоплатном долгу.
Он смущенно кашлянул:
— Чего уж там… Для меня большая честь, что вы пригласили меня, леди Шарлотта. Я помню вашего отца и…
— Нет, я поведу ее к алтарю, — раздалось от входа.
На мгновение девушке показалось, что она слышит голос отца. Потом здравый смысл возобладал, и она обернулась. В дверях стоял дядя, облаченный в торжественный черный сюртук и пурпурный шелковый жилет. Шарлотта знала, что костюм этот сшит модным лондонским портным: она помнила, как дядя сетовал на дороговизну, когда покупал его. Он сказал тогда тетке Пайпер: «Не надейся, другого я уже не куплю, так что в этом костюме меня и похоронят». Что ж, если камердинер сумеет затянуть корсет достаточно туго, пожалуй, он таки сдержит свое обещание.
Зачем только дядя явился сюда? Не для того ли, чтобы снова начать отчитывать и унижать ее? Только не сегодня!
— Милорд, если вы хотите посмотреть церемонию, вам лучше присесть, — стараясь не выдать своего волнения, отвечала Шарлотта.
Мистер Бертон лишь переводил взгляд с племянницы на дядю и обратно.
Дядя повторил громким, резким и не допускающим возражений голосом:
— Я граф Поттербриджский, а это моя племянница. К алтарю ее поведу я.
— Леди Шарлотта, как прикажете мне поступить? — обратился к девушке мистер Бертон.
— Кто она такая, чтобы спрашивать у нее согласия, — одернул его дядя. — Она сделает, как ей велят.
Сделает, как велят. Фраза словно повисла в воздухе. Если бы Шарлотта поступила, как ей велели, граф повел бы ее к алтарю еще девять лет назад и благополучно отделался бы от нее. Но этого не случилось, и теперь ситуация была отягощена взаимными оскорблениями и досадными разоблачениями.
Брови дядюшки сошлись на переносице:
— Отдавая дань уважения брату, его дочь к алтарю поведу я.
Глаза Шарлотты округлились. Вот когда он вспомнил об уважении к брату и заботе о его дочери!
— Он бы этого хотел, — все тем же тоном произнес граф, — и я оправдаю его ожидания хотя бы в этом.
У Шарлотты закружилась голова от изумления и от понимания, что… Святые небеса, дядя желает ей добра и хочет исполнить свой долг. Девушка кивнула мистеру Бертону, тот поклонился и оставил их.
Между дядей и племянницей воцарилось неловкое молчание. Шарлотта, которая всегда знала, что следует говорить в той или иной ситуации, обнаружила, что не может подобрать безобидной темы для разговора. Лишь спустя несколько минут после того, как говорила это впервые, она во второй раз, теперь уже другому человеку, сказала:
— Милорд, я ценю ваш благородный жест и предложение вести меня к алтарю.
Граф отмахнулся.
— Я не мог поступить иначе. Выбора не было. Ты, черт возьми, меня здорово огорошила той тирадой, что, дескать, мужчины не любят своих жен.
Шарлотта не понимала, при чем здесь это. Сейчас у нее не было ни сил, ни желания даже пытаться понять.
— Простите, что я тогда наговорила глупостей, дядя. Это был… минутный порыв.
— Не извиняйся. Щенок Раскин этого заслужил, — дядя мрачно смотрел перед собой. — Пайпер говорит, что я тоже.
Его последние слова привлекли внимание девушки, что само по себе в эту минуту было удивительным.
— Что? Чего заслужили?
— Она говорит, что ты права. Что я не любил ее, а думал, что я — солнце, а она — грязь. Говорит, что любила меня, когда у меня не было никаких перспектив, и продолжала любить, когда я стал графом, а я все это время вел себя по отношению к ней, как последняя скотина.
Шарлотте пришло на ум, что надо бы вежливо не согласиться, но она не могла заставить себя солгать. По крайней мере, не в церкви.
— Она говорит, что я никогда не любил ее. Припомнив множество ситуаций, когда граф не считался с тетей Пайпер, придирался, издевался над ней, Шарлотта почувствовала, как ладони в перчатках стали влажными. — А вы ее любите?
— Ну, конечно, дурочка. Она же моя жена.
Граф помедлил, а потом, словно некое неоспоримое доказательство, выдал:
— Уже тридцать пять лет, как у меня кроме нее никого нет.
Шарлотта едва не рассмеялась. Неужели все мужчины рассуждают одинаково?
— Для женщин верность — еще не доказательство любви.
— Не доказательство любви? А что же тогда, черт возьми?
— Доказательство лени, — ответствовала племянница.
— Вот девчонка, годы прошли, а ты все такая же упрямица, чтоб тебя, — хриплый голос дяди возвысился. — Я же граф! Мне большого труда не составит найти себе дамочку. Женщины сами липнут ко мне.
Шарлотта кивнула, а у самой все внутри сжалось. Вот так, стоило ей поверить в искренность дяди, как он превратил жест примирения в демонстрацию исподнего, тем самым приоткрыв завесу над ее собственным будущим. Она выходила замуж за виконта, который откровенно признавал, что не любит ее, и полагал, что плотские утехи сделают ее счастливой. Как же ей пережить предстоящую церемонию?
Дядя, по всей видимости, не понял, что творится у нее в душе, а в молчании племянницы усмотрел презрение к собственной персоне, потому что во весь голос выпалил:
— Ясно. Все вы, женщины, одинаковы. Вам бы только попить у мужчины крови. Да твоя тетка — единственная женщина, которую я вообще когда-либо знал. А вокруг было много других, и, надо сказать, чертовски хорошеньких. Мисс Сассимаут, например. Так что нечего все на лень списывать. Просто Пайпер единственная, с кем мне хотелось…
Шарлотта поспешила его перебить, не желая слышать ни слова больше:
— Я вам верю, дядя.
Может, она заблуждалась? Может, верность и в самом деле является доказательством любви?
Между примирившимися родственниками снова воцарилось неловкое молчание.
Граф смущенно кашлянул:
— Пайпер еще кое-что говорила. Нет, Шарлотта этого не вынесет!
— Дядя, я ценю вашу откровенность, — сказала она, чувствуя, как начинают дрожать руки, — но не уверена, что смогу выслушать дальнейшие подробности ваших супружеских отношений.
— Да нет, не об этом. Она говорила о тебе.
— О! — девушка предполагала, что день свадьбы станет для нее пыткой, но это уж слишком!
— Она сказала, что мы, наверное, жестоко обошлись с тобой Ты, дескать, потеряла родителей. Я ответил, что я потерял брата, а ведь он много для меня значил. Лучшего друга во всем мире не найти. И он был достойным графом. Мне даже в голову не приходило, что я когда-нибудь унаследую титул.
Шарлотта мысленно вернулась к тем дням, когда родители были живы, и дядя с семьей наведывался к ним. Он всегда был таким же шумным и напористым, но раньше он был, как будто… немного мягче.
— Но Пайпер сказала, что потерять брата вовсе не то, что потерять родителей, и что любой дурак это понимает, — граф нахмурившись смотрел перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Милорд, я от всей души благодарна, что вы согласились вести меня к алтарю. Я перед вами в неоплатном долгу.
Он смущенно кашлянул:
— Чего уж там… Для меня большая честь, что вы пригласили меня, леди Шарлотта. Я помню вашего отца и…
— Нет, я поведу ее к алтарю, — раздалось от входа.
На мгновение девушке показалось, что она слышит голос отца. Потом здравый смысл возобладал, и она обернулась. В дверях стоял дядя, облаченный в торжественный черный сюртук и пурпурный шелковый жилет. Шарлотта знала, что костюм этот сшит модным лондонским портным: она помнила, как дядя сетовал на дороговизну, когда покупал его. Он сказал тогда тетке Пайпер: «Не надейся, другого я уже не куплю, так что в этом костюме меня и похоронят». Что ж, если камердинер сумеет затянуть корсет достаточно туго, пожалуй, он таки сдержит свое обещание.
Зачем только дядя явился сюда? Не для того ли, чтобы снова начать отчитывать и унижать ее? Только не сегодня!
— Милорд, если вы хотите посмотреть церемонию, вам лучше присесть, — стараясь не выдать своего волнения, отвечала Шарлотта.
Мистер Бертон лишь переводил взгляд с племянницы на дядю и обратно.
Дядя повторил громким, резким и не допускающим возражений голосом:
— Я граф Поттербриджский, а это моя племянница. К алтарю ее поведу я.
— Леди Шарлотта, как прикажете мне поступить? — обратился к девушке мистер Бертон.
— Кто она такая, чтобы спрашивать у нее согласия, — одернул его дядя. — Она сделает, как ей велят.
Сделает, как велят. Фраза словно повисла в воздухе. Если бы Шарлотта поступила, как ей велели, граф повел бы ее к алтарю еще девять лет назад и благополучно отделался бы от нее. Но этого не случилось, и теперь ситуация была отягощена взаимными оскорблениями и досадными разоблачениями.
Брови дядюшки сошлись на переносице:
— Отдавая дань уважения брату, его дочь к алтарю поведу я.
Глаза Шарлотты округлились. Вот когда он вспомнил об уважении к брату и заботе о его дочери!
— Он бы этого хотел, — все тем же тоном произнес граф, — и я оправдаю его ожидания хотя бы в этом.
У Шарлотты закружилась голова от изумления и от понимания, что… Святые небеса, дядя желает ей добра и хочет исполнить свой долг. Девушка кивнула мистеру Бертону, тот поклонился и оставил их.
Между дядей и племянницей воцарилось неловкое молчание. Шарлотта, которая всегда знала, что следует говорить в той или иной ситуации, обнаружила, что не может подобрать безобидной темы для разговора. Лишь спустя несколько минут после того, как говорила это впервые, она во второй раз, теперь уже другому человеку, сказала:
— Милорд, я ценю ваш благородный жест и предложение вести меня к алтарю.
Граф отмахнулся.
— Я не мог поступить иначе. Выбора не было. Ты, черт возьми, меня здорово огорошила той тирадой, что, дескать, мужчины не любят своих жен.
Шарлотта не понимала, при чем здесь это. Сейчас у нее не было ни сил, ни желания даже пытаться понять.
— Простите, что я тогда наговорила глупостей, дядя. Это был… минутный порыв.
— Не извиняйся. Щенок Раскин этого заслужил, — дядя мрачно смотрел перед собой. — Пайпер говорит, что я тоже.
Его последние слова привлекли внимание девушки, что само по себе в эту минуту было удивительным.
— Что? Чего заслужили?
— Она говорит, что ты права. Что я не любил ее, а думал, что я — солнце, а она — грязь. Говорит, что любила меня, когда у меня не было никаких перспектив, и продолжала любить, когда я стал графом, а я все это время вел себя по отношению к ней, как последняя скотина.
Шарлотте пришло на ум, что надо бы вежливо не согласиться, но она не могла заставить себя солгать. По крайней мере, не в церкви.
— Она говорит, что я никогда не любил ее. Припомнив множество ситуаций, когда граф не считался с тетей Пайпер, придирался, издевался над ней, Шарлотта почувствовала, как ладони в перчатках стали влажными. — А вы ее любите?
— Ну, конечно, дурочка. Она же моя жена.
Граф помедлил, а потом, словно некое неоспоримое доказательство, выдал:
— Уже тридцать пять лет, как у меня кроме нее никого нет.
Шарлотта едва не рассмеялась. Неужели все мужчины рассуждают одинаково?
— Для женщин верность — еще не доказательство любви.
— Не доказательство любви? А что же тогда, черт возьми?
— Доказательство лени, — ответствовала племянница.
— Вот девчонка, годы прошли, а ты все такая же упрямица, чтоб тебя, — хриплый голос дяди возвысился. — Я же граф! Мне большого труда не составит найти себе дамочку. Женщины сами липнут ко мне.
Шарлотта кивнула, а у самой все внутри сжалось. Вот так, стоило ей поверить в искренность дяди, как он превратил жест примирения в демонстрацию исподнего, тем самым приоткрыв завесу над ее собственным будущим. Она выходила замуж за виконта, который откровенно признавал, что не любит ее, и полагал, что плотские утехи сделают ее счастливой. Как же ей пережить предстоящую церемонию?
Дядя, по всей видимости, не понял, что творится у нее в душе, а в молчании племянницы усмотрел презрение к собственной персоне, потому что во весь голос выпалил:
— Ясно. Все вы, женщины, одинаковы. Вам бы только попить у мужчины крови. Да твоя тетка — единственная женщина, которую я вообще когда-либо знал. А вокруг было много других, и, надо сказать, чертовски хорошеньких. Мисс Сассимаут, например. Так что нечего все на лень списывать. Просто Пайпер единственная, с кем мне хотелось…
Шарлотта поспешила его перебить, не желая слышать ни слова больше:
— Я вам верю, дядя.
Может, она заблуждалась? Может, верность и в самом деле является доказательством любви?
Между примирившимися родственниками снова воцарилось неловкое молчание.
Граф смущенно кашлянул:
— Пайпер еще кое-что говорила. Нет, Шарлотта этого не вынесет!
— Дядя, я ценю вашу откровенность, — сказала она, чувствуя, как начинают дрожать руки, — но не уверена, что смогу выслушать дальнейшие подробности ваших супружеских отношений.
— Да нет, не об этом. Она говорила о тебе.
— О! — девушка предполагала, что день свадьбы станет для нее пыткой, но это уж слишком!
— Она сказала, что мы, наверное, жестоко обошлись с тобой Ты, дескать, потеряла родителей. Я ответил, что я потерял брата, а ведь он много для меня значил. Лучшего друга во всем мире не найти. И он был достойным графом. Мне даже в голову не приходило, что я когда-нибудь унаследую титул.
Шарлотта мысленно вернулась к тем дням, когда родители были живы, и дядя с семьей наведывался к ним. Он всегда был таким же шумным и напористым, но раньше он был, как будто… немного мягче.
— Но Пайпер сказала, что потерять брата вовсе не то, что потерять родителей, и что любой дурак это понимает, — граф нахмурившись смотрел перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86