Айка была очень довольна развитием хода событий.
Абул вежливо улыбнулся дяде жены, посланнику эмира Мокарабов, и поинтересовался, что явилось поводом для визита. Они сидели в Посольском зале дворца, окруженные придворными и солдатами, как это и было положено при встрече столь родовитых гостей. В течение часа с начала приема происходил обмен любезностями за столом со сладостями — этого также требовал неумолимый этикет, но теперь, по прошествии этого времени, Абул уже ждал намека на истинную цель этого визита. Как бы то ни было, но Ахмед бен Калед с невозмутимым выражением лица продолжал неспешный разговор ни о чем, и Абул был вынужден вторить ему.
— Как здоровье моей племянницы? — спросил Калед, угощаясь фаршированными финиками.
— С ней все в порядке, — ответил Абул. Вы, конечно, захотите с ней встретиться, не может быть, чтобы у господина Мокараба не было письма к дочери.
Интересно, почему вдруг этот человек застыл в таком напряжении? Почему так угрожающе вспыхнули его темные глаза? Почему естественное замечание вызвало у его гостя столь неадекватную реакцию?
Тем не менее посланник кивнул и подтвердил, что он надеется встретиться с госпожой Айкой, и что у него есть письмо ее отца. Абул решил, что странное поведение гостя только почудилось ему, и заставил себя сосредоточиться, чтобы выяснить скрытую причину этого визита.
— Я хотел бы также встретиться с вашим сыном, принцем Бобдилом, — сказал Калед, — эмир хотел бы знать о том, как его внук растет и учится. — Просьба эта не была серьезной, но Абул почувствовал, что за ней что-то скрывается. Тем не менее он согласно кивнул и повернулся к визирю:
— Пусть сюда придет Бобдил со своим наставником. — Возможно, Вы найдете его слишком застенчивым, — повернулся он к гостю, — но с возрастом это пройдет.
Ахмед бен Калед попытался изобразить некое подобие улыбки. Он считал, что главной ошибкой калифа было грубое обращение с наследником, чей характер безжалостно и систематически ломался из-за пренебрежительного обращения отца. Если Бобдила как можно скорее не убрать из подобного окружения, он будет неподготовлен к тому, чтобы принять власть калифа, и род Мокарабов потеряет опору и значительное положение в халифате. Поэтому Калед был особо проинструктирован относительно необходимости наблюдения за мальчиком.
Когда Бобдил и его наставник прибыли, Абул вежливо поздоровался с ними в своей обычной мягкой манере.
— Бобдил, вырази свое почтение дяде твоей матери, — сказал он, подымаясь с кресла, которое под косыми лучами солнца отсвечивало позолотой резных листьев. Он взял ребенка за руку, и Калед заметил, что мальчик отстранился от отца, хотя и позволил взять себя за руку. Глаза Бобдила бегали по сторонам, и чувствовал он себя явно неуверенно.
Калед подошел к нему и взял его за подбородок, запрокинув ему голову, и заставив таким образом посмотреть себе в глаза.
В его глазах было больше расчета, чем страха, и Калед задумался о том, была ли вся эта робость подлинной или напускной. Он вспомнил о том, что, будучи девочкой, его сестра — мать ребенка — также проявляла нечто подобное. Она всегда отлично умела скрывать свои истинные чувства, что делало ее сильным противником, так же, впрочем, как и чрезвычайно полезным союзником в стане врага.
— Я хотел бы передать тебе приветствия от твоего деда, — сказал он Бобдилу.
— Где же твои хорошие манеры? — спросил Абул резко, когда мальчик в ответ на эти слова промолчал, — ведь Ахмед Эбен учил тебя как следует приветствовать гостей.
К ним подошел наставник, бормоча невнятные оправдания, а Бобдил отпрянул от отца и поднял руку, будто бы защищаясь от ожидаемого удара, хотя ни Абул, ни репетитор не сделали в его направлении никакого угрожающего жеста. Тем не менее глаза мальчика на мгновение остановились на Каледе, как бы оценивая произведенное им. впечатление.
Калед посмотрел на калифа. Губы Абула сжались, а щека непроизвольно дергалась. Он жестом прервал сбивчивые оправдания наставника и сухо произнес.
— Возвращайся в свои комнаты, Бобдил. Мне стыдно за тебя перед нашим гостем.
— Ничего, ничего, поспешил сказать Калед, — парень еще застенчив, и это нисколько меня не оскорбило. Можно я немного погуляю с ним по галерее?
Абулу было нелегко дать согласие на эту просьбу. Он не знал, почему, но то что гость принадлежал семейству Айки, заставляло относиться к нему с подозрением. Калед, конечно, не мог еще больше ухудшить отношения между отцом и сыном. Он не хотел бы, чтобы об их отношениях узнали посторонние.
— Давайте пойдем вниз вместе. У меня есть сокол, которого я подарю эмиру Мокарабов, когда он будет обучен. Я хотел бы узнать о нем ваше мнение, Калед. А Бобдил может показать своего ястреба-перепелятника, если, конечно, вспомнит, как следует вести себя с гостем.
Каледу ничего не оставалось, кроме как принять это предложение. Он улыбнулся Бобдилу и предложил ему рассказать о том, как продвигается его учеба. Эта перспектива как будто обрадовала Бобдила, и он пошел с дядей примерно в двух шагах позади отца. Абул напряженно прислушивался к их разговору. Калед задавал вопросы и наблюдал, а Бобдил ограничивался односложными ответами.
Хотя Бобдил и поддерживал разговор крайне неумело, но он, по крайней мере, ни случайно, ни умышленно не раскрывал каких-либо семейных тайн, так что Абул позволил своим мыслям остановиться на более приятных вещах и стал обдумывать путешествие в приморский дворец Мотрил, которое хотел совершить.
В самом деле Сарите необходимо сменить обстановку, — решил он. Морской воздух быстро вернет ее щекам румянец, а походке — упругость.
Для человека, в жилах которого течет кровь кочевого племени, она слишком долго находилась за закрытыми стенами. Казалось, роскошный образ жизни Альгамбры подорвал ее силы, и он вспомнил о том, как она как-то сказала ему, что лежать в шелковых одеждах и поплевывать абрикосовыми косточками — это не по ней. Захваченный любовью, он позволил себе забыть о том, что у нее есть свои нужды, и, что, очевидно, для полноты счастья ей многого не хватает.
Он редко пользовался приморским дворцом.
Отец построил его для матери Абула, чтобы она могла проводить там жаркие летние месяцы. Для управления королевством он не был приспособлен, там был только один маленький зал для приемов, поэтому калиф имел возможность посещать его только в спокойное для королевства время. Абул решил, что сейчас время для отдыха как раз благоприятное, и теперь ждал не дождался, когда сможет рассказать о своем плане Сарите. Он любил доставлять ей приятное, любил смотреть, как она прыгает от радости. Он увидел ее, когда повернул на дорожку, обсаженную олеандрами. Калед увидел ее в то же самое мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Абул вежливо улыбнулся дяде жены, посланнику эмира Мокарабов, и поинтересовался, что явилось поводом для визита. Они сидели в Посольском зале дворца, окруженные придворными и солдатами, как это и было положено при встрече столь родовитых гостей. В течение часа с начала приема происходил обмен любезностями за столом со сладостями — этого также требовал неумолимый этикет, но теперь, по прошествии этого времени, Абул уже ждал намека на истинную цель этого визита. Как бы то ни было, но Ахмед бен Калед с невозмутимым выражением лица продолжал неспешный разговор ни о чем, и Абул был вынужден вторить ему.
— Как здоровье моей племянницы? — спросил Калед, угощаясь фаршированными финиками.
— С ней все в порядке, — ответил Абул. Вы, конечно, захотите с ней встретиться, не может быть, чтобы у господина Мокараба не было письма к дочери.
Интересно, почему вдруг этот человек застыл в таком напряжении? Почему так угрожающе вспыхнули его темные глаза? Почему естественное замечание вызвало у его гостя столь неадекватную реакцию?
Тем не менее посланник кивнул и подтвердил, что он надеется встретиться с госпожой Айкой, и что у него есть письмо ее отца. Абул решил, что странное поведение гостя только почудилось ему, и заставил себя сосредоточиться, чтобы выяснить скрытую причину этого визита.
— Я хотел бы также встретиться с вашим сыном, принцем Бобдилом, — сказал Калед, — эмир хотел бы знать о том, как его внук растет и учится. — Просьба эта не была серьезной, но Абул почувствовал, что за ней что-то скрывается. Тем не менее он согласно кивнул и повернулся к визирю:
— Пусть сюда придет Бобдил со своим наставником. — Возможно, Вы найдете его слишком застенчивым, — повернулся он к гостю, — но с возрастом это пройдет.
Ахмед бен Калед попытался изобразить некое подобие улыбки. Он считал, что главной ошибкой калифа было грубое обращение с наследником, чей характер безжалостно и систематически ломался из-за пренебрежительного обращения отца. Если Бобдила как можно скорее не убрать из подобного окружения, он будет неподготовлен к тому, чтобы принять власть калифа, и род Мокарабов потеряет опору и значительное положение в халифате. Поэтому Калед был особо проинструктирован относительно необходимости наблюдения за мальчиком.
Когда Бобдил и его наставник прибыли, Абул вежливо поздоровался с ними в своей обычной мягкой манере.
— Бобдил, вырази свое почтение дяде твоей матери, — сказал он, подымаясь с кресла, которое под косыми лучами солнца отсвечивало позолотой резных листьев. Он взял ребенка за руку, и Калед заметил, что мальчик отстранился от отца, хотя и позволил взять себя за руку. Глаза Бобдила бегали по сторонам, и чувствовал он себя явно неуверенно.
Калед подошел к нему и взял его за подбородок, запрокинув ему голову, и заставив таким образом посмотреть себе в глаза.
В его глазах было больше расчета, чем страха, и Калед задумался о том, была ли вся эта робость подлинной или напускной. Он вспомнил о том, что, будучи девочкой, его сестра — мать ребенка — также проявляла нечто подобное. Она всегда отлично умела скрывать свои истинные чувства, что делало ее сильным противником, так же, впрочем, как и чрезвычайно полезным союзником в стане врага.
— Я хотел бы передать тебе приветствия от твоего деда, — сказал он Бобдилу.
— Где же твои хорошие манеры? — спросил Абул резко, когда мальчик в ответ на эти слова промолчал, — ведь Ахмед Эбен учил тебя как следует приветствовать гостей.
К ним подошел наставник, бормоча невнятные оправдания, а Бобдил отпрянул от отца и поднял руку, будто бы защищаясь от ожидаемого удара, хотя ни Абул, ни репетитор не сделали в его направлении никакого угрожающего жеста. Тем не менее глаза мальчика на мгновение остановились на Каледе, как бы оценивая произведенное им. впечатление.
Калед посмотрел на калифа. Губы Абула сжались, а щека непроизвольно дергалась. Он жестом прервал сбивчивые оправдания наставника и сухо произнес.
— Возвращайся в свои комнаты, Бобдил. Мне стыдно за тебя перед нашим гостем.
— Ничего, ничего, поспешил сказать Калед, — парень еще застенчив, и это нисколько меня не оскорбило. Можно я немного погуляю с ним по галерее?
Абулу было нелегко дать согласие на эту просьбу. Он не знал, почему, но то что гость принадлежал семейству Айки, заставляло относиться к нему с подозрением. Калед, конечно, не мог еще больше ухудшить отношения между отцом и сыном. Он не хотел бы, чтобы об их отношениях узнали посторонние.
— Давайте пойдем вниз вместе. У меня есть сокол, которого я подарю эмиру Мокарабов, когда он будет обучен. Я хотел бы узнать о нем ваше мнение, Калед. А Бобдил может показать своего ястреба-перепелятника, если, конечно, вспомнит, как следует вести себя с гостем.
Каледу ничего не оставалось, кроме как принять это предложение. Он улыбнулся Бобдилу и предложил ему рассказать о том, как продвигается его учеба. Эта перспектива как будто обрадовала Бобдила, и он пошел с дядей примерно в двух шагах позади отца. Абул напряженно прислушивался к их разговору. Калед задавал вопросы и наблюдал, а Бобдил ограничивался односложными ответами.
Хотя Бобдил и поддерживал разговор крайне неумело, но он, по крайней мере, ни случайно, ни умышленно не раскрывал каких-либо семейных тайн, так что Абул позволил своим мыслям остановиться на более приятных вещах и стал обдумывать путешествие в приморский дворец Мотрил, которое хотел совершить.
В самом деле Сарите необходимо сменить обстановку, — решил он. Морской воздух быстро вернет ее щекам румянец, а походке — упругость.
Для человека, в жилах которого течет кровь кочевого племени, она слишком долго находилась за закрытыми стенами. Казалось, роскошный образ жизни Альгамбры подорвал ее силы, и он вспомнил о том, как она как-то сказала ему, что лежать в шелковых одеждах и поплевывать абрикосовыми косточками — это не по ней. Захваченный любовью, он позволил себе забыть о том, что у нее есть свои нужды, и, что, очевидно, для полноты счастья ей многого не хватает.
Он редко пользовался приморским дворцом.
Отец построил его для матери Абула, чтобы она могла проводить там жаркие летние месяцы. Для управления королевством он не был приспособлен, там был только один маленький зал для приемов, поэтому калиф имел возможность посещать его только в спокойное для королевства время. Абул решил, что сейчас время для отдыха как раз благоприятное, и теперь ждал не дождался, когда сможет рассказать о своем плане Сарите. Он любил доставлять ей приятное, любил смотреть, как она прыгает от радости. Он увидел ее, когда повернул на дорожку, обсаженную олеандрами. Калед увидел ее в то же самое мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84