Несколько недель назад Мэгги пригласили участвовать в этой передаче, но она, подумав, отказалась. Она вообще редко давала интервью. И сама Мэри Маршал вместе с ее программой нисколько не интересовали Мэгги.
Ее привлекла тема разговора.
Вирена Ричмонд рассказывала, как по прошествии двадцати одного года после того, как она отдала на усыновление своего шестимесячного ребенка, он нашел ее и написал ей письмо, в котором выразил желание увидеться с ней.
– Какова же была ваша реакция? – спросила Мэри Маршал.
– Крайнее удивление – и невероятная радость. Я даже мечтать не смела о том, чтобы увидеться с ним, хотя дня не проходило без мыслей о нем. И уж тем более мне не приходило в голову, что он сам отыщет меня и захочет познакомиться. Он прислал удивительное письмо. – Глаза Вирены Ричмонд повлажнели. – Полное любви и понимания. В нем говорится, что у меня, должно быть, нашлись очень серьезные причины оставить ребенка и что, читая мои книги, он сделал вывод о том, что я не какая-нибудь черствая, бесчувственная особа и очень тепло пишу о материнстве…
– А что вы почувствовали, когда встретились с ним?
– Он оказался таким прелестным. Я расплакалась. Мы обнялись, и оба рыдали.
– Вы объяснили ему, почему вам пришлось от него отказаться?
– Да. Я все рассказала. Про то, что меня не печатали, я была несчастна и в профессии, и в жизни, что его отец бросил меня, как только узнал о моей беременности. Жить было почти не на что, я перебивалась случайными заработками, и мне ничего не светило: я получала отказы из всех редакций и, казалось, никогда не смогу написать книжку, которую захотят купить и прочитать. Словом, я была в отчаянии. Что я могла предложить будущему ребенку? Одну только любовь. А детям нужно гораздо больше. Шесть недель я терзалась, не зная, на что решиться, ревела ночи напролет. То принимала решение оставить ребенка, бороться ради него за свой успех; то, представив себе, на какие лишения его обрекаю, отказывалась от этого решения. Денег не было совсем, и мне пришлось идти в Дом матери и ребенка при Армии спасения; да и из дома меня гнали, хозяин, узнав еще, что я беременна, предупредил, что жильцов с детьми не держит… Словом, положение было безвыходное. В конце концов я решила, что надо думать только о судьбе моего мальчика. Если ему будет лучше с людьми, которые обеспечат его тем, что я не смогу дать, если у него будет отец, будет уютный, счастливый дом, значит, надо пожертвовать своими чувствами…
– И у ребенка было счастливое детство? – Да, он очень любит родителей, которые его усыновили. И, между прочим, они сами сказали ему при достижении совершеннолетия, что у него где-то есть настоящая мать, и если он захочет ее разыскать, они отнесутся к этому с пониманием. Я всегда буду благодарна им за это. И, конечно, не стану отнимать у них сына, он принадлежит им, как и мне, они его воспитали. И у них хватило благородства пригласить меня в свою семью.
– А как восприняли это событие ваши читатели? Вы, насколько я знаю, получаете огромное количество писем. Что вам пишут?
– Да, у меня обширная почта. Мне стали писать, когда вышла в свет моя первая книжка. Видно, мне удается задевать какие-то важные струны… Но вот что удивительно: когда эта новость разнеслась по стране, меня просто завалили письмами, и ни в одном из них не было ни слова упрека или осуждения. Очень много пишут женщины, которые не по своей вине вынуждены были отказаться от своих малюток. Сердце разрывается, когда читаешь некоторые из этих писем. Кто-то просит о помощи. И я решила передать гонорар за мою последнюю книгу «Сердцебиение» в специальный фонд, который будет помогать приемным детям и их настоящим матерям найти друг друга, при условии, что они оба этого хотят. Некоторые дети вполне счастливы со своими родителями, усыновившими их, и не желают знать ту, что дала им жизнь. Мой фонд придет на помощь тем, кто в ней объективно нуждается.
И вот что еще удивительно. На протяжении многих лет я ужасно боялась, что моя тайна откроется, и это отвратит от меня читателей. Я боялась, что мне, автору саг о счастливых семьях, не простят незаконнорожденного ребенка. Но вот тайна открылась, а тиражи моих книг резко подскочили вверх! У меня обычно расходятся триста тысяч экземпляров в бумажной обложке, а «Сердцебиение» распродано уже в полумиллионе экземпляров, и это только у нас в стране! Издатели предполагают, что за рубежом продадут не меньше двух миллионов…
– Значит, это событие способствовало вашему успеху.
– Да, еще как! Времена изменились. То, что вызывало осуждение в 1971 году, никого не удивляет в 1992-м. Почти половина семей в стране так называемые неполные. Остается жалеть лишь о том, что успех пришел ко мне слишком поздно, когда я уже разлучилась со своим мальчиком. – Знаменитая романистка грустно улыбнулась. – Что поделаешь, не все в нашей власти.
– Да, жизнь полна неожиданностей, и подчас она преподносит нам радостные сюрпризы. Вот ваш сын вас нашел.
– Да, слава Богу.
– А теперь давайте поговорим о вашей последней книге…
Мэгги медленно откинулась на подушки и нажала кнопку панели дистанционного управления.
– Да, – прошептала она, не сводя глаз с темного экрана, – жизнь полна неожиданностей. – На ее лице появилось то особенное выражение, увидев которое Барт или Конни не преминули бы сказать: «Ну, Мэгги что-то замышляет…»
В характере Мэгги была эдакая маккиавеллиевская жилка, которая развилась в годы ее мрачного детства, когда ей приходилось измысливать хитроумные планы, чтобы противостоять религиозному фанатизму родителей. Восхищаясь ее стратегическим гением, Барт шутил, что в прошлой жизни она наверняка была профессиональной заговорщицей. Вот и теперь ее мозг лихорадочно работал, просчитывая варианты.
– Ну так, – глубоко вдохнув, вслух сказала Мэгги. – Это как раз то, что нужно. Спасибо моему ангелу-хранителю! – воскликнула она, победно вздымая вверх сжатые кулачки. – Этот подарочек мне прямо с неба свалился, не иначе. Именно сегодня, именно в этот час показывают программу, которую я ни при какой погоде не смотрю, а тут неведомая сила заставляет меня включить телек!
Это неспроста, думала она, меряя шагами гостиную. Сама судьба подает мне знак.
Мэгги не отличалась набожностью, в детстве она на всю жизнь получила отвращение к религии, но, как большинство людей ее профессии, была очень суеверной. Она верила в руку судьбы. Только что увиденное на телеэкране воспринималось ею как недвусмысленное указание к действию. Теперь оставалось следовать ему. «Следовать, следовать!» – радостно приговаривала она, кружась по комнате. Кровь снова живо заструилась по жилам.
Подобно Скарлет О'Хара Мэгги не любила терять время зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Ее привлекла тема разговора.
Вирена Ричмонд рассказывала, как по прошествии двадцати одного года после того, как она отдала на усыновление своего шестимесячного ребенка, он нашел ее и написал ей письмо, в котором выразил желание увидеться с ней.
– Какова же была ваша реакция? – спросила Мэри Маршал.
– Крайнее удивление – и невероятная радость. Я даже мечтать не смела о том, чтобы увидеться с ним, хотя дня не проходило без мыслей о нем. И уж тем более мне не приходило в голову, что он сам отыщет меня и захочет познакомиться. Он прислал удивительное письмо. – Глаза Вирены Ричмонд повлажнели. – Полное любви и понимания. В нем говорится, что у меня, должно быть, нашлись очень серьезные причины оставить ребенка и что, читая мои книги, он сделал вывод о том, что я не какая-нибудь черствая, бесчувственная особа и очень тепло пишу о материнстве…
– А что вы почувствовали, когда встретились с ним?
– Он оказался таким прелестным. Я расплакалась. Мы обнялись, и оба рыдали.
– Вы объяснили ему, почему вам пришлось от него отказаться?
– Да. Я все рассказала. Про то, что меня не печатали, я была несчастна и в профессии, и в жизни, что его отец бросил меня, как только узнал о моей беременности. Жить было почти не на что, я перебивалась случайными заработками, и мне ничего не светило: я получала отказы из всех редакций и, казалось, никогда не смогу написать книжку, которую захотят купить и прочитать. Словом, я была в отчаянии. Что я могла предложить будущему ребенку? Одну только любовь. А детям нужно гораздо больше. Шесть недель я терзалась, не зная, на что решиться, ревела ночи напролет. То принимала решение оставить ребенка, бороться ради него за свой успех; то, представив себе, на какие лишения его обрекаю, отказывалась от этого решения. Денег не было совсем, и мне пришлось идти в Дом матери и ребенка при Армии спасения; да и из дома меня гнали, хозяин, узнав еще, что я беременна, предупредил, что жильцов с детьми не держит… Словом, положение было безвыходное. В конце концов я решила, что надо думать только о судьбе моего мальчика. Если ему будет лучше с людьми, которые обеспечат его тем, что я не смогу дать, если у него будет отец, будет уютный, счастливый дом, значит, надо пожертвовать своими чувствами…
– И у ребенка было счастливое детство? – Да, он очень любит родителей, которые его усыновили. И, между прочим, они сами сказали ему при достижении совершеннолетия, что у него где-то есть настоящая мать, и если он захочет ее разыскать, они отнесутся к этому с пониманием. Я всегда буду благодарна им за это. И, конечно, не стану отнимать у них сына, он принадлежит им, как и мне, они его воспитали. И у них хватило благородства пригласить меня в свою семью.
– А как восприняли это событие ваши читатели? Вы, насколько я знаю, получаете огромное количество писем. Что вам пишут?
– Да, у меня обширная почта. Мне стали писать, когда вышла в свет моя первая книжка. Видно, мне удается задевать какие-то важные струны… Но вот что удивительно: когда эта новость разнеслась по стране, меня просто завалили письмами, и ни в одном из них не было ни слова упрека или осуждения. Очень много пишут женщины, которые не по своей вине вынуждены были отказаться от своих малюток. Сердце разрывается, когда читаешь некоторые из этих писем. Кто-то просит о помощи. И я решила передать гонорар за мою последнюю книгу «Сердцебиение» в специальный фонд, который будет помогать приемным детям и их настоящим матерям найти друг друга, при условии, что они оба этого хотят. Некоторые дети вполне счастливы со своими родителями, усыновившими их, и не желают знать ту, что дала им жизнь. Мой фонд придет на помощь тем, кто в ней объективно нуждается.
И вот что еще удивительно. На протяжении многих лет я ужасно боялась, что моя тайна откроется, и это отвратит от меня читателей. Я боялась, что мне, автору саг о счастливых семьях, не простят незаконнорожденного ребенка. Но вот тайна открылась, а тиражи моих книг резко подскочили вверх! У меня обычно расходятся триста тысяч экземпляров в бумажной обложке, а «Сердцебиение» распродано уже в полумиллионе экземпляров, и это только у нас в стране! Издатели предполагают, что за рубежом продадут не меньше двух миллионов…
– Значит, это событие способствовало вашему успеху.
– Да, еще как! Времена изменились. То, что вызывало осуждение в 1971 году, никого не удивляет в 1992-м. Почти половина семей в стране так называемые неполные. Остается жалеть лишь о том, что успех пришел ко мне слишком поздно, когда я уже разлучилась со своим мальчиком. – Знаменитая романистка грустно улыбнулась. – Что поделаешь, не все в нашей власти.
– Да, жизнь полна неожиданностей, и подчас она преподносит нам радостные сюрпризы. Вот ваш сын вас нашел.
– Да, слава Богу.
– А теперь давайте поговорим о вашей последней книге…
Мэгги медленно откинулась на подушки и нажала кнопку панели дистанционного управления.
– Да, – прошептала она, не сводя глаз с темного экрана, – жизнь полна неожиданностей. – На ее лице появилось то особенное выражение, увидев которое Барт или Конни не преминули бы сказать: «Ну, Мэгги что-то замышляет…»
В характере Мэгги была эдакая маккиавеллиевская жилка, которая развилась в годы ее мрачного детства, когда ей приходилось измысливать хитроумные планы, чтобы противостоять религиозному фанатизму родителей. Восхищаясь ее стратегическим гением, Барт шутил, что в прошлой жизни она наверняка была профессиональной заговорщицей. Вот и теперь ее мозг лихорадочно работал, просчитывая варианты.
– Ну так, – глубоко вдохнув, вслух сказала Мэгги. – Это как раз то, что нужно. Спасибо моему ангелу-хранителю! – воскликнула она, победно вздымая вверх сжатые кулачки. – Этот подарочек мне прямо с неба свалился, не иначе. Именно сегодня, именно в этот час показывают программу, которую я ни при какой погоде не смотрю, а тут неведомая сила заставляет меня включить телек!
Это неспроста, думала она, меряя шагами гостиную. Сама судьба подает мне знак.
Мэгги не отличалась набожностью, в детстве она на всю жизнь получила отвращение к религии, но, как большинство людей ее профессии, была очень суеверной. Она верила в руку судьбы. Только что увиденное на телеэкране воспринималось ею как недвусмысленное указание к действию. Теперь оставалось следовать ему. «Следовать, следовать!» – радостно приговаривала она, кружась по комнате. Кровь снова живо заструилась по жилам.
Подобно Скарлет О'Хара Мэгги не любила терять время зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101