.
Он не удостоил их ответом, лишь сплюнул на проржавевшую крышу.
– Это еще кто? – Его подбородок, описав в воздухе пренебрежительную дугу, уставился на Ваську.
– Это Василиса, – синхронно объяснили Чук и Гек. – Васька. Лучшая девушка Питера.
– Лучшая девушка страны, – подумав, добавил Чук.
– Лучшая девушка планеты, – подумав, добавил Гек.
– Мудачье, – ухмыльнулся Ямакаси.
Ухмылка могла означать лишь одно: лучшим в Питере, лучшим в стране и лучшим на планете был, безусловно, он сам, а не какая-то стриженая девка.
– Вы зачем ее притащили? Группа поддержки, что ли? Чук и Гек озадачились, притихли, прикусили языки.
И правда – мудачье, решила Васька, толку от вас, как от козла молока. И, следовательно, объясняться с белой жилеткой и татуировками будут не эти козлы, а она сама.
– Слушай, брателло, – сказала Васька. – Я не группа поддержки. Я собираюсь заняться тем же, чем будете заниматься вы.
Ямакаси тихонько присвистнул и, проигнорировав Ваську, снова обратился к Чуку и Геку:
– Что вы напели ей в уши?
Человек-паук, человек-кошка, человек-снаряд. Или они сказали – ядро? В любой из этих ипостасей новоявленный мессия в жилетке был неприятен Ваське. Да что там неприятен – она едва сдерживалась, чтобы не подойти к нему и не смазать по его самодовольной, лоснящейся физиономии. Азиатской, если судить по узким глазам.
– Девушка, а девушка? – наконец он обратил на нее внимание, поманил пальцем.
– Чего? – Васька и не думала приближаться, как же тогда она оказалась рядом с азиатом?
Загадка.
– Девушка, мы здесь не сексом собираемся заниматься. И красить ногти тоже не планируем. И прокалывать пупки. Мы даже не будем курить анашу.
– Я в курсе.
– Мы немножко… Только немножко… Полетаем.
Он не такой высокий, как Чук и Гек, он всего на сантиметр выше Васьки, для мужчины такой рост – и не рост вовсе. Что же касается мускулов, то Чук и Гек по сравнению с ним – настоящие атлеты, чемпион и вице-чемпион микрорайона по бодибилдингу. А впрочем, Васька может и ошибаться: все дело в коже Ямакаси. Ее можно назвать смуглой, безволосой, татуированной, одно не вызывает сомнений: этой коже есть что скрывать. Она живет какой-то тайной, неведомой Ваське жизнью. И если вдруг из-под ее гнета восстанут бицепсы и трицепсы, а за спиной расправятся и заполощутся крылья – Васька нисколько не удивится.
– Я тоже хочу… полетать.
– Раз так… Отговаривать тебя я не буду. Знаешь, что надо делать?
– В общих чертах.
– Эти, – кивок в сторону Чука и Гека, – тебя просветили?
– Они.
– Забудь все, что они сказали. Слушай только меня.
– Хорошо.
– Дай руку.
Нет, Васька не давала ему руки, она и не думала давать, – тогда как ее горячие пальцы оказались в его – прохладных и жестких, как оселок для заточки ножей?
Загадка.
Край крыши был совсем близко, и без того символическое заграждение – сломано, жесть под ногами угрожающе стонала, ветер усиливался; Ямакаси ничего не стоит разжать пальцы и слегка подтолкнуть Ваську – и она свалится вниз, пролетит семь этажей и ударится о земли. Шансы выжить равны нулю, ведь Васька не кошка, которой ей так хотелось стать.
Почему, ну почему она не стала кошкой?
Нужно забыть о своих детских мечтах и сосредоточиться на настоящем – что она будет делать, если вероломный азиат (Васька уже думала о Ямакаси, как о вероломном азиате, сострадания к ближнему у узкоглазого, узкоголового человека-ядра не может быть по определению) и вправду выпустит руку и спихнет ее с крыши.
Балка, торчащая из окна этажом ниже – Васька вполне может ухватиться за балку, а при самом удачном раскладе – оседлать ее, и уже оттуда перебраться внутрь. Нужно только сосредоточиться, сгруппироваться, мысленно выбрать траекторию и…
– Все еще хочешь полетать? – спросил он.
– Да.
– Не смотри вниз.
Совет для идиотов, сколько раз она слышала его за последние три года, от самых разных типов, мнящих себя учителями и наставниками. Мнящих себя проповедниками экстрима. Двое из них разбились насмерть, еще один был накрыт снежной лавиной где-то в Альпах, еще один валяется у себя дома со сломанным позвоночником в пяти кварталах отсюда.
Васька ни разу его не навещала.
– Не смотри вниз.
– Придумай что-нибудь посвежее.
– Не обращай внимания на расстояния. Они всегда меньше, чем кажутся.
– Что еще?
– Думай не о том прыжке, который совершаешь сейчас, а о последующем. А лучше рассчитать сразу три или четыре прыжка. В запасе должно быть несколько вариантов, так проще выбрать оптимальный. У тебя есть кто-нибудь?
– В каком смысле? – удивилась Васька.
– Кто-нибудь, кто сильно расстроится, если ты разобьешься?
Блаженная дурочка Мика, – вот кто сильно бы расстроился. Дурочка устроила бы грандиозные (haute couture) поминки в ненавистном Ваське «Ноле», они плавно бы перешли в вечер классической музыки в джазовой обработке – ради такого случая дебилы-немцы, нынешние Васькины работодатели, притаранили бы весь свой замшелый винил и наняли диджея за 100 евро в час. Прелюдия и фуга ре-минор – она, наконец, подохла! Аллегро нон молто – теперь мы возьмем на ставку профессионального человека, настоящего баристу. Рондо каприччиоззо – кофе был не самой сильной стороной нашего ресторана, теперь все изменится.
Кретины.
А в финале вечера, по многочисленным просьбам рыцарей ресторанного бизнеса, обязательно прозвучит композиция «How Deep Is The Ocean – How High Is The Sky», что, несомненно, актуально: Васькина ранняя смерть откроет перед кретинами новые, невиданные горизонты.
– …Нет. Нет никого, кто бы сильно расстроился. А это так важно?
– Важно, что ты не будешь чувствовать неловкости перед теми, кто может сильно расстроиться. Не будешь чувствовать угрызений совести. Если что и мешает человеку оттолкнуться от земли, так это – сраная любовь. И сраные обязательства.
– У меня нет сраной любви. И сраных обязательств – тоже.
– Тогда все в порядке. Налокотники и наколенники?
Куцая теоретическая подводка Ямакаси вполне ясна: налокотники призваны заменить сраную любовь, а наколенники – сраные обязательства. Во всяком случае, проку от них гораздо больше.
– С этим все в порядке.
– Они, конечно, не спасут тебя, если ты сорвешься, по смягчат возможные удары.
– Не лечи меня, брателло. Это знают даже те, кто катается на детских роликах в сквере. А я уже вышла из этого возраста.
– Значит, ты опытный человек?
– Более-менее.
– Посмотрим.
Его голос не звучит угрожающе, он скорее весел, – и это веселье, это возбуждение немедленно передается Ваське.
– И вот еще: то, чем мы будем заниматься сейчас – не альпинизм и не скалолазание. Так что предыдущий свой опыт можешь засунуть себе в задницу. Здесь главное, чтобы тебя перло. Знаешь, что такое, когда тебя прет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Он не удостоил их ответом, лишь сплюнул на проржавевшую крышу.
– Это еще кто? – Его подбородок, описав в воздухе пренебрежительную дугу, уставился на Ваську.
– Это Василиса, – синхронно объяснили Чук и Гек. – Васька. Лучшая девушка Питера.
– Лучшая девушка страны, – подумав, добавил Чук.
– Лучшая девушка планеты, – подумав, добавил Гек.
– Мудачье, – ухмыльнулся Ямакаси.
Ухмылка могла означать лишь одно: лучшим в Питере, лучшим в стране и лучшим на планете был, безусловно, он сам, а не какая-то стриженая девка.
– Вы зачем ее притащили? Группа поддержки, что ли? Чук и Гек озадачились, притихли, прикусили языки.
И правда – мудачье, решила Васька, толку от вас, как от козла молока. И, следовательно, объясняться с белой жилеткой и татуировками будут не эти козлы, а она сама.
– Слушай, брателло, – сказала Васька. – Я не группа поддержки. Я собираюсь заняться тем же, чем будете заниматься вы.
Ямакаси тихонько присвистнул и, проигнорировав Ваську, снова обратился к Чуку и Геку:
– Что вы напели ей в уши?
Человек-паук, человек-кошка, человек-снаряд. Или они сказали – ядро? В любой из этих ипостасей новоявленный мессия в жилетке был неприятен Ваське. Да что там неприятен – она едва сдерживалась, чтобы не подойти к нему и не смазать по его самодовольной, лоснящейся физиономии. Азиатской, если судить по узким глазам.
– Девушка, а девушка? – наконец он обратил на нее внимание, поманил пальцем.
– Чего? – Васька и не думала приближаться, как же тогда она оказалась рядом с азиатом?
Загадка.
– Девушка, мы здесь не сексом собираемся заниматься. И красить ногти тоже не планируем. И прокалывать пупки. Мы даже не будем курить анашу.
– Я в курсе.
– Мы немножко… Только немножко… Полетаем.
Он не такой высокий, как Чук и Гек, он всего на сантиметр выше Васьки, для мужчины такой рост – и не рост вовсе. Что же касается мускулов, то Чук и Гек по сравнению с ним – настоящие атлеты, чемпион и вице-чемпион микрорайона по бодибилдингу. А впрочем, Васька может и ошибаться: все дело в коже Ямакаси. Ее можно назвать смуглой, безволосой, татуированной, одно не вызывает сомнений: этой коже есть что скрывать. Она живет какой-то тайной, неведомой Ваське жизнью. И если вдруг из-под ее гнета восстанут бицепсы и трицепсы, а за спиной расправятся и заполощутся крылья – Васька нисколько не удивится.
– Я тоже хочу… полетать.
– Раз так… Отговаривать тебя я не буду. Знаешь, что надо делать?
– В общих чертах.
– Эти, – кивок в сторону Чука и Гека, – тебя просветили?
– Они.
– Забудь все, что они сказали. Слушай только меня.
– Хорошо.
– Дай руку.
Нет, Васька не давала ему руки, она и не думала давать, – тогда как ее горячие пальцы оказались в его – прохладных и жестких, как оселок для заточки ножей?
Загадка.
Край крыши был совсем близко, и без того символическое заграждение – сломано, жесть под ногами угрожающе стонала, ветер усиливался; Ямакаси ничего не стоит разжать пальцы и слегка подтолкнуть Ваську – и она свалится вниз, пролетит семь этажей и ударится о земли. Шансы выжить равны нулю, ведь Васька не кошка, которой ей так хотелось стать.
Почему, ну почему она не стала кошкой?
Нужно забыть о своих детских мечтах и сосредоточиться на настоящем – что она будет делать, если вероломный азиат (Васька уже думала о Ямакаси, как о вероломном азиате, сострадания к ближнему у узкоглазого, узкоголового человека-ядра не может быть по определению) и вправду выпустит руку и спихнет ее с крыши.
Балка, торчащая из окна этажом ниже – Васька вполне может ухватиться за балку, а при самом удачном раскладе – оседлать ее, и уже оттуда перебраться внутрь. Нужно только сосредоточиться, сгруппироваться, мысленно выбрать траекторию и…
– Все еще хочешь полетать? – спросил он.
– Да.
– Не смотри вниз.
Совет для идиотов, сколько раз она слышала его за последние три года, от самых разных типов, мнящих себя учителями и наставниками. Мнящих себя проповедниками экстрима. Двое из них разбились насмерть, еще один был накрыт снежной лавиной где-то в Альпах, еще один валяется у себя дома со сломанным позвоночником в пяти кварталах отсюда.
Васька ни разу его не навещала.
– Не смотри вниз.
– Придумай что-нибудь посвежее.
– Не обращай внимания на расстояния. Они всегда меньше, чем кажутся.
– Что еще?
– Думай не о том прыжке, который совершаешь сейчас, а о последующем. А лучше рассчитать сразу три или четыре прыжка. В запасе должно быть несколько вариантов, так проще выбрать оптимальный. У тебя есть кто-нибудь?
– В каком смысле? – удивилась Васька.
– Кто-нибудь, кто сильно расстроится, если ты разобьешься?
Блаженная дурочка Мика, – вот кто сильно бы расстроился. Дурочка устроила бы грандиозные (haute couture) поминки в ненавистном Ваське «Ноле», они плавно бы перешли в вечер классической музыки в джазовой обработке – ради такого случая дебилы-немцы, нынешние Васькины работодатели, притаранили бы весь свой замшелый винил и наняли диджея за 100 евро в час. Прелюдия и фуга ре-минор – она, наконец, подохла! Аллегро нон молто – теперь мы возьмем на ставку профессионального человека, настоящего баристу. Рондо каприччиоззо – кофе был не самой сильной стороной нашего ресторана, теперь все изменится.
Кретины.
А в финале вечера, по многочисленным просьбам рыцарей ресторанного бизнеса, обязательно прозвучит композиция «How Deep Is The Ocean – How High Is The Sky», что, несомненно, актуально: Васькина ранняя смерть откроет перед кретинами новые, невиданные горизонты.
– …Нет. Нет никого, кто бы сильно расстроился. А это так важно?
– Важно, что ты не будешь чувствовать неловкости перед теми, кто может сильно расстроиться. Не будешь чувствовать угрызений совести. Если что и мешает человеку оттолкнуться от земли, так это – сраная любовь. И сраные обязательства.
– У меня нет сраной любви. И сраных обязательств – тоже.
– Тогда все в порядке. Налокотники и наколенники?
Куцая теоретическая подводка Ямакаси вполне ясна: налокотники призваны заменить сраную любовь, а наколенники – сраные обязательства. Во всяком случае, проку от них гораздо больше.
– С этим все в порядке.
– Они, конечно, не спасут тебя, если ты сорвешься, по смягчат возможные удары.
– Не лечи меня, брателло. Это знают даже те, кто катается на детских роликах в сквере. А я уже вышла из этого возраста.
– Значит, ты опытный человек?
– Более-менее.
– Посмотрим.
Его голос не звучит угрожающе, он скорее весел, – и это веселье, это возбуждение немедленно передается Ваське.
– И вот еще: то, чем мы будем заниматься сейчас – не альпинизм и не скалолазание. Так что предыдущий свой опыт можешь засунуть себе в задницу. Здесь главное, чтобы тебя перло. Знаешь, что такое, когда тебя прет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97