на календарик нанесена схема метро, явно не питерского и не московского
– мятый буклет с изображением взлетающего лайнера на первой странице. Поверхностный просмотр буклета выявляет ряд однотипных колонок – очевидно, речь идет о расписании вылета и прилета самолетов в каком-то неведомом Ваське аэропорту
– пухлая, видавшая виды записная книжка. Учитывая Васькину редкую психологическую особенность, на книжке можно сразу ставить крест
– что-то вроде медальона или амулета; дешевый камень неизвестного происхождения на такой же дешевой, едва ли не медной цепочке –
И всё.
Уже сейчас эту рюкзачную феерию можно смело вынести на помойку и быть совершенно спокойным за ее будущее: ни один бомж на такое добро (за исключением ножа и зажигалки) не польстится. Васька уязвлена, но вынуждена признать: Ямакаси предстал перед ней в новом, неожиданном свете. Жаль только, что не высветились документы (не важно, что Васька ни бельмеса в них не поймет, но у любого человека должны быть документы!).
Деньги, хотя бы и не слишком большая сумма, тоже не высветились. Не говоря уже о кошельке. А у любого человека должен быть кошелек, и потом: каким образом Ямакаси собирался отправиться в магазин «24 часа», не имея при себе ни копейки денег?
Неужели попросил бы в долг?
А еще – вещи.
У любого человека, путешествующего от дома к дому, должен быть определенный запас вещей. Хотя бы пара белья, сменные носки (у парней нередко попахивают ноги), зубная щетка, полотенце, что сказал Ямакаси?
Что в рюкзаке все его вещи.
Это сейчас в городе стоит невыносимая жара, но синоптики обещают циклон из Скандинавии, температура упадет градусов на десять. А потом наступит осень, а потом зима – что будет делать Ямакаси в своей жилетке, полотняных брюках и сандалиях эспарденьяс? Ваське почему-то хочется, чтобы Ямакаси остался здесь до зимы, уж не влюбилась ли она?
Определенно нет.
Времени у Васьки немного, но она успевает сложить вещи в рюкзак, повесить его на прежнее место, усесться на кровать с самым независимым видом и щелкнуть пультом телевизора. По телевизору показывают киношку. Старую, если судить по костюмам актеров. Французскую, если судить по их изысканно уродливым физиономиям. Васька не очень любит такие киношки: сплошная говорильня, ложная многозначительность, полутона, обертона, пляски вокруг одного-единетвенного трупа (при наличии трупа), пляски вокруг одной-единственной страсти (при наличии страсти), дурно пахнущие семейные тайны и скрытая реклама блейзеров от Кристиана Диора.
Или от Лагерфельда.
Полная фигня. Шайзе, как любит выражаться сообщество карманных Зигфридов из «Ноля за поведение».
Ямакаси появляется в то мгновение, когда Васька готова переключить канал – на первых тактах мелодии, которая обычно предшествует обнаружению тела зверски убитого персонажа второго плана; в его руках зажата тарелка с вываленными на нее кусками неразогретой тушенки и крупно нарезанными ломтями хлеба.
– Все в порядке? – спрашивает Васька, не чувствуя никаких угрызений по поводу скудости трапезы.
– Никого не встретил, – докладывает Ямакаси, отправляя в рот кусок холодного мяса. – Проскользнул незамеченным.
– Курить хочется… Есть у тебя сигареты? А то я забыла купить… – Васька почти не курит, та сигарета на крыше была единственной за последнюю неделю (воспоминаний о ней хватило бы еще на две), – но уж очень хочется получить хоть какое-то объяснение по поводу вещей из рюкзака.
Хитрая птица опять путает Ваське все карты.
Вместо того, чтобы достать пачку целиком (как это сделал бы любой нормальный человек), Ямакаси запускает руку в рюкзак и вынимает всего одну сигарету – в прошлый раз он вытащил ее из жилетки. На манипуляции ушло не больше пяти секунд, каким образом его руке удалось так быстро сориентироваться в пространстве – загадка.
От сигареты снова тянет смородиновым листом.
– Странный запах. Необычный, – говорит Васька.
– Табак и табак, – Ямакаси вовсе не расположен к разговору о вкусовых качествах сигареты, он методично поглощает тушенку, невзирая на сомнительного вида волокна, торчащие из нее, и совсем уж неаппетитный слой жира.
– Мне нравится, – Васька полна решимости добить тему с сигаретой до конца. – Никогда таких не курила.
– И слава богу.
– Кстати, как они называются?
– Понятия не имею. Какой-то тип забыл их на столике в кафе, а я вот… прихватил. Не пропадать же добру, верно?
Ваське остается только глупо покивать головой в знак согласия.
Что еще было в рюкзаке? Нож, плеер, книга, буклет, колокольчик, медальон на медной цепочке, записная книжка, карманный календарик – ни об одной из этих вещей нельзя заговорить без подозрений со стороны Ямакаси:
меньше всего Васька хочет предстать перед ним банальной соской-недоумком, роющейся в чужих вещах.
Шайзе, шайзе, шайзе!
Сосредоточившись на мыслях о чертовом содержимом чертова рюкзака, она совсем забыла о киношке на экране телевизора. А киношка между тем катится своим чередом и скоро перейдет в эндшпиль с последующим сбрасыванием масок и разоблачением внешне добропорядочных господ. За благообразной и местами романтической личиной скрывается звериный оскал? – кому, как не Ваське, столько лет прожившей под одной крышей с пауком, знать об этом.
ТВ-3, Дискавери, Animal Planet, Евроспорт – пусть уж лучше по экрану бегают зверюшки и женские сборные по хоккею на траве.
– Ты напрасно переключила, – говорит Ямакаси. – Кино было хорошим.
– Я и не знала, что ты его смотришь.
– Смотрел когда-то. Это Шаброль. Не последний, между прочим, режиссер.
– А я думала, что для тебя существуют только порномультфильмы, – Васькино самолюбие уязвлено.
– Так и есть, но как раз этот фильм мне понравился. Ты не будешь против, если я его досмотрю?
Васька послушно пролистывает каналы, возвращаясь к исходному, – черт знает что! Она и оглянуться не успела, как птица Кетцаль села ей на голову. Мало того что она протаранила Ваську своим изразцовым пенисом, прокатила на гипсовой лошади, походя выведала подробности ее жизни и сожрала запасы гвардейской тушенки, – теперь она еще и разложилась на Васькиной кровати, сыто отрыгнула и к тому же претендует на роль королевы пульта!..
Вернее, короля.
– Я тебя напрягаю? – вежливо интересуется птица Кетцаль, пялясь в телевизор.
– Да нет.
– Я могу уйти.
– Ты меня не напрягаешь. Оставайся.
Тон получился просительным, и это не нравится Ваське. Совсем не нравится, уж не влюбилась ли она?
Определенно, нет.
Ямакаси щелкает на красную кнопку пульта, как только на экране появляется заставка какой-то информационной программы: это означает, что Шаброль, не последний, между прочим, режиссер, кончился. И телевизор больше не представляет для Ямакаси никакого интереса, теперь можно похлопать ладонью по простыне, предлагая Ваське разделить постель с восхитительным парнем, умеющим летать над крышами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– мятый буклет с изображением взлетающего лайнера на первой странице. Поверхностный просмотр буклета выявляет ряд однотипных колонок – очевидно, речь идет о расписании вылета и прилета самолетов в каком-то неведомом Ваське аэропорту
– пухлая, видавшая виды записная книжка. Учитывая Васькину редкую психологическую особенность, на книжке можно сразу ставить крест
– что-то вроде медальона или амулета; дешевый камень неизвестного происхождения на такой же дешевой, едва ли не медной цепочке –
И всё.
Уже сейчас эту рюкзачную феерию можно смело вынести на помойку и быть совершенно спокойным за ее будущее: ни один бомж на такое добро (за исключением ножа и зажигалки) не польстится. Васька уязвлена, но вынуждена признать: Ямакаси предстал перед ней в новом, неожиданном свете. Жаль только, что не высветились документы (не важно, что Васька ни бельмеса в них не поймет, но у любого человека должны быть документы!).
Деньги, хотя бы и не слишком большая сумма, тоже не высветились. Не говоря уже о кошельке. А у любого человека должен быть кошелек, и потом: каким образом Ямакаси собирался отправиться в магазин «24 часа», не имея при себе ни копейки денег?
Неужели попросил бы в долг?
А еще – вещи.
У любого человека, путешествующего от дома к дому, должен быть определенный запас вещей. Хотя бы пара белья, сменные носки (у парней нередко попахивают ноги), зубная щетка, полотенце, что сказал Ямакаси?
Что в рюкзаке все его вещи.
Это сейчас в городе стоит невыносимая жара, но синоптики обещают циклон из Скандинавии, температура упадет градусов на десять. А потом наступит осень, а потом зима – что будет делать Ямакаси в своей жилетке, полотняных брюках и сандалиях эспарденьяс? Ваське почему-то хочется, чтобы Ямакаси остался здесь до зимы, уж не влюбилась ли она?
Определенно нет.
Времени у Васьки немного, но она успевает сложить вещи в рюкзак, повесить его на прежнее место, усесться на кровать с самым независимым видом и щелкнуть пультом телевизора. По телевизору показывают киношку. Старую, если судить по костюмам актеров. Французскую, если судить по их изысканно уродливым физиономиям. Васька не очень любит такие киношки: сплошная говорильня, ложная многозначительность, полутона, обертона, пляски вокруг одного-единетвенного трупа (при наличии трупа), пляски вокруг одной-единственной страсти (при наличии страсти), дурно пахнущие семейные тайны и скрытая реклама блейзеров от Кристиана Диора.
Или от Лагерфельда.
Полная фигня. Шайзе, как любит выражаться сообщество карманных Зигфридов из «Ноля за поведение».
Ямакаси появляется в то мгновение, когда Васька готова переключить канал – на первых тактах мелодии, которая обычно предшествует обнаружению тела зверски убитого персонажа второго плана; в его руках зажата тарелка с вываленными на нее кусками неразогретой тушенки и крупно нарезанными ломтями хлеба.
– Все в порядке? – спрашивает Васька, не чувствуя никаких угрызений по поводу скудости трапезы.
– Никого не встретил, – докладывает Ямакаси, отправляя в рот кусок холодного мяса. – Проскользнул незамеченным.
– Курить хочется… Есть у тебя сигареты? А то я забыла купить… – Васька почти не курит, та сигарета на крыше была единственной за последнюю неделю (воспоминаний о ней хватило бы еще на две), – но уж очень хочется получить хоть какое-то объяснение по поводу вещей из рюкзака.
Хитрая птица опять путает Ваське все карты.
Вместо того, чтобы достать пачку целиком (как это сделал бы любой нормальный человек), Ямакаси запускает руку в рюкзак и вынимает всего одну сигарету – в прошлый раз он вытащил ее из жилетки. На манипуляции ушло не больше пяти секунд, каким образом его руке удалось так быстро сориентироваться в пространстве – загадка.
От сигареты снова тянет смородиновым листом.
– Странный запах. Необычный, – говорит Васька.
– Табак и табак, – Ямакаси вовсе не расположен к разговору о вкусовых качествах сигареты, он методично поглощает тушенку, невзирая на сомнительного вида волокна, торчащие из нее, и совсем уж неаппетитный слой жира.
– Мне нравится, – Васька полна решимости добить тему с сигаретой до конца. – Никогда таких не курила.
– И слава богу.
– Кстати, как они называются?
– Понятия не имею. Какой-то тип забыл их на столике в кафе, а я вот… прихватил. Не пропадать же добру, верно?
Ваське остается только глупо покивать головой в знак согласия.
Что еще было в рюкзаке? Нож, плеер, книга, буклет, колокольчик, медальон на медной цепочке, записная книжка, карманный календарик – ни об одной из этих вещей нельзя заговорить без подозрений со стороны Ямакаси:
меньше всего Васька хочет предстать перед ним банальной соской-недоумком, роющейся в чужих вещах.
Шайзе, шайзе, шайзе!
Сосредоточившись на мыслях о чертовом содержимом чертова рюкзака, она совсем забыла о киношке на экране телевизора. А киношка между тем катится своим чередом и скоро перейдет в эндшпиль с последующим сбрасыванием масок и разоблачением внешне добропорядочных господ. За благообразной и местами романтической личиной скрывается звериный оскал? – кому, как не Ваське, столько лет прожившей под одной крышей с пауком, знать об этом.
ТВ-3, Дискавери, Animal Planet, Евроспорт – пусть уж лучше по экрану бегают зверюшки и женские сборные по хоккею на траве.
– Ты напрасно переключила, – говорит Ямакаси. – Кино было хорошим.
– Я и не знала, что ты его смотришь.
– Смотрел когда-то. Это Шаброль. Не последний, между прочим, режиссер.
– А я думала, что для тебя существуют только порномультфильмы, – Васькино самолюбие уязвлено.
– Так и есть, но как раз этот фильм мне понравился. Ты не будешь против, если я его досмотрю?
Васька послушно пролистывает каналы, возвращаясь к исходному, – черт знает что! Она и оглянуться не успела, как птица Кетцаль села ей на голову. Мало того что она протаранила Ваську своим изразцовым пенисом, прокатила на гипсовой лошади, походя выведала подробности ее жизни и сожрала запасы гвардейской тушенки, – теперь она еще и разложилась на Васькиной кровати, сыто отрыгнула и к тому же претендует на роль королевы пульта!..
Вернее, короля.
– Я тебя напрягаю? – вежливо интересуется птица Кетцаль, пялясь в телевизор.
– Да нет.
– Я могу уйти.
– Ты меня не напрягаешь. Оставайся.
Тон получился просительным, и это не нравится Ваське. Совсем не нравится, уж не влюбилась ли она?
Определенно, нет.
Ямакаси щелкает на красную кнопку пульта, как только на экране появляется заставка какой-то информационной программы: это означает, что Шаброль, не последний, между прочим, режиссер, кончился. И телевизор больше не представляет для Ямакаси никакого интереса, теперь можно похлопать ладонью по простыне, предлагая Ваське разделить постель с восхитительным парнем, умеющим летать над крышами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97