— Я просто испугалась, что не сумею угодить тебе, хозяин, — секунду поколебавшись, ответила она. — Я знаю, ты находишь меня старой и увядшей, а мне очень хочется, чтобы ты взял меня с собой в Пешавар.
— По крайней мере последнее утверждение — правда, — пробормотал купец. Он запустил пальцы в свои волосы, обильно смазанные маслом. — Полагаю, хан и его люди пользовались тобой весьма грубо, — без обиняков заявил он. — Но меня тебе нечего бояться. Мне в отличие от Хасим-хана дорога моя голова, а я видел, как обходятся британские джентльмены с мужчинами моей расы, покусившимися на честь английских леди. Когда мы вернемся в Пешавар, я хотел бы получить вознаграждение, а не аудиенцию у палача.
— Значит, ты возьмешь меня с собой в Индию, — выдохнула она. — Если да, клянусь: тебе щедро заплатят за неудобства.
— Не беспокойся, англичанка. Я намереваюсь получить все сполна. Надеюсь, твоя семья богата.
Они разговаривали на пушту, а в этом языке не считается грубостью называть собеседника по имени его страны, но Люси вдруг ощутила необъяснимое желание услышать, как торговец произнесет ее имя.
— Мы не представились друг другу, — чопорно сказала она. — Я — мисс Люсинда Ларкин. Друзья и родственники зовут меня Люси.
Купец безо всякого выражения посмотрел на нее и, не ответив, отвернулся. Щеки девушки вспыхнули, она почувствовала себя ужасно глупо. Чего она, собственно, ожидала? Индийцам всегда трудно давалось произношение английских имен, а ни один уважающий себя восточный мужчина не позволит себе оказаться в неловком положении перед женщиной. Конечно, купец не стал произносить ее имя.
Люси так переживала из-за своей бестактности, что не сразу заметила, как торговец прошел в другой конец комнаты и налил себе чашку чаю. Девушка бросилась к нему и выбила чашку из его рук. Еще мгновение — и он бы отпил.
Воцарилось молчание. Купец поднял чашку и аккуратно поставил ее на поднос. Так же молча он взял тюрбан, оставленный на тюфяке, и свободно свисающим концом вытер жидкость, пролитую на штаны. Когда он наконец взглянул на Люси, глаза его сверкали от гнева.
— Чай отравлен? — ледяным тоном спросил он. — Засахаренные фрукты тоже?
— Я не знаю. Возможно. — Ее рот искривила горькая усмешка. — Хасим-хан не делится со мной своими секретами.
— Тогда почему ты выбила у меня из рук чашку?
Люси стояла, беспокойно теребя край накидки.
— Я не верю, что Хасим-хан отпустит нас. Думаю, он замыслил убить нас.
— В Афганистане строго соблюдается закон гостеприимства. Обязанность хозяина — оказывать гостю почет и защищать его. Даже хан не осмелится нарушить этот закон перед своими людьми.
— Все это так. Но хан убедил деревню, что я — джинн и потому он не может отвечать за то, что случается с людьми, оставшимися со мной наедине.
Брови купца взметнулись вверх.
— Ты джинн?
— Конечно, нет, — сердито ответила Люси. — Неужели ты думаешь, что, будь у меня волшебная сила, я пробыла бы эти два года рабыней Хасим-хана?
— Вряд ли, если только ты здравомыслящий джинн. Итак, скажи мне, англичанка, что случалось с несчастными гостями, остававшимися с тобой наедине?
Девушка тяжело вздохнула.
— Они умирали, но вообще-то это были не гости. В деревне не бывало гостей с тех пор, как я здесь оказалась. В этой комнате умерли братья Хасим-хана. Здесь, со мной.
Купец сцепил пальцы и принялся задумчиво их рассматривать.
— А-а, — протянул он. — Понятно.
— Я пыталась их спасти, — с нажимом сказала она. — Старалась делать все, что могу. Но всегда… было слишком поздно.
— Так это не ты давала им яд?
— Нет! Как ты мог подумать такое?
— Тебя могли заставить, — спокойно ответил купец. — Думаю, в арсенале Хасим-хана множество средств, чтобы заставить подчиниться захваченную в плен женщину.
— Я не давала им яд, — повторила девушка. — К тому времени, когда хан приводил меня в комнату, его братья уже пребывали в каком-то полубреду. В первый раз я решила, что брат хана пьян, хотя знаю, что коран запрещает пить. Но он вдруг схватился за меня и повис… Я сначала… Я не поняла…
Голос ее оборвался, и купец слегка тронул ее за руку.
— Успокойся, англичанка. Надеюсь, этой ночью я выживу, так что твой печальный опыт не повторится. Я позаботился брать пищу только с тех блюд, откуда ел сам Хан.
— Значит, ты тоже его подозревал!
— В своих путешествиях я научился осторожности.
— Может, он и вправду нас отпустит, — предположила Люси, сама еще не до конца веря в такое счастье. И добавила, больше для самой себя, чем для собеседника: — Зачем ему убивать тебя, раз он завладел ружьями.
— Это правда. Но странно, почему он так настаивал, чтобы я забрал с собой в Индию тебя?
— Он обязан был предложить тебе что-то в обмен на ружья.
— Но почему тебя? Ведь, наверное, очень удобно всегда иметь под рукой джинна.
— Зима выдалась очень суровой, и деревенские винят в этом меня. Мое присутствие начало вызывать раздражение у старейшин. Может, Хасим-хан решил, что теперь от меня больше неприятностей, чем пользы.
— Может быть. — Купец положил свой тюрбан на столик рядом с чаем и фруктами. — Не знаю, как ты, англичанка, а я ужасно устал. Если хан и в самом деле решил отправить нас на рассвете, я предпочел бы поспать. А ты?
— Я тоже устала, — призналась девушка.
— Держи.
Он бросил ей вышитую подушку и одно одеяло и, не ожидая благодарностей, растянулся на тюфяке.
Люси ожидала, что он заставит ее лечь рядом. Тот факт, что купец считал ее старой и непривлекательной, вовсе не означал, что он не захочет воспользоваться ее телом. Люси с усмешкой подумала, что она, несомненно, единственная женщина в Куваре (а то и во всем Афганистане), перешагнувшая шестнадцатилетний рубеж и оставшаяся девственницей. Интересно, позволил бы ей купец спать одной, знай он правду? Лишение девственности считалось одним из самых приятных мужских удовольствий. То, что Люси считали джинном, сослужило ей хорошую службу: по крайней мере ее не заставили исполнять обязанности деревенской шлюхи.
Люси сложила одеяло пополам и устроилась с подушкой в углу, благодарная купцу за то, что тот поделился с ней постельными принадлежностями. На цыпочках, чтобы не потревожить его сон, Люси подошла и загасила лампу. В кромешной темноте она отколола свою красную шерстяную чадру и скользнула в блаженное тепло одеяла.
Может быть, голова ее отвыкла от шелковых подушек. Может быть, Люси все мерещилось, что вот сейчас купец проснется, раздираемый предсмертными судорогами. В общем, по какой-то непонятной причине Люси не могла уснуть. Она лежала и смотрела на купца, сбросившего во сне одеяло.
Высокий, широкоплечий. Кожа смуглая, волосы цвета воронова крыла в отличие от жителей Кувара — по большей части сероглазых и рыжих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82